Holy Sh!t

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Holy Sh!t » Архив отыгрышей » [11.03.1942] Комсомольская путевка


[11.03.1942] Комсомольская путевка

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Комсомольская путевка

Свердловск, Уральский оптико-механический завод. 1942 год; 
Mir-Susne-khum, War

Если войны где-то ещё нет - это как-то неправильно. По крайней мере, так считает сама Война, и не просто считает, а активно исправляет. Кто угадает, что под скромным ватником и платочком простой советской девушки Олечки со странной - и удивительно неуместной сейчас - фамилией Война, которой она, кажется, немного стыдится, скрывается бессмертное существо, рожденное религией, которую молодая страна отрицает?
Кто, кроме древнего божества родом из этих мест?

[icon]https://pp.userapi.com/c845420/v845420972/e8ea0/Mptdk3g6lvU.jpg[/icon][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=319#p25909" class="name">Война</a> существо <em>Авраамические религии</em></div><div class="char_info">Второй Всадник этого вашего Апокалипсиса <hr/><em>Ольга Война</em>,<br/> 32 года, корреспондент "Красной Звезды", направлена в тыл, чтобы осветить героический труд советских людей в эвакуации <hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]

Отредактировано War (08.09.2018 00:25:50)

+2

2

一 Матушка, ну вы не плачьте, что вы так? 一 растерянный парень даже не знает, как реагировать на то, что при виде него женщина в сером в горох платке зашлась слезами. И первые секунды она молча размазывала соленые капли по лицу, а сейчас уже тихо всхлипывает. Андрей, не зная, что делать, приобнимает близкую к пожилому возрасту женщину и поглаживает ее по спине. Так только сильнее плачет, не стесняясь рабочих и грязи на одежде парня, на чьем плече медленно растекается пятно.

一 Ее зять погиб, когда увозили на фронт наших. Все выжили, только его не вынесли. Похож на тебя был. Очень. Дочь с горя ушла и не вернулась, 一 говорит бригадир, перенимая из рук Конева оставленную в полном одиночестве мать и показывая ему на станок, от которого рабочий отошел, чтобы положить готовые детали в стеллаж и взять заготовки. А тут рядом 一 огромные карие глаза с лопнувшими сосудами от бессонницы или недосыпа. Но с их сменами организм уже не воспринимает сна больше, чем в четыре часа. Провожая взглядом группу женщин, которые принесли то ли обед, то ли одежду для московских рабочих, освоившихся в Свердловске за месяц, что даже в местный театр начали заглядывать. Театр. Здесь работал театр и университеты, привезенные из Воронежа, Ленинграда и той же Москвы. И верблюды доставляли продукты.

Месяц эвакуации Конев не помнил, зато ловко справлялся на оптико-механическом заводе, как будто и не было никакой контузии, как будто и не было помутнений рассудка, из-за которых он едва ли не вываливался из эшелона. Товарищи говорили, что он первое время в Свердловске не ел, хотя Андрей вообще такого не помнил. Говорили, что не отощал от этого, но когда выписался из госпиталя и начал вести обычный образ жизни, то сразу стал как-то меньше в плечах и глаза запали внутрь черепа. Как-то совпало с тем временем, когда на замену лошадям из Казахстана привезли «корабли пустыни».

一 Ну так что ты там говорил? 一 спрашивает Васька в защитных очках на поношенных ремнях, которые держались только на честном слове и смекалке рабочего. 一 Дым над большой рекой? Может, Серпухов?

一 Нет, друг, под Москвой таких рек нет. И гор таких нет. Я, пока мы ехали сюда, понял, что река эта где-то здесь. Да и на пожар не сильно похоже, 一 качает головой Конев, стараясь максимально использовать машинное время станка, чтобы потраченное на общение время не сказалось на выпуске. Ему правда снилось всегда что-то странное, а Васька угадывал, что. Нахвастался, что все загадки и партии с последних страниц комсомолки разгадывал, потому любую смену мог занять. А Конев только и рад был поделиться своими размышлениями. В коллективе ему правда было очень хорошо, правда, тот был существенно его старше. Или существенно младше: кажется, всех мальчишек-сирот столицы и Урала собрали здесь, чтобы научить испытывать оптические прицелы, а потом постепенно подключить к производству. Говорят, что так жить проще.

