Очевидно, Шива умер.
Такое бывает, да, он регулярно выходит на новые круги сансары, он к этому уже привык. Только сейчас, кажется, он умер и попал в ад. Его родная гора и его родной дворец в верхнем мире оккупированы асурами. И Шива был бы не прочь разделить своё жилище с мелкими богами, если бы, блядь, не был Шивой, тем самым, чьё превосходство вообще не должно оспариваться и чей авторитет не должен шататься.
Шивы не было в верхнем мире каких-то полвека, плюс-минус пару лет. А его дворец выглядит так, будто это чёртова коммуналка. И, понятное дело, Шива не очень-то рад тому, что его жилплощадь сдали в аренду каким-то там асурам. Не доросли ребята до такого уровня, чтобы шнырять по его родименьким квадратным метрам в тапочках.
Шива мог бы перебить их всех. Сжечь к чертям – у него это почти входит в привычку. Но куда больше его волнует причина, а не очевидное следствие. Поэтому он отправляется во владения главного завхоза, домоуправителя и вообще именно того мудака, который скорее-всего всё это и устроил. Шива направляется к Вишну.
В его волосах непослушно вьётся Ганга, синий пепел на бледных плечах напоминает о тяжести его бремени. Не хватает только тришулы в руках. Шива честно прошёлся по своим владениям в поиске своего трезубца, но не нашёл ни черта, кроме празднующих что-то асуров, которые даже не удосужились его испугаться. Позабыли видать, каков гнев Шивы.
Шаги Шивы становятся тяжелы, когда он входит в дворец Вишну. До этого Шива передвигался между божественными городами чуть ли не по-пластунски, потому что асуры-то вряд ли прямо побегут разносить славную весть о явлении Шивы в верхний мир, но вот всякие там Брахмы могут и пирушку решить закатить по этому поводу. А Шива как-то не испытывает огромного желания видеть свою жену, своих детей и вот всю эту шушеру. Он хочет обратно на Землю, хочет в объятия сладкого запаха травки и поп-музыки. И как только он разберётся с тем, почему в его дворце живут асуры, он отправиться обратно на Землю. Первым рейсом, так сказать.
Так вот. Его шаги тяжелы, когда он важно шагает босыми ногами по коридорам дворца к главному залу. Он открывает дверь, игнорируя прислужников Вишну, распахивает резко тяжелую дверь нижней парой рук, а верхней – поправляет волосы, сплетённые в пучок на голове. Вот по этому он откровенно скучал, рук в реальном мире заметно не хватает.
– И какого, скажи мне, чёрта в моём дворце живёт весь этот смрад? – его голос гремит, отражаясь эхом от стен и высоченного потолка. – Ты позабыл о том, что должен блюсти порядок в этом затхлом мире? – Шива разводит руками – четырьмя – то ли обниматься пришёл, то ли негодует, по его улыбке сложно сказать, каковы его намерения. И по этому он, наверное, тоже скучал. По своему истинному облику, по мимике, по энергии, которая течёт по его венам здесь, и из-за которой он может проявлять свою сущность, особо не утруждаясь. Здесь он, конечно, на все сто процентов является собой.

[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]

Отвлекаясь на секунду от самолюбования, Шива окидывает взглядом Вишну, его свиту и обстановку. И секунды, на самом деле, более чем достаточно. Ничего не изменилось. Ни-че-го. Вообще. Вишну всё такой же, как полвека назад, прислуга – все красивые, глаз не оторвать, и вся эта аура безмятежного благоденствия… Секунды достаточно, чтобы вспомнить, что здесь ничего не меняется и ничего не происходит. Ну, кроме оккупации Варанаси.
Вишну называет асуров «детками», Вишну по-растамански улыбается, Вишну спокоен и раздражающе уравновешен. Шива продолжает улыбаться, едва вздёргивая брови. Он, честно сказать, не ожидал такого отношения ни к себе, ни к асурам. Не настолько он всё-таки дерьмовое дерьмо, чтобы отдавать его место для медитаций этим шумным уродцам и не испытывать по этому поводу никакого дискомфорта.
