Боа опять выглядит по-новому. Иисус никак не может привыкнуть к кудряшкам. Цепляется взглядом за привычные голубые очки-звезды и каждый раз удивляется, не видя привычного за десяток лет лица. Боа каждый раз смеется от этого удивления как ребенок, и Иисус улыбается.
С Боа жизнь кажется не такой паршивой.
Иисус собирается здесь задержаться. Среди людей он сейчас быть не может, не хочет и не будет. Хватит с него. Впустил одного идиота в свою жизнь, а что в итоге?
А ничего.
В такие моменты он понимает нелюбовь Отца к бытию на земле.
Боа подмигивает:
— Выпей-ка лучше, сладкий. Это почти лекарство!
Иисус потирает переносицу и забирает бокал радужного коктейля. Лекарством там и не пахнет. Приторный и совершенно не алкогольный на вкус, слоистый напиток дьявольски быстро пьянит. Боа с хохотом хлопает Иисуса по спине, а потом уходит к сцене, напевая себе под нос.
Сегодня — ночь караоке. В обычном состоянии Иисус первым полетел бы к микрофону. Сейчас он от сцены только отворачивается. Поорать он бы и рад, но все песни, что он сейчас может вспомнить — слишком больные. Ему даже алкоголь не то чтобы помогает. И все в клубе, как назло, люди. Никого сверхъестественного, кроме них с Боа, нет.
Не было.
Иисус чувствует присутствие спиной и резко разворачивается, ищет взглядом другое божество. На секунду он почти надеется, что в Австралию каким-то чудом занесло Люцифера. Но нет: это кто-то из другого пантеона. Смутно знакомый.
Симпатичный.
Иисус подхватывает свой коктейль, облизывает губы и идет к божеству, пока за стойкой рядом не заняли свободное местечко. Он уже достаточно пьян, чтобы не стесняться, и выглядит прилично в кой-то веки: выбритый, чистый, в охренительных шмотках от Боа, который так пытался поправить ему настроение. Джинсы сидят максимально удобно. На шелковую светлую рубашку с рюшками и глубоким вырезом, подозрительно напоминавшую женскую, Иисус даже пролить ничего не успел.
— Если ты тут впервые, — поворачивается Иисус к божеству, — советую фирменный коктейль. Ничего лучше не придумаешь, Отцом клянусь.

Иногда Иисусу кажется, что Боа в базовой комплектации Смотрителя выдали локальный телепорт по заведению. Иначе как он только успел от сцены переместиться назад за стойку? Не то чтобы Иисусу реально интересно. У него другие дела есть: симпатичный бог, который угощает его коктейлем и называет «love». Он аж улыбается — до того это мило.
— Я инкогнито, — сообщает он, допивает залпом остатки старого коктейля и вздыхает. Ну кого он обманывает. — Сын своего Отца и есть.
Поймет ли симпатичный бог?
Иисус старается не слишком таращиться, но не уверен, что у него выходит. У симпатичного бога слишком интригующие брови. Густые, но ухоженные, но при этом парадоксальным образом не гармонирующие со всем остальным лицом. На общую симпатичность это не влияет, только отвлекает немного.
Он пробует не отвлекаться. Придвигает к себе свой фирменный, смотрит на тот, что поставили его собеседнику. Фирменный всегда был разный для каждого сверхъестественного гостя, особенно когда его смешивал сам Боа. Иисус пытается найти в нем подсказку, но цветные слои никак не помогают ему разгадать, кто же перед ним сидит. Только убедиться, что симпатичный бог не из тех, кто просто заходит с Боа потолковать. Уже неплохо, хотя и излишне. Не ищущий приключений на пятую точку в гей-баре бог на себя такое количество парфюмерии лить бы не стал. Аромат сильный, но приятный.
И тоже никак не помогает определить, кто же перед ним. Бог все еще кажется смутно знакомым, но он уже не уверен.
— Чей ты сам? Мы, по-моему, еще не встречались, — сдается Иисус и салютует фирменным. — Большое упущение с моей стороны, если так.
Большое упущение будет, если от его неловких попыток флирта симпатичный бог уйдет пытать счастья с человеческими мальчиками.
Иисус заливает эти мысли щедрым глотком коктейля.
Он отказывается думать о человеческих мальчиках — обо всех в целом и об одном бруклинском в частности.
Лучше он еще подумает о симпатичном боге и его загадочных бровях.