一 Эй, смотри, не из «звезды» это? 一 Василий кивает в сторону, и Конев косится в ту сторону, не отвлекаясь от работы. Слово «норма», повторяющееся до той поры, пока обозначенная норма не оказывается перевыполненной на радость начальнику смены, слетает с шестеренок какого-то механизма в голове. 一 Говорили, что у них выездная редакция по тылу разъезжает. А то комсомолка до нас никогда, кажется, не доедет, а тут главная армейская. Если б не мои два пальцы и урок труда в пятом классе, может, про меня бы и «Сталинский Сокол» написал.

Конев что-то угукает, завершая работу над деталью и останавливая станок. Отнести ее в пустующей стеллаж можно за пару секунд, максимально увеличив производительность, но второй раз даже не за день, а за полчаса его что-то отвлекает. Кто-то. И снова женщина. Увидев ее, Андрей с чего-то вспоминает о том самом дыме над рекой, сквозь который идут пароходы с людьми в шинелях. Славянские лица мешаются с нечитаемыми взглядами коренных народов. Но от гостьи завода не тянет ни дымом, ни маслом, ни хвоей. В ней вообще ничего не напоминает о тайге. Ее присутствие кажется приступом во сне, когда срочно нужно идти по правому коридору, а не по центральному. Андрею срочно нужно к ней подойти. Человек, который задает вопросы, должен знать ответы, нет? Странная логика?

一 Я крайне извиняюсь, 一 дождавшись, когда женщина из отдела технической библиотеки уведет часть корреспондентов в следующий цех, Конев обращается к той самой девушке. Его речь выделялась на фоне товарищей по станку, но к этому как-то привыкли. Может быть, семья у него была из академиков сделана. Но он не помнил, к несчастью. 一 Вы не из Москвы часом? Знакомо выглядите.

Но, может быть, ее выдвинули на Сталинскую премию и фотография ее была в газете, из-за чего он ее и узнал. Тогда бы вспомнилось имя, но ничего не приходило на ум. Только ощущение, что комсомолка была бы уместна на фронте, как летчица или связист, но не в тылу среди заводов и эвакуационных эшелонов.

[icon]http://s7.uploads.ru/xwbHX.png[/icon][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=333#p27961" class="name">Мир-Сусне-хум</a> божество <em>обско-угорский пантеон</em></div><div class="char_info">Покровитель рода людского, властитель рода птичьего, связной между мирами с поехавшей от трудоголизма крышей<hr/><em>Андрей Конев</em>,<br/> 30 лет, рабочий Московского завода №217, после эвакуации — Уральского оптико-механического завода<hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]

Отредактировано Mir-Susne-khum (08.09.2018 09:19:36)

+2

3

[icon]https://pp.userapi.com/c845420/v845420972/e8ea0/Mptdk3g6lvU.jpg[/icon][sign]Всё однажды случится. Всё это не зря, и когда-нибудь конь подо мной
Остановится там, где в конце ноября будет пахнуть весенней грозой.
Так и будет, и утром последнего дня мы поскачем на красном коне.
Ненасытная Родина любит меня и не сможет забыть обо мне.
Александр Пелевин, "Здесь живу только я"
[/sign][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=319#p25909" class="name">Война</a> существо <em>Авраамические религии</em></div><div class="char_info">Второй Всадник этого вашего Апокалипсиса <hr/><em>Ольга Война</em>,<br/> 32 года, корреспондент "Красной Звезды", направлена в тыл, чтобы осветить героический труд советских людей в эвакуации <hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]Снег, укрывший необозримые просторы на многие километры вокруг. Холод, пробравшийся уже, кажется, в самое сердце взрослой и злой Герды. Дорога в скверной теплушке, насквозь пропахшей отчаянием многих и многих. Дорога долгая-долгая. Кажется, за это Война и любила страну, пути которой меряла уже не первое десятилетие – за бескрайнюю ширь. Тут было, где развернуться. 

Нельзя сказать, чтобы она совсем не скучала по странам более гостеприимным даже в разгар войны – по солнечной, задорной Тоскане, по светлому побережью Франции, даже по пыльной Африке. Везде гремела большая единая битва, лепестками разделившаяся на много маленьких стычек. А она все-таки мерзла на Урале.

Причина была проста: Россию, тогда еще империю, Война приметила в самом начале века, влезла в зарождающийся конфликт, едва не потеряла всё, чего добилась, в результате революции… Пока разбиралась, в чем дело, наступил 39 год. Пришлось признать, что коней на переправе не меняют, и остаться уж на старом месте. Новые документы – не проблема для тех, кто живет вечно. Сложно только выбрать, куда дальше, а когда выбор уже сделан, все становится гораздо проще.