– Вижу я, как ты тут всё блюдёшь, – со смешком произносит Шива, ещё раз окидывая взглядом зал. Все эти подушечки, запах благовоний – спа-салон, а не логово блюстителя порядка. 
– Да я ещё даже не думал горячиться, – всё с той же улыбкой на лице говорит Шива. И он знает точно, какое впечатление производит. И он уверен, что Вишну замечает все мелочи его настроения, что видит предостережение в улыбке Шивы и видит вполне дружелюбную насмешку в его взгляде. Это тот самый наркотик, который держит богов здесь, думает Шива, то самое, что заставляет богов считать этот безопасный, идеальный мир лучше мира людей. Шиве не хотелось бы вновь подсесть на всю эту лёгкость и все эти бесплатные эндорфины, витающие в воздухе. – Но от вина я всё равно никогда не откажусь, – говорит он, принимая бокал из рук прислужника, считая впрочем, что куда приятнее, когда тебе наливает хозяин, выказывая тем самым уважение и радушие. Но в мире богов так не принято. Вообще не принято лишний раз задницу от подушек отрывать, если уж на то пошло.
Шива останавливает прислужника и обращается к нему шёпотом, после чего присаживается напротив Вишну, копируя его позу.
– Лингам с Варанаси, с дворцом и горой… Если ты считаешь, что мне безопаснее медитировать у тебя, я не буду противиться. Я уважаю твоё гостеприимство, – и только поэтому он не разнёс тут всё в тот момент, когда Вишну назвал причину, по которой асуры занимает теперь его дворец. – Но тришулу пусть вернут. И Нандин… если они коснулись моего быка, я их всех порешу, – Шива нежно улыбается и поглаживает собственные колени одной рукой, ещё двумя поправляя дхоти, и поднося четвёртой рукой ко рту кубок с вином.  В его улыбке привычно скрывается и другой смысл, не угрозы, но нечто многообещающее. Потому что медитации его порой сопровождаются жуткими разрушениями, если он возвращается из реального мира чем-то раздосадованный, а если Нандина всё же хоть чем-то смутили или, не дай Брахма, обидели, то апокалипсиса не миновать.
Прислужник возвращается в зал, а Шива, не дожидаясь пока тот подойдёт, пересаживается, становится на колени, опуская зад на пятки и складывает руки на груди, склоняя голову:
– Прошу твоего благословления, лотосоликий господин, – слишком уж покладисто произносит Шива.

[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]

Не подавая виду, Шива с ехидным удовольствием реагирует на то, что говорит Вишну про Нандина. Не хочется расстраивать Вишну, но велика вероятность, что этот бык устроит ему здесь, в этой обители безмятежности, какой-нибудь подпольный бойцовский клуб, потому что Нандин был избран Шивой в качестве своего спутника по заслугам, а не за красивые рога. Но в одном Шива доверяет Вишну – если тот говорит, что Нандин в порядке, значит так оно и есть. И чем это не повод не вносить смуту в идеальный мирок Вишну?
– О, мне не стыдно. Он наказан, – спокойно ответствует Шива. – И, если я не ошибаюсь, то ему ещё полвека сидеть здесь в заточении, – с выражением лица и интонациями, с которыми обычный родитель мог бы рассказывать, что поставил ребёнка в угол за разбитую вазу или посадил его под домашний арест за угнанную машину, говорит Шива, не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести. В конце концов, он не хочет, чтобы один слишком агрессивный бык начал, например, третью мировую войну, потому что кто-то где-то скажет гадость о Шиве. – Думаю, ему идёт на пользу моё отсутствие, если уж он научился развлекаться, – потому как состояние Нандина «всегда на стрёме» на пользу не шло никому.
Шива принимает прасад – принимает губами дольку персика, без особой надобности касаясь губами пальцев Вишну. Шива улыбается уголком губ, облизываясь, и смотрит на Вишну из-под ресниц. Чужие влажные пальцы, касающиеся лба вокруг третьего глаза, заставляют вздрогнуть, едва заметно, исключительно в рамках приличий. Истинный облик кажется непривычным сейчас, после долгой жизни в человеческом теле, и каждое прикосновение к этому старому, немного позабытому телу, приносит удивительные ощущение. Ведь не шутят люди, когда говорят, что новое – это хорошо забытое старое. И, наверное, только ради этого и стоит покидать верхний мир, только ради того, чтобы больше ценить его.
