Всё началось и закончилось на поцелуе в щёку. Это должно быть к лучшему: женщины, так уж получалось, врывались в жизнь Танатоса только с ворохом нежеланных проблем. Лишённый простой человеческой тяги к наслаждениям, которая была так свойственна его семье, Танатос при взгляде на женщин не ощущал ничего, кроме тоски. Но тоску у него вызывали еще и необходимость вставать с утра на работу, и местные вина, и картины Иеронима Босха. Словом, женщины не занимали особенного места в его иерархии плохого настроения.

Познакомились они около трёх недель назад. Она представилась как Тина и сказала, что Марк выглядит очень грустно. Марк ничуть не грустил, а просто допивал своё пиво и ждал, пока Ред Буллз надерут задницу своему противнику на футбольном поле. Он считал, что это лучшее начало выходных, но Тина с ним не соглашалась и для убедительности даже забралась на высокий барный стул справа. Вместо футбольного матча на экране Марку пришлось весь вечер смотреть на ее точёный профиль и высоко забранный хвост.

Тина спросила, не возьмет ли он ей Кровавую Мэри. И это был вопрос по факту. Из-за своих чуть раскосых, кошачьих глаз девчонка выглядела на шестнадцать, но когда Марк Дугал выразил сомнение, она показала водительское удостоверение — да, алкоголь ей уже продавали. Под коктейли и шоты они разговорились о работе и о том, как правильно проводить выходные. Напоследок Тина дала ему визитку и порекомендовала заглянуть на днях.

Работала она, оказалось, в довольно скверном кабаре. Там было шумно и людно, и девочки разной степени обнаженности взбирались по шестам, выпрашивали чаевые, отплясывали канканы и пели глупые песни. Двадцатилетняя Тина, знающая толк в выходных, проводила их по всем заветам родного Танатосу культа: её тощая фигурка взлетала на шесты выше всех, а ослепительная улыбка собирала больше всего Линкольнов и Гамильтонов. Танатос наблюдал за происходящим со слабым удивлением: ему, конечно, нечего было осуждать после вакханалий и оргий, но погоня человека за быстрым удовольствием вызывала у него только вопросы.

После выступления они курили на заднем дворе. Марк Дугал поделился с ней сигаретами и зажигалкой. Она жаловалась на начальницу и предлагала совсем небольшую услугу за двадцать долларов, но Марк Дугал отказался.

Потом он приходил еще несколько раз. Даже когда Тина не выступала, она крутилась в этом кабаре и разводила посетителей на напитки. Марку Дугалу нравилось угощать её Кровавой Мэри, текилой и самым дорогим вином в баре. Тине нравилось подшучивать над ним и строить планы: в четверг она может отвезти его на карьеры, откуда открывается хороший вид на город; в субботу он должен прийти посмотреть её программу; в воскресенье они могут встретиться в баре поприличнее и, может быть, провести вечер вместе.

Но никто не поехал в четверг на карьеры, не навестил "Улей" в субботу и не ответил на назойливые звонки в воскресенье. Потому что в понедельник Тина на прощание коснулась губами его щеки. Там, где у людей было сердце, Танатос моментально ощутил какой-то резкий, стремительный провал — будто пол под ногами растворился, и ты со всей силы помчался вниз.

Если Тина не была после этого обречена, то ей следует, Тартар ее забери, перестать испытывать судьбу на прочность.

Неделя прошла — а затем началась другая. Пиво снова стало казаться вкусным, Ред Буллз перестали проигрывать на футбольном поле. Вернулась ежевечерняя и ежеутренняя лень, когда в ряды невыполнимых задач входит не только сопровождение тела в кровать или в душ, но и обеспечение его пропитания.

История с Тиной была позади. Но недолго. Лишь до тех пор, пока в воскресной тишине не раздался звонок во входную дверь.[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon]

Отредактировано Thanatos (06.08.2018 20:57:45)

[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon] Раздражающе громкая трель звонка повторилась: похоже, гости решили не оставлять его в покое. В привычной вечерней полутьме, чем-то напоминающей сумерки каменных лабиринтов Тартара, Марк Дугал подошел к двери. В глазке отразился странноватый парень, будто сошедший с обложек альбомов The Beatles; память порой вытворяла непредсказуемые вещи, и Танатосу пришлось выкроить себе несколько секунд, чтобы точно вспомнить, какой сейчас год и что за эпоха. Нет, определенно, битники уже давно неактуальны. Что не мешало провернуть задвижку и открыть дверь настолько, чтобы в щель вместилось его явно скучающее по тяжелым наркотикам лицо, расстегнутая рубашка поверх майки и боксеры.