И все-таки, уныло спросила себя Война, ковыряя носком старого сапога мокроватый грязный снег, и все-таки, неужели нельзя было найти места поуютнее…

На заводе стало чуть получше. По крайней мере, перестал сыпаться за шиворот назойливый злой снег, ледяными пальцами расползающийся по одежде. Удивительно всё же, какое сильное влияние имеют на живых такие мелочи, как холод, голод и усталость! Будь то божество, архангел (или, например, она сама, древний эгрегор войны как явления) или простой человек, никому не спастись от беспощадной телесности… По крайней мере, здесь, внизу.

Увлекаемая этими мыслями, Война потянулась за основной группой – им что-то уже рассказывали, но это мелочи, интересное будет потом. Пока что сыпались сухие цифры – кто, когда, сколько, каким образом… Это и без нее запишут и выдадут в ровные, как на параде, газетные строки.  Самое главное – что скажут сами рабочие…

Будто отзываясь на ее мысли, один как раз подошел – именно к ней. Война обернулась – и замерла на миг. В лицо будто пахнуло прокаленной солнцем пряной хвоей, недолгим, но ярким таёжным летом, счастливым чьим-то детством, которого она не знала, ягодой на болотах, бликами света на струйках лесной речушки, медвежьими следами в старом лесу, охотничьей избушкой где-то там, за оградой завода, там, где не бывали еще посторонние… Войне пришлось пару раз ошарашенно моргнуть, прежде чем реальность – бетонная, гремящая и стальная – вернулась к ней в полном объеме. А перед ней стоял усталый мужчина в заляпанной, давно не видевшей мыла одежде, и только лучистые, хоть и впалые глаза напоминали о первом впечатлении.

Он был кем угодно, только не человеком. Война вспомнила это ощущение маленького детского счастья, дикого и чумазого, накрывшее её, хоть у нее и не было никакого детства, ни счастливого, ни несчастного, и поняла – из местных. А еще поняла, что готова полюбить Урал. Но в этом был виноват, конечно же, он, незнакомец.

- Война, - она деловито протянула руку, ожидая реакции. Хоть какой-то. Он ведь тоже должен понять… Не дождавшись ничего особого, уточнила: - Товарищ Война… Товарищ Ольга Ивановна Война, «Красная звезда». – Она невольно улыбнулась. – Извините, с этой дурацкой фамилией сложно нормально представиться. Мы только что с поезда, из Москвы, да. Но вряд ли вы меня где-то видели… Я просто пишу статьи.

В общем-то, это было правдой. И именно это одновременно являлось причиной того, что Война торчала в глубоком тылу, а не на передовой. Первые месяцы она провела именно там, развлекаясь от души, как привыкла. А потом выяснила, что страна своих героев помнит. А еще осознала, что если не уймется и продолжит в том же духе, то у неё есть все шансы через какие-нибудь пару лет обнаружить свое фото в рамке в каждой чертовой крестьянской избе. Рядом с портретом Сталина. Эта страна в самом деле помнила героев, а еще умело делала из них выгодный патриотический культ. А такая известность Войну вовсе не устраивала. Пришлось спешно сменить личность, попутно постаравшись вымарать все, что уже было известно про юную героиню, а потом махнуть в тыл – подальше от подвигов.

И вот – она тут. С любопытством смотрит на нового знакомца, пахнущего тайгой и медом.

Отредактировано War (23.09.2018 21:21:41)

+2

4

— Война? — нахмурившись, переспрашивает Конев. За секунды паузы, пока он пожимает женскую руку, а его собеседница набирает воздух для следующего слова, через память проходит взрыв, боль в пробитом боку и застывший в легких воздух. Каша из всего, что невозможно ощущать, будучи живым. Человек и чувствовать-то не может, когда умер. Тошноту Андрей проглатывает как и прежде — незаметно. Он итак долго повторяет, что контузия уже не может ему помешать отправиться на фронт. А она ему про войну… Он-то помнит истерзанную взрывами деревню, он-то помнит, как на перевалах не оставалось сторожей, чтобы направить. Пусть никогда в столице перевалов и не было, а одинокие северные олени не переходили вброд реки. Наверное, зоопарк или красивая картинка вкупе с богатой фантазией, от которой дышать сложно, тошно, грязно. На обратной стороне — кровь и гной. — А, извиняюсь. И правда, если бы лет так на пять пораньше встретиться, может и не стало бы каламбура. Конев. Андрей Дмитриевич. Инженер двести семнадцатого Московского оптического завода. И мы с поезда. Почти. Несколько месяцев как отстроили бараки для рабочих.