Пока Шива сосредоточено ловит ощущения, как наркотические приходы, Вишну, кажется, наоборот возвращается из своего трипа умиротворения и блаженства. То есть мозг включает. С ним это случается, к сожалению Шивы, достаточно часто, но всё равно каждый раз вызывает не дюжее удивление. Но Шиве приятно, что Вишну не забыл, с кем имеет дело. Шиве приятно, что Вишну предпочитает перебдеть. 
Скучал ли Шива? Вообще-то нет. Ему особо некогда было скучать, ведь именно чтобы не скучать, Шива выходит в мир людей. Человеческие жизни так быстротечны, что оставлять время на раздумья о былом, на воспоминания о какой-то другой жизни было бы полным безрассудством. И не то что бы Шива не умел останавливать своё старение там, в реальном мире, просто ему нравилось стареть вместе с миром. Это позволяло представить, будто хоть в чём-то, что он делает есть хоть капля смысла. Иллюзия значимости его жизни, как и любой человеческой жизни.
Так что – нет, Шива не скучал. Не стремился к встрече, не принимал никаких решений, которые бы привели его сюда. Ну, если не считать той идиотской пьяной драки, в которой он случайно помер.
– Ты будто бы думаешь, что я устыжусь своего желания увидеть тебя, брат, – Шива смотрит в глаза Вишну, не скрывая улыбки. – Твоя душа знает мою тысячи лет, твоё лицо ранит мои глаза красотой, твоя любовь светом тысячи солнц освещает моё сердце, как мог я не скучать? – слова Шивы искренни, слова Шивы честны и чисты, потому что действительно ведь – как он мог не соскучиться за то время, что они не виделись. Шива и в правду считает, что не мог, но при этом он действительно не думал о Вишну и не чувствовал тоски от столь длительного расставания, а вот сейчас он более чем счастлив видеть Вишну, слышать его и касаться его лица и рук невзначай, сопровождая этими лёгкими прикосновениями свои слова. Сложно быть амбивалентной сучкой, но Шива справляется и глазом не моргнув.
Шива моргает и вспоминает, что Вишну, между прочим, прервал очень важный процесс.
Одной рукой мягко отталкивая Вишну от себя, упираясь ему в грудь, Шива осторожно держит кубок с вином в другой. И как только Вишну садится ровно, Шива, не убирая руки с его груди, поигрывая пальцами с висящими на шее побрякушками, нижней парой рук обхватывает его за голень, заставляя вытянуть ногу. Шиве приходится немного отползти назад, побрякушки на шее Вишну звенят, когда Шива их отпускает. Одна рука на голени, а ещё две гладят ногу Вишну по щиколотке и стопе, когда Шива выливает на ногу Вишну вино из своего кубка, разливая его на пол и на свои дхоти. Слизывая вино с ноги Вишну, обсасывая его пальцы, Шива улыбается, видя выражение лица Вишну. Нет, ну, не мог же прасад обойтись без чаринамриты?
[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]

Желание Вишну избавиться от свидетелей не может не забавлять. Бедняжка Раджив мог бы и остаться, его жизнь наверняка до ужаса однообразна, и Вишну мог бы и не лишать мальчишку хоть какого-то разнообразия. Шива улыбается, прикрывая глаза, – он не смотрит на мальчишку, но чувствует его взгляд, – и проводит кончиком языка по подъему ступни Вишну, совершенно бесстыдно.
Вино, смешиваясь с солоноватым вкусом кожи Вишну и свежим ароматом цветочной воды, которой только недавно омывали ноги Вишну, пьянит немного сильнее, чем должно бы. Но не настолько, чтобы Шива пропустил тот момент, когда Вишну оказывается гораздо ближе, лишая Шиву возможности продолжать затеянную игру.