За дверью стоял вовсе не парень, а женщина, судя по угадываемой под пиджаком фигуре. Глаза скрывались за темными стеклами очков. Даже не дав спросить, что за чёрт ее сюда привёл, она оттолкнула Марка Дугала вглубь квартиры и тихо вошла. Конечно, тот не приветствовал незнакомцев в своем холостяцком мире, но и не возражал: молча отошел, пропустил ее внутрь. В этот момент его куда больше занял не факт вторжения, а неожиданное, резко вскипевшее чувство, похожее на неприятную щекотку под ложечкой. Она тоже оглянулась; они пересеклись взглядами, подтверждая одновременную догадку. Да. Ошибки быть не может. Она — такая же, как и Марк Дугал.

Минимально заинтригованный, чтобы начать раскручивать эту ситуацию в голове и искать возможные причины, он взялся за ручку и снова закрыл дверь. Таких знакомств у него еще не было. Странно только, что в женском теле столько мужской, агрессивной, сильной энергии, чем-то напоминающей неугомонный дух Ареса.

Тем временем женщина, обводя взглядом беспорядок в квартире, нашла себе место на кухне; очки соскользнули с её лица, чиркнула зажигалка, и из-под полы пиджака неоднозначно выглянул револьвер. Хорошие игрушки у современных богов. На секунду затосковав по старой военной забаве стрелять по стеклянным бутылкам, Марк Дугал скрестил руки на груди и сам встал посреди кухни.

— Итак, — сказала она, ответив на его молчаливый взгляд своим, так же по-Аресовски железным, — Тина.

Да. В таких ситуациях достаточно обронить одно-единственное "Тина", и всё станет очевидно. Значит, не прошло замеченным то легчайшее прикосновение ладони к плечу, касание мягких, теплых губ. Только теперь на лице Марка Дугала проскользнуло нечто. Он с присвистом втянул воздух и протянул руку за своими сигаретами, опираясь поясницей на кухонный ящик сбоку от плиты.

Бог спрашивает бога: что ты сделал с моим человеком?

Судя по этим насыщенным и электрически постреливающим паузам, торопиться им некуда. Можно посвятить памяти Тины целую затяжку. Легкие заполнились дымом; взгляд Танатоса поблек, растворился в мыслях, и он оказал себе лучшую услугу: взял этот поцелуй, эти разговоры за барной стойкой, эти легкомысленные сообщения и звонки, и мысленно убрал их в папку со штампом "Неактуально". Это даже не было настоящим контактом, полноценной связью — всего лишь поцелуй в щёку от человека, которому всё равно суждено умереть.

— Тина, — подтвердил Марк Дугал, выпустив весь никотин в потолок. — Мне есть, что рассказать. Но не очень много. Смотря кто спрашивает.

Какой сценарий был разыгран на сей раз? Дорожно-транспортный инцидент? Взбунтовавшаяся за несколько недель злокачественная опухоль? Если Смерть помечает кого-то своим клеймом, однажды мироздание заберёт, что дóлжно — так или иначе.

— Как это произошло? — спросил Марк.

Отредактировано Thanatos (10.10.2018 00:13:49)

Про незнакомку сказать пока нечего. Она курит какой-то химозный стыд, любит драматичное молчание, и у нее есть чувство стиля. Ведь только чувствуя стиль, можно так смело нарушать его правила. Только зная банальные константы гостевой вежливости, можно приносить с собой револьвер. Очевидно, что какая-то пуля в барабане предназначается ему — Танатос познакомился с ней и накрепко сроднился еще тогда, когда пола пиджака отодвинулась вбок, давая кобуре робко выглянуть наружу. Умирать не хочется, но это, на самом деле, дурной признак. Это значит, что он привык к человеческой жизни: начинать семьдесят пять процентов своих дней со звонка будильника, выслушивать недовольство брехливого начальника. Он успел привыкнуть даже к Тине. И теперь расстраивался, что Тина закончилась.