Вот вроде бы у них и совпадение — одна железная дорога, только вагоны разные. И «Красная звезда»: у кого-то на передовице, а у кого-то — у буржуйки. Потому что «Красную звезду» нельзя было сжигать и пускать на самокрутки — там был Эренбург и его лозунги, выгрызающие все человеческое, лишь бы убить захватчиков. Андрей смотрит на светловолосую комсомолку, на которой не было клетчатой шапки, а в руках она не держала трубки, но ее образ все равно стоит рядом с рычащим слогом самого яркого «столбца» в «Звезде».  Пусть он никогда, видно, не читал ее статей.

Многое случается, Ольга Иванна. Я вот, отчего-то не на фронте. Не трус, меня бы взяли, только я не помню, почему не призвали. Под Москвой же бойня была, так быстро дошли… А когда эвакуировали, был подрыв линии. Контузия. Я вот и пытаюсь что-то вспомнить из того, московского, прошлого, — с полуулыбкой на губах Андрей качает головой, не обращая внимания на метроном из сердечного гула, напоминающего о том, что дело за ним стоит, каждая обработанная линза помогает снайперам расправляться с заразой на их земле, за которую он был готов встать с оружием в руках. Его держит на рыболовных крючках за корреспондентку, которая отличается от женщины, что плакала на его плече несколькими минутами ранее, от всех женщин, что он пока встречал в Свердловске. Ей и слово «женщина» не шло. Но, может быть, это было бы ей неприятно, посему Конев удерживает при себе это замечание. — Вы были на фронте? Как там?

У них все так спрашивают: как там, на фронте? Помогают ли их заводы? Не зря же спасали лучшие производства, увозя на восток? Как много убили винтовки? Сколько трупов оставили за собой танки? Радость, правда, не за кровавые ошметки, а за то, что чужая техника не разбила любимых. У Конева любимых не было, и он любил всех, кого мог. Кто мог этого заслужить честным трудом и честными чувствами.

Тошнота не проходит, хотя с его последнего визита в госпиталь прошло несколько недель. Почему так плохо? Почему становится так плохо именно тогда, когда возникает новое лицо? Всех рабочих опросил, но его знали только по последнему году на заводе. И тех, кто приехал с ними. Да не может красная быть такой огромной, чтобы ни одного знакомого лица. Всех убили? Всех забрали на фронт? Каждый товарищ тебе, плечо подставит, но родных-то сыскать хочет всякий. Чтобы не рыдать, как осиротевшая женщина в сером платке в белый горох.

— Не обесценивайте свой вклад в общее дело, мы только через вас и узнаем, что да как. Радио оборвало два дня назад, так и не смогли починить. На листках живем. Курева, правда, не наделать. Из уважения, — расстроенный тем, что ничего не удалось найти, но все же продолжающий улыбаться Андрей старается говорить о такой утрате как о единственной. Ну да, еды не напастись. Ну да, из одежды только то, что на нем, а в Свердловске зима совсем другая. Ну да, спит он в бараке и работает по двенадцать часов. Потом учит подростков работать. Спит. Ждет. Когда все станет хуже, отправят на войну и его, не взирая на противопоказания. Хотя что уж там! Какая-то судьба обступает его, не дает ему отправиться в пекло, из которого вывезла эшелоном. 

[icon]http://s7.uploads.ru/xwbHX.png[/icon][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=333#p27961" class="name">Мир-Сусне-хум</a> божество <em>обско-угорский пантеон</em></div><div class="char_info">Покровитель рода людского, властитель рода птичьего, связной между мирами с поехавшей от трудоголизма крышей<hr/><em>Андрей Конев</em>,<br/> 30 лет, рабочий Московского завода №217, после эвакуации - Уральского оптико-механического завода<hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]

Отредактировано Mir-Susne-khum (13.09.2018 23:37:31)