Сандаловое масло бьёт в нос непривычно – воздух здесь и так весь пропитан благовониями, тогда как Шива привык больше к автомобильным выхлопам, чем ко всему этому релаксирующему дерьму. Но Шива не против. Опять-таки – это разнообразие, и это лучшее, что может случиться с существом, которое прожило уже несколько тысяч лет.
Прикосновения к коже пробуждают рецепторы, пробуждают чувственность тела, пробуждают такие знакомые ощущения, по которым Шива тоже не скучал, но которыми без каких-либо оговорок наслаждается теперь. Медленно, слишком медленно руки Вишну скользят по спине и плечам, и холодное сандаловое масло постепенно нагревается под его руками, как нагревается и кожа Шивы там, где её касается Вишну.
Шива поддерживает контакт, не отводит взгляда, и расплывается в довольной улыбке, чувствуя приятное покалывание во всём теле. Люди редко смотрят друг другу в глаза, люди считают, что глаза – это зеркало души, люди скрывают свои души, люди стеснены какими-то правилами, их веки опускаются под тяжестью комплексов в самые интимные моменты, у людей есть тысячи причин прятать взгляд. Вишну же смотрит Шиве в глаза, не скрываясь, открывая себя без страха или неловкости. И Шива – тоже, Шива отдаёт всё, что у него есть, и любовь, и нежность, и грусть с болью, не переживая на счёт того, примет ли это Вишну.
Их дыхание постепенно находит общий медитативный ритм, один вдох на двоих, один выдох на двоих, дыхание – одно на двоих. Но Вишну разрывает тишину словами, а Шиве остаётся только цокнуть на него языком, осуждающе и негодующе качает головой, потому что вот он уж точно не собирается портить всё лишними словами. Слова Вишну сбивают, разрушают умиротворение, но ненадолго. Шива дышит глубоко, поддерживает Вишну за ноги, когда усаживается под ним в позу лотоса и заставляет Вишну сесть сверху, обхватывая Шиву ногами.
Шива дотягивается до масла, щедро выливая себе на руки, другой парой рук нежно поглаживая живот Вишну, поднимаясь руками выше, цепляя все его украшения и снимая их. Шива растирает масло в руках, увлажняя все четыре руки, прежде чем снова касается Вишну, массируя его спину и грудь, легко сжимая шею и, поддразнивая, спускаясь нижней парой рук к ягодицам. Шива чувствует Вишну всем телом, чувствует его близость, чувствует, как жжёт кожу от его прикосновений, как зарождается возбуждение внизу живота. Нежная кожа Вишну не сравнима ни с одним человеческим телом, сколько бы ухоженным оно не было. Вишну – как лотос, такой утончённый, лёгкий и бархатистый, и Шива довольно улыбается, смотря Вишну в глаза. Шива чувствует энергию Вишну, Шива чувствует его любовь, видит её в его глазах, как и видит своё отражение. Это магия, это практическое волшебство, не имеющее отношения ни к их божественному происхождению, ни к тому, какими силами они были наделены. Волшебство не в их сущностях, а в их отношениях – а тут уж они сами постарались, без чьего-либо влияния.
Руки Вишну – везде, буквально. И Шива перехватывает одну из его рук, прижимая внутренней частью ладони к себе, целует почти невесомо, проводит зубами по ребру ладони, а потом гораздо нежнее – языком между большим и указательным пальцами. Сандаловое масло, конечно, это вам не съедобная смазка, но Шиву кроет от всех этих недостатков верхнего мира, кроет от ощущения себя в этом месте, от осознания его реальности, от того, что Вишну – тоже реален, хотя об этом легко забыть за недолгую жизнь на Земле.
Шива откидывается назад, опираясь на две руки, не выпуская изо рта пальцы Вишну, не отводя взгляда, выгибает спину, проводя короткими ногтями по груди Вишну, и чуть приподнимает бёдра – дразнит, качая Вишну на руках, заставляя скользнуть ближе, вжаться плотнее, почувствовать сквозь тонкую ткань дхоти его возбуждение.