Смертность делает людей людьми, а богов — богами, ибо только в смерти познаёшь свою истинную конечность. В его случае — с отрицательным множителем.

— Ни жалости. Ни грусти, — сказала женщина, очевидно, придя ко всем правильным выводам. Еще держа сигарету во рту, Танатос развёл руки в жесте, самая жалостливая и грустная трактовка которого звучала как: "Ну ой".

Загадочное длинное слово — очевидно, чьё-то имя, скребущее по самой корке памяти, но не пробивающееся вглубь многоступенчатых амнезий ("А ведь когда-то читал — обо всех религиях, что попадались — что угодно читал!") — падает в центр кухни легким пером, ничего не потревожив. Богиня забирает догадку так же быстро, как выдвинула её. Видно, коренная американка — неясно только, из какого племени и насколько сильна сейчас, но судя по затягивающимся паузам, она уверена, что превосходство силы на её стороне.

"Хочешь говорить об этом всю ночь? Хорошо. У нас есть десять часов тридцать три минуты до моего первого будильника."

И следом за легчайшим пером в тишину падает камень: "Суицид". До чего неизящная смерть. Когда она естественна, то идеально дополняет человека, становится для него финальным назиданием, незримой эпитафией. Не надо было пить. Не надо было жениться. Что-то в таком духе. Самоубийство же, как и любое другое убийство, ничему не учит. Конечно, Тина заслуживала большего; может, автоаварию на перекрёстке или хотя бы передозировку наркотиками.

— Херово, — согласился Танатос: эта богиня, кем бы она Тине не была, чувствовала ту же фрустрацию от столь нелепого способа умереть. Прогоревший столбик пепла надломился и ударился о майку; не обратив на это никакого внимания, он повозил ладонью по ткани, не отряхнув её, но размазав пятно еще больше. — Тина не была злым человеком. И умела развлекаться. Всё по заветам дионисийской культуры, нам такое нравится.

Сигарета догорала, еще затяжка — и окурок отправится в мойку, где Марк Дугал раздавит его, забыв, однако, выбросить в мусорное ведро из-за трехэтапной сортировки, разобраться в которой слишком сложно в его-то годах. Он затянулся как следует, глядя в пространство, в неопределенную точку пустоты, которая под его взглядом — и только в его голове — начала слегка вибрировать и искажаться. Мир мертвых по ту сторону стекла звал его душой Тины, которая, может быть, до сих пор не закончила бродить по лабиринтам Ничего. В кого она, интересно, верила? Кто принял её дух и проводил в последний путь?

— Что произошло с ней, происходит каждый день. Печать Смерти отмечает всех, чье время на исходе. Таков обычный порядок вещей. — Фильтр вдавился в кладбище других таких же бычков в мойке, а сам Танатос отлепился от края стола: ему понадобилось открыть холодильник. Оттуда с нижних полок появились две бутылки самого дешёвого пива, обе из которых он вскрыл ладонью. — Он нарушается, когда люди сами навлекают на себя печать Смерти; тогда конец приходит со скоростью СПИДа после девочек с трассы. Тут даже Смерти нечего поделать.

Власть над гибелью и возрождением — это, в действительности, меньшая из властей; власть же защитить живое и поберечь мертвое — совсем другое дело.

Танатос протянул богине бутылку пива.

— Тина сама навлекла мою печать. Встала, можно сказать, в начало очереди в мир иной. Я надеялся, что ей повезёт: умирать сегодня непросто, сегодня Смерть — это русская рулетка, набор хаотичных и закономерных случайностей. У тебя больше шансов убить меня из этой свистульки, чем у Тины было шансов умереть.

Он запил свои слова горьким, разбавленным пойлом и искривил рот.

— И она теперь в прошлом. У меня есть телефон недорогой похоронной службы. Отдашь твоей подопечной последнюю дань.
[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon]

Отредактировано Thanatos (27.08.2018 02:52:30)

[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon]Незнакомка не сочла его слова правдивыми, потому как расхохоталась, вычихнув причудливое ругательство на незнакомом языке; и так как Марку Дугалу, в сущности, было всё равно, он не собирался её переубеждать. "А ты фаталист", — сказала она так, будто верить в судьбу — это что-то плохое. Он только пожал плечами, продолжая принимать такое же участие в разговоре, какое проявил бы употребивший кокаинист с очень своеобразным пониманием времени и коммуникативных правил.