+1

5

[icon]https://pp.userapi.com/c845420/v845420972/e8ea0/Mptdk3g6lvU.jpg[/icon][sign]Всё однажды случится. Всё это не зря, и когда-нибудь конь подо мной
Остановится там, где в конце ноября будет пахнуть весенней грозой.
Так и будет, и утром последнего дня мы поскачем на красном коне.
Ненасытная Родина любит меня и не сможет забыть обо мне.
Александр Пелевин, "Здесь живу только я"
[/sign][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=319#p25909" class="name">Война</a> существо <em>Авраамические религии</em></div><div class="char_info">Второй Всадник этого вашего Апокалипсиса <hr/><em>Ольга Война</em>,<br/> 32 года, корреспондент "Красной Звезды", направлена в тыл, чтобы осветить героический труд советских людей в эвакуации <hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]Контузия. Они, боги, всегда находят себе причину, чтобы не помнить. Контузия. Болезнь. Травма. Нервное потрясение. Амнезия неустановленного происхождения. Неважно, как они сами называют это, настоящая причина всего одна: они снова вернулись в мир живых. Вернулись настолько травматично, что стало проще жить как уж вышло и ничего не помнить. Таким, как они, не место в нижнем мире. Для присмотра есть такие, как Война - бессмертные оболочки, самим существованием своим обязанные богам, куда лучше приспособленные для игры в людей. Богам незачем бродить среди людей, земля не вынесет их мощи и блеска. Но они все равно - идут, царапают собственные души и судьбы, чтобы еще раз посмотреть на... На что? У каждого - своё.

Он, пахнущий хвоей и медом, наверное, не выжил бы без тайги.

- В тылу люди нужны не меньше, чем на фронте, - Ольга слегка улыбнулась в ответ на искреннее сожаление, что читалось в эти дни на каждом лице из тех, кого не взяли. Ей это было приятно. Давно она не видела такого культа войны - всенародного, искреннего порыва. Ей этого не хватало. Она, может быть, и сюда, в тыл-то поехала затем, чтобы еще раз убедиться: война - она не только там, где гремят выстрелы и танки неумолимо идут вперед.

На вопрос о фронте она лишь пожимает плечами да роняет с губ одно короткое словечко:
- Война.
Она давно уже научилась отвечать именно так, двусмысленно, чтобы каждый увидел в её ответе именно то, что думал про бойню на западном фронте сам. Кому-то - трагедия, кому-то  - возможность пробиться в люди, кому-то обогащение. И только ей, Второй - просто война.

Спохватившись, она лезет в сумку, копается в ней, бормоча под нос. На миг мелькает темный недружелюбный бочок пистолета, напоминающий будто - время тревожное. Наконец из вороха блокнотов и карандашей она вытаскивает упаковку из коричневой оберточной бумаги. Буквы  не кириллические. Впрочем, этот язык теперь много кто узнает и читает. Пришлось научиться.
-Вот, - она протягивает ломкую хрустящую упаковку папирусной бумаги новому знакомому. - Трофейная. Возьмите, Андрей, пожалуйста. - Она почти уговаривает, зная, что он будет оказываться. Такой подарок - редкость. Ей он не стоил ничего - она еще помнила немецкого солдата, почти мальчика, в сумке которого нашла этот сверток. Перед этим ей пришлось его убить. Он верно служил Войне, этот юноша с винтовкой в нервно обгрызенных пальцах, и этот его последний дар тоже был справедлив.

Конев не входил в число её паствы, это уж точно.

-У вас есть возможность поговорить со мной? Или распорядок? Как у вас здесь все устроено? Когда вам будет удобно встретиться, чтобы это не отвлекало вас от работы?
Хоть и неохота возвращаться в советскую реальность из мира тихих таёжных грез, в которые ее одним своим присутствием погружал бог инкогнито, но нужно помнить и об своих обязанностях здесь. А более того, о его обязанностях. Война-то выкрутится даже в случае проблем, а зачарованный присутствием другого нечеловека Конев может и проблем заработать...

Отредактировано War (23.09.2018 23:50:21)

+1

6

Приятная улыбка сползает с лица рабочего, а в его глазах отражается разочарование, но лишь на краткий миг. Ему хочется знать всю правду о том, что происходит за пределами безопасной зоны. Ему хочется иметь представление о том, как живут люди под обстрелом, потому что пока он знает о том, зачем ему идти дальше. Но он не знает, хочет ли. Как будто всю свою жизнь он занимался чем-то иным, даже не связанным со станками на оптическом заводе. Но не мог бросить дело, которое приносило пользу для окружающего большинства. Он выдыхал вместе с остальными, когда партии забирали, когда подтверждали превышение нормы, когда в коротких справках газетных статей уточнялось, с какого завода приходил комплект для части.