Ласкать Вишну, касаться его тела, заглядывать ему в душу можно вечность, и Шива никуда не спешит. В его движениях нет сдержанности или скромности, когда он сильно сжимает бёдра Вишну, когда касается открытым ртом его рта, не целуя и даже не намереваясь это сделать, просто вдыхая один с ним воздух и наслаждаясь этим. В Шиве столько страсти и похоти, что он мог бы сорваться, если бы не тысячелетний опыт медитации. В Шиве столько страсти и похоти, что нельзя не заметить его любви. Сейчас далеко на задний план уходят и ненависть к верхнему миру, и раздражение из-за вынужденного пребывания здесь и из-за асуров, занимающих его дворец. Всё это такое бренное, всё это проходящее, а любовь – это константа, на которой держится хрупкий мир Шивы. И Шива совершенно точно не стыдится показать Вишну всё это, показать прикосновениями, не опорочивая это чистое чувство словами, которых требовал Вишну. Глупый. Куда более человечный, чем думает сам. Шива улыбается ему в губы, снова, опять, в который раз за то время, что они сидят так, касаясь друг друга, дразня и заставляя друг друга сдаться. 

[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]

Смотреть в глаза Вишну – это как наблюдать за ним изнутри. Шива будто ощущает себя невольным свидетелем того, как скачут мысли Вишну, как они формируются у него в голове. И ещё Шива видит, как Вишну не позволяет этим мыслям выйти наружу, ничего, кроме мелких мимических изменений, не выдаёт то озорство, которое Шива видит в его глазах, то упрямство, которое Шива находит в его взгляде немногим позже. Подглядывать за Вишну так весело. А ещё смотреть в глаза Вишну и теряться в ощущениях – это ли не нирвана?
Шива не думает, не анализирует то, что чувствует. Он отдаётся ощущениям, отдаётся блаженной тишине, оттесняя на задний план молитвы, которые он слышит здесь, в верхнем мире, игнорируя все эти мелочи бытия богом. Его сознание опустошается и заполняется заново, он будто бы даже чувствует лёгкое покалывание кожи головы, хотя секунду спустя и понимает, что это всё из-за Вишну – его прикосновения такие наэлектризованные, будто он копил всю энергию для Шивы многие века. И, наверное, отчасти так и есть. У Шивы тоже есть кое-что для Вишну.
Как бы то ни было, а сознание проясняется, пока губы Вишну оставляют горящие следы на его коже, пока его сильные руки разминают мышцы. Шива наслаждается тем, каким живым заставляют чувствовать его эти прикосновения. Шива наслаждается так, будто не существовал вовсе до момента их встречи, и в каком-то смысле оно так и есть.
Возбуждение неумолимо нарастает, и в другой момент Шива бы не медлил, но сейчас он даже не думает о том, чтобы нарушить это сакральное воссоединение излишним рвением. Он сдерживает себя и сдерживает Вишну – выдержки у него хватит на двоих. Но медленно, очень медленно прикосновения становятся более откровенными, и нарастает этот невероятный зуд, будто кожа горит изнутри, и от этого хочется большего – больше контакта, больше невероятно тесного телесного контакта, больше нежной кожи под руками. Сейчас каждое прикосновение кажется таким ценным, и Шива прекрасно знает, почему. Ему хочется спросить Вишну, взрывалось бы его сознание от каждого прикосновения пальцев Шивы к его соскам, если бы это было обязательным блюдом в ежедневном рационе? Потому что за себя Шива с болезненной честностью может ответить хоть сейчас – нет, ему бы наскучило это, может быть не скоро, но рано или поздно никакая Кама Сутра не спасла бы его от того, насколько всё просто здесь происходит.
Это сбой, подобные мысли сейчас – исключительно из-за того, что Шива немного всё же потерял сноровку, слишком очеловечился, и ему это даже нравится. На фоне этих мыслей удовольствие от происходящего кажется только острее. И Шива нажимает немного сильнее нижней парой рук, когда массирует спину Вишну, и вместо очередного невесомого касания пальцами верхней пары рук груди Вишну, проводит ногтями, вниз, задевая соски, ниже по прессу, а потом сжимает бока, настойчиво облизывая губы Вишну, влажно, пошло, задевая языком подбородок и улыбаясь. Он без слов спорит с Вишну, потому что видит то самое упрямство, чуть ли не читает мысли, но всему виной энергетика, какие-то флюиды, которые исходят от Вишну. И ещё виновны его прикосновения, конечно, виновны без суда и следствия. Руки на бёдрах, руки в волосах – соблазняюще, завораживающе и так мало.
Оглаживая ноги Вишну, сильно сжимая его бёдра, второй парой рук Шива забирается под пояс Вишну, обхватывая его ягодицы, сжимая скользкими руками, и вжимает Вишну в себя плотнее, громко выдыхая – это восхитительно, непередаваемо. Ощущать его так близко, пробовать на вкус его кожу, оставляя на синем тёмно-фиолетовые отметины. Шива исследует поцелуями шею Вишну, ключицы, его грудь и плечи, чувствуя на языке неприятный для него вкус сандалового масла. И, когда Шива ощущает ответные поцелуи, у уха и на плече, он думает, что случайно вовлёк Вишну в этот их вечный спор о том, где лучше и как лучше. Единственный плюс, конечно, что сейчас им определённо хорошо обоим.
Шива не знает и знать не хочет, сколько времени проходит, но он чувствует, что губы подпухают от того, как настойчиво он истязает тело Вишну, каждый кусочек кожи, до которого может добраться, уже даже не чувствуя сандала на языке. Шива не знает и знать не хочет ничего о времени, потому что оно, на самом деле, никогда не имело никакого значения для богов. Поэтому он не может и не хочет думать, что пора уже переходить на следующую базу, он только улыбается в губы Вишну, когда целует его, глубоко и медленно, сдаваясь – однозначно капитулируя, потому что здесь, с Вишну, лучше, чем где-либо в другом месте. В этом море тактильных ощущений, когда он не может даже определить, где Вишну касается его, а где кожа просто ещё хранит его жар, здесь – лучшее место во всех мирах. И, да, наверное, он немного портит этот момент своего просветления – похоть всё же захлёстывает его, и он сам тихо стонет, когда кончиками пальцев нижней пары рук проводит между ягодиц Вишну, поддразнивая. Шива щипает Вишну за соски и надавливает на его тугую дырку всё ещё скользким пальцем. Шива смотрит Вишну в глаза, хотя желание зажмуриться и посчитать до десяти смешным отголоском земной жизни бьётся в голове. Но здесь, перед Вишну, он вовсе не боится показать, что скрывается у него внутри, и его глаза горят настоящим огнём, он совсем не виноват. Просто пожар внутри разгорается до неимоверных масштабов и отрицать тот факт, что Шиве хочется прямо сейчас сорваться, поддаться низменным инстинктам и грубо выебать Вишну, Шива не будет. Он даже хочет, чтобы Вишну понимал, что именно Шива сдерживает сейчас, нежно касаясь этого безбожно охуенного тела.
[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]

Всё, что происходит, происходит исключительно потому, что Шива сдаётся. Шива так долго был человеком, что сейчас все эти земные инстинкты всё ещё управляют им, его будто бы всё ещё преследует желание получить от жизни максимум, хотя сейчас он ещё более далёк от смертности, чем в реальном мире. Сейчас всё время мира в его руках, но кажется, что стоит помедлить пару минут и в его руках не останется Вишну – он исчезнет, как исчезали десятки смертных, которых Шива держал в своих объятиях и о которых сейчас практически ничего не помнит.
Шива сдаётся, срывается, забивает на то, чего хотел полчаса назад, забывает обо всём и пытается вспомнить, что нравится Вишну, пытается вспомнить – каково было в прошлый раз, был ли прошлый раз или это просто странные инсинуации памяти?