Пиво даме по душе не пришлось. Оно и к лучшему — ему больше останется на вечер. Кофе у Танатоса тоже был, притом, в сравнении с пивом, чертовски сносный, но ему даже не пришлось руководить действиями гостьи: пока он проталкивал в горло еще несколько глотков пойла и пытался вспомнить, в каком ящике что лежит, та уже отыскала зерна и специи, достала джезву и даже включила конфорку.

— Чувствуй себя как дома, — сказал он со значительным опозданием, посчитав всю эту ситуацию довольно забавной: если даме не хватало перчинки, ей следует вспомнить, что у нее в кармане лежит револьвер.

Заваривая кофе на плите, она стояла так близко, что можно было рассмотреть каждую морщину сквозь пышное облако кудрей. Лицо и голос зрелой женщины, а энергии — как у вулкана, готового рвануть. Деятельная. И, видимо, довольная человеческой жизнью, если говорит о доходах и думает о том, что с него стрясти. С богами так часто — они все неопределенного возраста и неопределенного пола, радуются своему снисхождению на землю, будто дети новой игрушке. Взгляд Марка Дугала остановился на галке воротника ее белой рубашки, где кожу остро подпирала ключица. А вообще... Он тут же посмотрел вбок, выпивая еще пару глотков.

Тем более, под ароматный запах — он уже забыл, что кофе может так неплохо пахнуть — даже полная дрянь показалась бы немного вкуснее. Леди и джентльмены, мы представляем вам первую в мире богиню кофейных зерен. Можете помолиться ей в следующее утро понедельника.

— Я смотрю, к злым умыслам ты привыкла больше, чем к случайностям. Поэтому я и не пошел в частный бизнес. — Марк Дугал опустил руку с зажатым в кулаке горлом, коротко пробарабанив по стеклу пальцами. Гостья была права: с него нечего брать, а ему нечего утаивать. Хотя не то чтобы он боялся рассказать, чем они занимались с Тиной или о чем говорили — просто надеялся оставить это воспоминание себе.

Но девчонка уже мертва, так что и сомнения устарели.

— Мифы гласили: если человек прикоснется к Смерти — ему конец. На месте. В сердце угодит оторвавшийся тромб, или взорвется сосуд в мозге. Иначе было бы сложно уносить мертвых: люди не любят отдавать тех, кто им принадлежит, уж это-то тебе известно, — он на секунду ухмыльнулся, и это был первый раз, когда он выглядел по-настоящему вовлеченным в беседу. — Я бы рад и сейчас подкинуть моментальных решений, но у нас остались только предложения с отложенным эффектом. Теперь это просто случается. Может, тебя задавят на пешеходном переходе или застрелят в переулке ради кожаного кошелька. А может и нет. Посмотрим.

Гостья его, конечно, не трогала. Так, чтобы кожа напротив кожи — точно. С богами это всё равно не срабатывало, но ему было интересно последить за реакцией её зрачков: раз уж мы так хорошо устроились в этой смертной жизни, будет ли нам страшно умереть?

— А Тина — просто поцеловала меня. В щёку. — Танатос вдавил палец в своё сухощавое лицо там, где неделю назад дотронулись мягкие губы. Натянувшаяся кожа выглядела как рисовая бумага на японских стенах — нажми посильнее и запросто пробьешь. — Очень вежливо с ее стороны. 

Кофе начал вспениваться и закипать; обернувшись через плечо, Танатос взял с полки у себя за спиной кружку с чайными разводами и сколотым краем.

— Она была хорошей девочкой. Предлагала минет за двадцать долларов. Здорово танцевала. Это досадная утрата, здесь я с тобой согласен. — Кружку он отдал женщине и взял паузу, чтобы в несколько крупных глотков допить пиво. Оно не прошло так же легко, как раньше; поперхнувшись едким вкусом, Марк Дугал сосредоточенно нахмурился, сцеживая во рту кислую слюну. Может, и ему следует выпить кофе. Тем более, он еще не пробовал разбавлять его специями. — Ей я еще могу помочь — последить, чтобы упокоили как надо — а тебе нет. По крайней мере, я не слышал от тебя никаких предложений.