Но разочарование от пустоты ответа Ольги можно сравнить разве что с детской обидой. Такой несерьезной, что играть в интеллектуальные игры корреспондентки не хочется из желания все попортить и из природной вредности, а не просто потому, что у человека в рабочем халате нет шансов на этом стадионе.  С рациональностью, кажется, у него все-таки проблемы.

Совсем не жалко? Кто знает, как долго потом придется без всего, — в ту же секунду удивляется Конев, когда в его руку ложится пакет с махоркой. Это почти богатство. У солдат в пайке есть табак, а у них есть немного того, что оставалось в городе. И необходимость имеет форму какого-то обязательного существования в Свердловске. Как и вопросы, выплывающие из черепной коробки и разъедающие пол под ногами. И он не чувствует землю под ногами. Ее там нет.

Ольга спрашивает о распорядке, а Конев неопределенно оглядывается вместо того, чтобы пожать плечами и подойти под график смены. С щелчком в шее щелкает что-то и в ушах. На стремление создавать оружие для убийства людей, которых он никогда не увидит, наслаивается то странное ощущение, которое создавало присутствие корреспондентки. Жесткая тяга, словно мимо проходит магнит и можно остаться с ним, а можно пропустить мимо, потому что вскоре тяга оставит. Но тогда она никогда не обернется, и что-то Андрей упустит, пускай она не знает ничего о его жизни до подрыва железнодорожных путей.

— Идемте тогда, — не своим голосом отвечает Конев, выпрямляясь как будто под давлением в несколько атмосфер, возникшем сбоку от него. Проталкивает ком в горле и он растворяется. Несколько атмосфер и пустота в черепной коробке гораздо сильнее гудка, которые единственный имеет власть над свободным рабочим народом. Власти нет над свободным разумом, который болезненно рвется из человеческой клети.

Выводя Ольгу на холод и проводя ее к деревянным баракам, поднимающимся над снегом и черной землей, Конев чувствует, что по крепким костям бежит нечто, напоминающее кровь. По костям. По такому сильному и хрупкому нутру, что бесчувственно поддерживает твердые формы человека. Непривычное ощущение заставляет задуматься над тем, как бы могли сломаться его ноги, не выдержав веса, или могли бы извернуться руки, не справившись с дверью на скрипучих петлях, а может могла бы извернуться шея, заприметь он за Войной несвойственное людям безразличие к оружию в гражданской сумке.

— Не хоромы, но мы тут уже обжились, — под сухой крышей и почерневшим от снега деревом скрывается просторное помещение с необработанными столбами, держащими перекладины, и разбросанными по стенам спальными мешками и простыми мешками с вещами. Их небольшая обитель, которую одному оставлять — жирно, а делить всем заводом — шумно, тепло и весело. Гармонь запрятана куда-то несколькими умельцами и достается только по разрешению начальника смены. Из мальцов не все могут похвастаться ловкостью пальцев, но им хочется обращать на себя внимание. И они обращают, потому что все женские глаза смотрят только на них. «Лишь бы не забрали и их…»

Война с войны и перед ней не надо извиняться. Мысль приходит в измятую картинами голову чуть позже, чем надо. В ней нет толка, просто вместе с озарением в сознание проталкивается что-то еще, считавшееся лишним, но что невозможно назвать чужим. Конев отходит к стене и медленно оседает на пол, вытаращившись на пустой барак, на которой не хватило даже двухъярусных кроватей.
[icon]http://s7.uploads.ru/xwbHX.png[/icon][info]<div class="char"><div class="char_basic"><a href="https://holysht.rusff.me/viewtopic.php?id=333#p27961" class="name">Мир-Сусне-хум</a> божество <em>обско-угорский пантеон</em></div><div class="char_info">Покровитель рода людского, властитель рода птичьего, связной между мирами с поехавшей от трудоголизма крышей<hr/><em>Андрей Конев</em>,<br/> 30 лет, рабочий Московского завода №217, после эвакуации - Уральского оптико-механического завода<hr/></div><div class="char_spoiler"></div></div>[/info]

+1


Вы здесь » Holy Sh!t » Архив отыгрышей » [11.03.1942] Комсомольская путевка


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно