Holy Sh!t |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Holy Sh!t » Эпизоды прошлого » [14.11.1918] Смотри без суеты вперед
Смотри без суеты вперед
Салоники, Греция; из города в съемную квартиру хирурга Николаоса Метаксаса
Dionysus, Thanatos
С каких пор, спрашивается, в нашей семье стало принято создавать себе женские тела и сваливаться с Олимпа без единого фигового листочка? Не то чтобы я такое осуждаю, у тебя своя голова на плечах. Но, сраный Тартар, неужели так сложно снизойти на землю попорядочнее?
Отредактировано Thanatos (30.07.2018 03:15:24)
Когда от голода окончательно свело живот, женщина села на камень и стала повторять про себя все что помнила.
Она знает, что ее зовут Данаи. Красивое, греческое имя, как из древних мифов. Она вообще довольно красива, она видела себя в отражении витрины одного из магазинов. Она одета в модное платье глубокого синего цвета с белой окантовкой. На голове у нее белая, соломенная шляпка с узкими полями и темно-синей лентой в тон платью. Она говорит на греческом, французском и английском. В Салониках она появилась примерно три дня назад. Это она тоже знает точно. Она только не знает, как она появилась в городе и откуда.
Она ничего не помнит о том времени, что было до ее прибытия сюда. Она даже не знает, как очутилась тут. Кем она была до того, как прибыла сюда? Живет ли она тут или зачем-то приехала? Так много вопросов роилось в ее голове и так мало ответов было.
Все больше и больше женщина склонялась к мысли, что она не местная, хотя явно часто бывала тут (что-то в городе было ей смутно знакомо). Самый главный аргумент, что она тут не живет, это то как сильно отличалась она от местных жителей внешне. И ее заметное отличие от других людей привлекали к ней внимание, но не особенно помогало. Люди пялились на нее, но как только она обращалась к местным, то они отворачивали головы и ускоряли шаг.
У Данаи не оказалось денег. Вот так просто, она была лишена не только памяти, но и главного ресурса для выживания в новом городе. Три дня женщина слонялась по городу, спала на пляже, просила еду (или даже просто воровала ее), думала о том, где бы найти работу.
Только сейчас ей пришло в голову, что ее могли не брать на работу, потому что она уже три дня ходит в одной и той же одежде.
Данаи вскочила с места и бегом побежала в сторону пляжа. Ее осенила мысль: она просто грязная. Именно поэтому на нее так смотрят, именно поэтому от нее отворачиваются, когда она подходит к людям. Выбегая на песок, Данаи скидывает с себя, одежду и абсолютно голой бежит в направлении волн. Все это на глазах у изумленной публики, состоящей из приличных отдыхающих и парочки шаловливых подростков, которые пользуясь случаем крадут платье. И шляпку. И туфли. И чулки. И синюю ленту, которая так красиво сочетается с платьем.
Данаи осознает свою ошибку, уже когда выходит из воды. Одежды нет, а вокруг много, очень много недовольных людей. Так что прикрываясь волосами (благо хоть они беспричинно длинные), ей пришлось убежать в кусты.
Теперь ее положение совсем плохо. Она голодна, она абсолютно голая (хоть и чистая!), а еще кто-то крадется в сторону ее кустов. Звук хрустящих веток под ногами незнакомца ничего хорошего не сулит.
Чайки, утащившие у него последний кусок питы с фетой и овощами, экстатически истошно орали. Мелькание их крыльев на фоне небесной синевы было похоже на какой-то сакральный языческий танец — такой же нервный и эмоциональный. Николаос стоял, приложив ладонь ко лбу, чтобы укрыть глаза от слепящего закатного солнца. Нигде тут от него не спрячешься. Ему больше нравилось в Салониках вечером, когда улицы освещались лишь светом из окон белокаменных домов.
Господин Николаос Метаксас прожил тут целую жизнь; ему вот-вот исполнится тридцать. Хотя "господином" чаще называют не его, а его учителя — глубоко уважаемого врача, который вот уже год преподавал ему медицинское дело. Но год — это совсем немного: лечить людей ему пока не дозволялось, только резать мертвецов. И всё равно в городе полюбили и Николаоса — дарили ему бутылочки вина и узо, предполагая, что однажды он вернёт им любезность; здоровались с ним на улице; справлялись у него о всевозможных симптомах болезней; и очень часто рассказывали слухи.
Так Николаос узнал, что близ порта появилась юродивая — женщина с оливково-тёмной кожей, в синем платье, которая постоянно просила поесть. На исходе второго дня Николаос пошел проведать её, — что это было? человеколюбие? любопытство? шестое чувство? — но не решился подойти ближе и заговорить. Напротив, когда он увидел с набережной эту соломенную шляпку и дорогую синюю ткань, которой так завидовали сплетницы, малейшее любопытство и человеколюбие испарились, будто их и не было. Недовольный, он ушёл домой, съел свой пресный ужин и затем всю ночь курил, бесцельно переворачивая страницы справочника по анатомии.
Николаос хотел жить спокойную, долгую и тихую жизнь. Почувствовать себя человеком. Почувствовать себя смертным. И года не прошло, а Мойвы, как в насмешку, уже подсовывают ему давнее знакомство из позапрошлой жизни. И вот теперь голос Вакха звучит в смертном мире, ветра спутывают его длинные волосы... Ад и Тартар, да какое "его", если Николаос своими глазами видел женское тело!
К исходу третьего дня Николаос перестал бороться с собой. Он положил в простыню обвязанную платком корзинку хлеба и овощей, набил две питы сочной бараниной, наполнил флягу водой. Всё это он скрутил в небольшой тюк и закинул на плечо, направившись вслед за закатным солнцем — то есть, на запад.
Чем ближе Николаос подходил к морю, тем сильней было чувство досады и злости. Он так хотел забыться. Видит Зевс, он так хотел пожить. Посмотрев на крикливых чаек, он сошел с деревянного помоста и направился по песку на зов. Хотя это сложно было назвать "зовом" — просто боги как-то причудливо друг к другу тянулись. Юродивую было видно издали: она стояла в своём прекрасном синем платье на самой кромке прибоя, а затем вдруг рванула с себя соломенную шляпку, спустила с плеч дорогую ткань и бросилась в волны. Её темнокожее тело заботливо обняли вода и морская пена. Люди вокруг недовольно зашептались. Пока Николаос, удивленный таким поступком, брёл по пляжу, какие-то дети прямо у него на глазах схватили дорогое синее платье и умчали со всех ног.
Обнаружив пропажу, женщина тихо и быстро прошмыгнула из воды в ближайшие кусты. Николаос терпеливо вздохнул. Впрочем, защищенные небольшой полосой кустарника и камней, они смогут найти укромное место, чтобы поговорить. И одеть Вакха во что-то подобающее.
— Ты, как и всегда, не думаешь о последствиях. — Он был недоволен Вакхом, недоволен его появлением, его видом, даже пропажей его платья. Поэтому, когда хрустнули последние ветки под подошвой ботинок и из-за куста показалось напуганное женское лицо, Танатос выбрал не совершать никаких ритуалов вежливости. — Или не думаешь вообще. Только так можно объяснить это тело.
Обыскав взглядом всё в окружении пяти метров, Танатос выбрал самый чистый камень и сел на него. Тюк, скрученный из простыни, он положил на песок и здесь же развернул. Пронзительно запахло свежим хлебом, томатами, тушёным луком и свежей бараниной.
— Тебе, полагаю, нужно поесть. — Он взглянул на Диониса, и почти сразу же об этом пожалел. — И одеться.
[icon]http://s9.uploads.ru/KX7j5.jpg[/icon]
Отредактировано Thanatos (17.12.2018 00:01:11)
Под тяжелой мужской поступью хрустнули ветки, и этот звук невольно напугал женщину. Человек, который шел к ней, излучал какие-то странные вибрации, которые невероятно смущали ее. Скрестив руки на груди крест на крест и все еще боязливо рассматривая подошедшего мужчину, Даная с удивлением слушала речь незнакомца.
Мужчина был высок, худощав и его лицо выражало крайнюю степень усталости. А еще он говорил так, будто прекрасно знает ее. Страх в глазах женщины сменился удивлением, а потом и радостью, особенно когда Данани увидела тюк с едой.
Наконец-то еда! Запах хлеба и тушеного лука приятно щекотал нос, живот заурчал в предвкушении прекрасного ужина. Данаи бросилась прямо к еде, совсем забыв о том, что хотела поинтересоваться откуда же мужчина ее знает. Вцепившись руками сразу в баранину и хлеб, пытаясь набитым ртом сделать еще один кусочек от томата, женщина бесцеремонно чавкала. За последние несколько дней ей не удавалось так плотно поесть. Наконец, она оторвалась от принесенной еды и сдавленным голосом спросила:
- Пить... Есть что попить?
Когда Данаи наконец наелась и пришла в себя, она осознала, что ее вид не слишком приличен. Хотя мужчина не требовал ничего неприличного, не пытался чего-то добиться, но Данаи снова почувствовала себя ужасно неуютно. Прикрывшись волосами и подтянув колени к груди, женщина по-детски наивно посмотрела на своего спасителя.
- Спасибо. Вы меня спасли, господин. Но... - У Данаи был чертовски выразительный взгляд, который подчеркивали ее большие глаза заметно разного размера. - Вы меня знаете? Потому что я помню только свое имя: Данани. Мне кажется, вы знаете обо мне много чего. Я... я чувствую это. Вы мне поможете?
Дело определенно шло к вечеру. Холодало и Данаи прекрасно ощущала кожей прохладный ветерок. Была бы она хотя бы во что-то одета, так холодно ей не было бы. Но сейчас начинали подмерзать ноги, плечи и нос. Гладкая смуглая кожа женщины покрылась мурашками. Данаи чихнула.
Первые несколько секунд Диониса смущало присутствие собрата: он лишь молча хлопал своими огромными глазами, однако затем запах еды раздразнил его. Он накинулся на еду так, что впору было притормозить коней — но Танатос передумал говорить это, найдя столь зверский голод чрезвычайно интересным для созерцания. Питы с бараниной, томаты, кусок феты, хлеб — всё исчезало в прожорливом чреве со стремительной скоростью, и казалось, что проголодавшийся бог не оставит в корзинке даже крошек.
Зная, что он скоро начнет давиться, если не смочит горло, Танатос вскрыл флягу с водой и молча ждал. Было бы приятнее слушать шум морского прибоя, нежели чавканье, но он понимал: разговора не получится, пока данное тело не убедится, что умирание обошло его стороной. Плывущий от голода разум лишь держал Диониса в клетке.
— Вот вода. — Он передал женщине флягу, и трапеза, наконец, была завершена.
Расположение любого зверя можно завоевать, если его накормить, однако с Дионисом всё получилось наоборот: забыв о Танатосе ровно на две питы, он вернул к нему осторожный недоверчивый взгляд и весь сжался на камне. С чего бы ему, спрашивается, так стесняться своего временного, ещё не обжитого тела? Что же особенного было в этой груди и этих бёдрах, что могло бы отвлечь Танатоса от того, что за ними скрывалось?
— Спасибо. Вы меня спасли, господин. Но... Вы меня знаете? — огромные, почти детские глаза приковывали взгляд. Может быть, поэтому Танатос едва не прослушал, что ему говорили. — Потому что я помню только свое имя: Данани.
— Аид Неодолимый и Зевс-Олимпиец, — пробормотал он имена богов, будто ругательство, а затем откинулся назад и сухо рассмеялся в небо. Чайки вторили ему возмущенным морским вскриком. Идиот! Какой же Дионис идиот!.. Уронив голову себе в ладони, Танатос протер загорелое лицо и еще раз внимательно посмотрел на собрата. Который, судя по всему, ни черта еще об этой жизни не понял. — Вот оно как. Вот что ты решил мне подбросить.
Очевидно: Дионис спал глубоким и крепким сном. Он создал это тело — и оставил его наедине с простой человеческой жизнью, где нужно было одеваться, и добывать себе еду, и разговаривать с другими. Такое бывало с богами, если они неудачно "приземлялись" в человеческий мир. Тут Данани звонко чихнула: еда могла ненадолго согреть её, но уже холодало. Неужели придется взять ее с собой в надежде, что Вакх очнется от забытья?
— Еще бы я тебе не помог, — пробормотал Танатос и поднялся с камня. — Но почему женщина?..
Он вытащил из-под опустевшей корзинки простыню и встряхнул ее от песка и крошек; тяжелая ткань взгорбилась на воздухе и плавно опустилась вниз. Сложив ее пополам, Танатос отдал простынь Данани:
— Обвяжись. Тебе холодно.
Женщина зябко переминалась босыми ногами на остывающем песке; наверное, придется набрать ей дома горячую ванну и уложить под теплое одеяло. Эта мысль начала смущать его больше, чем он бы того хотел. Ничего, она отправится на кровать, а он поспит и в кресле — однажды, всё же, сознание Диониса постучится в ее очаровательную кудрявую головку.
Пока Данани запутывалась в короткое подобие тоги, Танатос снял с себя хлопковую белую рубашку, оставаясь в белой же, чуть заношенной в течение дня майке, и протянул со словами:
— Надевай, забирай всё и иди за мной.
Отредактировано Thanatos (17.12.2018 22:03:46)
Вы здесь » Holy Sh!t » Эпизоды прошлого » [14.11.1918] Смотри без суеты вперед