Здесь, в этом мире, ему хватает рук, ему хватает силы, чтобы продемонстрировать Вишну насколько впечатляющей может быть земная страсть. Хотя кого Шива хочет обмануть… Ничего земного здесь и сейчас нет – сплошь да рядом одна божественность. Например, стоны Вишну, например, его взгляд, например, его жадность – это всё божественное, неземное, и от этого кружится голова, а в мыслях появляется предательское желание остаться с Вишну, здесь, в верхнем мире, на какое-то время. Но как бы Шиве не нравилось демонстрировать Вишну свою любовь, как бы ему не нравилось быть любимым в объятиях Вишну, Шива знает, что для всех будет лучше, если он вернётся на землю. И поэтому – и не только поэтому – Шива торопится. Шива растягивает Вишну наспех, хотя понимает, что никоим образом не сможет здесь, в этом чёртовом божественном мире, причинить Вишну боль – как бы иногда не хотелось. Шива проникает в него, целуя, лаская, показывая каждым взглядом свои нагие мысли, свои помысла, свою любовь. Шива торопится и хочет причинить Вишну хоть немного боли, чтобы он познал наконец насколько прекрасной может быть любовь, когда есть нечто на другой чаше весов. Шива слышит стоны Вишну сквозь молитвы и миллионы разных голосов – и это неудобство можно было бы назвать божественным болезаменителем, если бы это не была чужая и неизбежная боль, с которой он ничего не может сделать, от которой он давно уже не получает удовольствия. Вишну такой напряжённый под руками Шивы, Вишну такой горячий и невероятно податливый – хоть в чём-то, хотя бы сейчас, – что Шиве хочется разнести тут всё, чтобы добавить немного перца. Или соли? Как там говорят? Неужели он уже начинает забывать свой земной опыт? Так рано? Или просто он перестал замечать течение времени и прошли уже месяцы или даже годы? Мысли, дурацкие мысли подгоняют его – это так по-человечески, что прям неловко. Движения – яростные, быстрые, – подталкивают его к грани, и он вбивается в Вишну так, что покрывала под ними рвутся. Шива впивается в ягодицы Вишну ногтями, он царапает спину Вишну, кусает его губы – ни капли крови, ни капли боли, максимум – едва заметное покалывание. Шиву трясёт от ощущений, когда он кончает глубоко внутри Вишну, когда чувствует горячую сперму Вишну у себя на животе, когда пробует её на вкус, собирая её со своего живота и пошло облизывая пальцы.
– Буду считать, что благословение получено, – на губах вкус спермы и пота смешивается с послевкусием от недавно испитого вина.
Шива улыбается, обнимая Вишну, ловя его дыхание – едва сбившееся, такое бесчеловечно спокойное, несмотря на то, что он видит, как безумен в страсти Вишну, как его разрывает на кусочки, как он даже не пытается собрать себя, чему свидетельствуют странные всплески света и другие спецэффекты от бесконтрольного применения Вишну своих сил.
Здесь, в этом мире, Шиве не хватает только сигареты после секса. Но спускаться прямо сейчас за сигаретой, наверное, не стоит… Или да? Или всё-таки нет? Или… Шива лежит на Вишну, трётся носом о его кожу, пахнущую сандалом, и понимает, что ненавидит это чувство спокойствия, это ощущение дома, которое у него появляется рядом с Вишну, да и вообще – в этом проклятом верхнем мире.
– Давай попробуем вместе спуститься, брат… – говорит Шива, зная прекрасно, что это приведёт их к очередному спору. – Ты ничего не потеряешь, а здесь ничего не изменится. Разве что и в твоём дворце могут поселиться асуры, – Шива усмехается и ложится на спину рядом с Вишну и взмахом руки материализует себе свой чиллум, забитый чарасом. – Хотя можешь не отвечать, ведь я знаю ответ, – говорит он, стараясь не смотреть на мир своим третьим глазом, который здесь и сейчас прекрасно и очень исправно работает, предсказывая очередной скандал – правда, тут не нужно быть пророком, чтобы понять преддверие спора. – И знаю, что ты всё такой же упрямый баран, каким был всегда… – вздыхает Шива, отчасти ступая на ту дорожку будущего, которую видел минуту назад, поджигая третьим глазом воистину божественный гашиш в своей курительной трубке.
[icon]http://funkyimg.com/i/2JbG1.gif[/icon]