Отредактировано Thanatos (09.10.2018 21:11:20)

[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon] Наверное, она была забавной — в том смысле, который однозначно понравился бы брату и Олли. Слишком много человека в одном маленьком божке. Даже игра с риском, оставившая на прокопченных никотином пальцах теплый след — чересчур смертное развлечение для бессмертного духа. Сам Марк не мог определиться, как ему относиться к этой женщине; её равнодушие к самоубийству Тины могло бы даже вызвать в нём тень раздражения, потому что она была за неё в ответе. Никто не идет от сытой жизни торговать своим телом за двадцать долларов в кабаре. Но с ответственностью за ее жизнь она справилась хорошо, в отличие от Дугала — ответственного за её смерть.

— Ты права. Я тебе не опасен. — Странно думать о том, сколько движений она совершила за эти полчаса на его кухне, в то время как он ни разу не сдвинул свою задницу с кухонной столешницы — не считая броска за пивом. — Просто небольшой камбэк за то, что ты вошла в мой дом вооружённой.

Да, трёхнедельной давности молоко не сделает хорошего кофе. Как и двухнедельной давности сливки. Можно достать из коробки присланную Андреем российскую сгущёнку, но сгущёнка была слишком дорога его сердцу, потому что это — подарок от друга. Это — только для своих. Гостья не проявляла желания становиться его другом и кроме набитого пулями барабана подарков не принесла, а боги что две тысячи лет назад, что сейчас — редкостные шлюхи до подношений.

— Ты из местных? Богиня из Америки? — кофе остывал, разлитый по двум кружкам. Но Марк Дугал взял свою, только когда гостья подсказала: иногда ему нужно было напоминать о простейших и закономерных вещах. Мол, Марк, поздоровайся. Марк, почисти зубы. — Спасибо. Он ничего.

Может, это особая магия божества кофейных зерен, или Марк Дугал не привык, чтобы кто-то делал что-то для него, но черный кофе с перцем был действительно хорош. Он был рад избавиться от застоявшегося во рту кисловатого привкуса пива.

— Воздержание? — Следом за гостьей он и сам посмотрел на свои боксеры, будто впервые увидел. — Бессмысленная затея радикальных христианских мамаш. Человеческому телу нужно спать по шесть часов в сутки, есть четыре раза в день, мыться, опорожняться, мастурбировать и наблюдаться у врача. Моя семья была от этого в восторге, они известные любители повеселиться. Не зря миньоны Ливая говорят, будто его отец создал людей по своему подобию: в действительности все было наоборот.

Под новый глоток Марк Дугал осознал, что ему было приятно разговаривать с ней. Мало кто задерживался просто поболтать, особенно если в альтернативы входила перестрелка из револьвера. Поэтому, наверное, он должен был что-то сделать для неё. Вспомнить, что это к нему пришли в гости.

— Но люди не создавали Смерть. Они только осмыслили меня, и я был осмыслен иначе, чем мои братья; работа — это единственное, что заполняет мою сущность. Потому я нахожу сон, голод и мастурбацию ... надоедливыми. — Помолчав, он неожиданно добавил: — Тебе нужен сахар?

Поставив кружку рядом с пустой бутылкой пива, Марк отклеился от кухонной тумбы и сам взялся за дверцу подвесного ящика. Ощущение, будто он способен заблудиться в собственной квартире, окончательно пропало. На столе встала пузатая сахарница, забитая сахарными кубами; затем он открыл морозильную камеру холодильника, вынул оттуда коробку замороженной еды и выложил поддон в микроволновку. Устройство загудело, проворачивая на блюдце скудный ужин.

— Я много кем становился за последние сто лет: сыном и братом, отцом и мужем, солдатом, врачом, наёмным. Работать мне нравилось. Я лечил людей, включал им газ, сажал в тюрьму, резал трупы и отговаривал прыгать с крыш. С последним было не так гладко. Смерть — это лучший дар человека; кто я такой, чтобы отбирать его.

Отредактировано Thanatos (11.10.2018 04:58:29)

Бог, значит? И выбрал создать себе такую форму для воплощения? Под гудение микроволновки и аппетитное потрескивание горячей еды Марк Дугал обернулся и смерил гостью (или уже гостя?) столь долгим и пристальным взглядом, что это само по себе передало все его неозвученные мысли. Безусловно, это объяснило резкую, агрессивную, мужскую энергетику, которую он почувствовал, когда только открыл дверь. Но какой вирус безумия так разошелся по грекам и, видимо, ацтекам, чтобы они предпочли себе иной набор хромосом?

— Не понимаю, — коротко сказал Марк и отвернулся к светящейся рыжеватым светом дверце, за которой медленно, как под композицию из "Лебединого озера", вращался контейнер. — Что на вас всех нашло.

Это вносило столько сумбура — особенно в давние знакомства. Он помнил свое влечение к Персефоне, которое теперь не могло повториться, но всё равно накатывало ностальгической волной всякий раз, когда они виделись. Волну запускал вовсе не мистер Келли, а та темная, по-родственному знакомая энергия, что кипела в нём. Ощущение было не из приятных; глядя на него, Марк Дугал спрашивал себя: уверен ли я в том, что о себе знаю? А глядя на ацтека — "Уверен ли я в том, что смотрел в вырез её — или его — рубашки не потому, что посчитал её привлекательной?"

Шум стих, сменившись надоедливым пищанием; Марк Дугал дернул на себя дверцу и вынул еду из микроволновки. Стоило приоткрыть защитную пленку, как в ладонь через отверстие ударил обжигающе горячий пар, и он совершенно по-человечески, но не изменившись в лице, отдернул руку.

— Я из греков. Танатос, так они меня звали. — Он обтер ладонь о рубашку и сдернул пленку с контейнера, тут же скомкав ее в кулаке. — Мой брат тоже сошел на землю. Если бы не он, я бы остался: в Тартаре тоскливо без родной крови.

Мусор отправился в урну, а по кухне распространился очень аппетитный запах нездоровой еды. Марк Дугал приблизился к богу, чтобы поставить горячую закуску близ сахарницы, и остановился, может быть, слишком близко для светской беседы — но на том же расстоянии, на котором гость прежде сам держался к нему. Тот как раз показал ему пальцами ноль, пояснив, что именно столько раз он лишался собственного тела. Что это — осуждение? Мол, я лучше знаю, как распоряжаться своей человеческой жизнью?

— Я не выбирал умирать, и моё тело этого тоже не выбирало, — ответил Марк и занырнул в контейнер пальцами, затем отправляя в рот горячий корндог. Проблема с этими богами и богинями в том, что ты по-настоящему не знаешь, как себя с ними вести. — Впрочем, наш страх перед смертью — это первый признак проблемы. Если мы боимся перестать быть, то мы отказываемся признавать самое уродливое, что в нас есть: наше бессмертие.

Он сделал жест, приглашающий, вроде, пользоваться его гостеприимством, а сам дотянулся до своей кружки с остывшим кофе. Горький привкус кофейных зерен и перца практически бодрил. Прояснял в голове. Да, десять минут назад он определенно рассматривал воротник его-её рубашки. Какая ирония. Взгляд поверх кружки вернулся к гостю; Марк Дугал даже усмехнулся, сразу спрятав усмешку за парой глотков.

— Я знаю богов, умиравших столько раз, что от них ничего не осталось, кроме размазанных по черепной коробке ошмётков сознания. И всё равно они раз за разом возвращаются на Землю — чтобы что? — Кружка опустела, оставив на дне черные разводы кофейной гущи. Нагадай себе, Марк Дугал, счастливую и нерасточительную человеческую жизнь. — Дело в том, что ты не сможешь быть человеком. Ты даже не сможешь быть женщиной. Как ни старайся себя переубедить, факты остаются: раньше люди хотели быть богами, а теперь мы хотим жить как они. Бояться раковых клеток или падения самолетов. Бояться так сильно, чтобы появился смысл в оставлении потомства и в твоих девчонках, обтирающих влагалищами шесты.

Убрав кружку в мойку, Марк Дугал вновь занял место напротив — у кухонных ящиков, оперевшись о них поясницей, с перекрещенными руками на груди.

— Хочешь дружескую рекомендацию? Чем быстрее ты забудешь об иллюзии своей смертности, тем вернее сохранишь свой рассудок. Спускаться сюда ради человеческой жизни — это бесконечная погоня за морковкой, которая никогда не станет твоей.

[icon]http://s9.uploads.ru/4Gaps.gif[/icon]

Отредактировано Thanatos (11.10.2018 04:59:12)