Память не к месту подбрасывает странные мысли, Юэн вспоминает, как чувствовал себя в последние дни в бункере. Это было совсем недавно, но кажется, будто прошла целая вечность с тех пор, как они с Итаном открыли дверь бункера. Юэн ждал от мира на поверхности самых потрясающих чудес и самых ужасающих кошмаров. Но за эти дни Юэну открылся целый новый мир. И этот мир гораздо более красочен и чувственен, чем Юэн мог себе представить. По правде, Юэн и не догадывался о том, что такое чувственность – это было пустым словом из какой-то книги. Сейчас, когда Итан сжимает губы на головке его члена, Юэн воспринимает эти новые ощущения, переживает совершенно невероятные чувства, и понимает, что не смог бы себе такого представить, даже если бы и знал что-то о сексе раньше. И, да, определённо, это стоит всего, что он узнал и что пережил за эти дни на поверхности.
Все эти ощущения выносят мозг, но, несмотря на это, Юэн всё равно мечется между наслаждением и каким-то необъяснимым страхом. Особенно страшно ему становится в тот момент, когда он чувствует, как упирается головкой члена в глотку Итана. Страшно в основном от того, насколько это восхитительно. Юэн не знает ни подходящих слов, ни подходящих действий, которыми можно было бы выразить то, что он ощущает, поэтому он продолжает бессвязно скулить, то и дело повторяя имя брата.
Юэн мечется, буквально – не зная, куда деть руки и ноги, то инстинктивно поддавая бёдрами навстречу горячему, влажному рту, то спохватываясь и стараясь отодвинуться от Итана, чтобы не причинить ему вреда. Юэн мечется и мысленно – от «боже, боже, боже» до несвязных обрывков из серии «я делал это неправильно», но в основном он ничего не понимает. Ему так хорошо, это так – мозг подбрасывает новое слово – «горячо». Будто бы в поддержку этого открытия, Юэн замечает – начинает осознавать отдельные ощущения, – что прикосновения Итана обжигают кожу. Его будто током бьёт, Итан будто сводит его с ума, и Юэн совершенно не знает, как с этим справляться. И Юэн снова скулит, выгибаясь так, что спина хрустит, а потом сгибаясь так, что почти мешает Итану. Зато на какую-то секунду утыкается носом в его волосы, и этот запах такой родной, такой привычный, сейчас кажется чем-то совершенно новым, головокружительно прекрасным.
Даже когда Юэн кончает, он всё ещё хочет Итана, будто бы ему недостаточно, будто бы мало того, что перед глазами темнеет на какое-то время, и это такое странное и непонятное чувство, но не поддаваться ему невозможно. Юэну хочется трогать Итана, хочется его целовать и хочется быть настолько близко, насколько это возможно. Только Юэн понятия не имеет, как эти желания реализовать. Поэтому Юэн берёт, что дают, целует Итана, сжимая его член в руке, царапает его шею второй рукой, кусает за ухом – и, судя по всему, Итану это действительно нравится. Вкус собственной спермы на губах Итана едва ли кажется Юэну лишним. Наоборот, что-то такое внутри у Юэна загорается, будто этот вкус только доказывает, что Итан принадлежит ему и только ему. Пугающее, но слишком сладкое осознание. Итан напрягается всем телом прежде, чем кончает в руку Юэна, и Юэн запоминает каждую его эмоцию, каждое его движение, ловит их и наслаждается этим. И он бы с удовольствием не останавливался на достигнутом, но день был слишком долгим и слишком насыщенным, так что Юэн совсем недолго пристаёт к Итану с поцелуями, пока не засыпает в его объятиях.
Утром Юэн чувствует, что остаётся на узкой кушетке один, но ещё какое-то время валяется в полудрёме, не желая возвращаться в реальным мир. В какой-то степени ему хочется закрыться в этой лаборатории и не выходить ещё лет десять. Ну, с Итаном закрыться, само собой. Может, этого времени ему хватит понять, как работает этот чёртов секс и что делать, когда хочется чего-то гораздо большего и более близкого и… Юэна не смущает, что он будто бы и не спал, и сейчас его мысли ничем кардинально не отличаются от тех, что были перед сном, и состояние – тоже, ничем не отличается. Хотя, наверное, если бы он встал сразу вместе с Итаном и не потратил последние минут пятнадцать, вспоминая, каким невероятным Итан становится, когда его губы краснеют, когда на них его – Юэна – вкус, когда Итан не сопротивляется и не включает свои морализаторские лекции, а наоборот тянется за поцелуями… В общем, если бы Юэн не усугублял ситуацию, то утренний стояк не был бы сейчас его проблемой.
Кое-как напялив на себя чистые спортивные штаны и футболку, сонно и нехотя, Юэн выходит из комнаты, продолжая тереть слипшиеся глаза.
– Я не мелкий, – ворчит Юэн, услышав, понятное дело, самое важное из разговора Итана с Майком. – И тебе доброго утра, – Юэн подозрительно смотрит на палец Итана и думает, что будет, если он укусит Итана за этот палец, вряд ли от этого Итан перестанет командовать прямо так вот с утра пораньше. – Если надо, то я пойду. А что вообще происходит? – Юэн потягивается так, что майка задирается, и, быстро спохватившись, Юэн поправляет майку, и немного больше краснеет, хотя со сна щёки и без того румяные.
– Там снег, – кажется, Юэну отвечают все хором, потому что ему приходится даже проснуться из-за образовавшегося шума.
– Снег? В смысле… Снег?! – спустя секунду Юэн уже прилипает лицом и руками к окну, во все глаза рассматривая громадные сугробы и летящие снежинки. – Снег! – будто бы его тут кто-то ещё не заметил, кричит Юэн, восторженно оглядываясь на Итана. Восторга что-то на лице Итана нет, и Юэн не понимает, почему. Это же снег! Настоящий! Наверняка, он холодный и мокрый и… и наверняка: – он убивает, да? – в его голосе всё ещё слишком много восторга для такого вопроса.
– Какой догадливый, – смеётся Майк, который до этого отошёл подальше от Юэна, будто тот прокажённый.
– Если он убивает… то только я могу там ходить, а значит никто не будет мне угрожать, – в голосе всё ещё слишком много восторга. – Охуенно! – Юэн почти прыгает под окном, а его слова смазанные и нечёткие, потому что мордой он всё ещё прилипает к стеклу.
– Юэн! – возмущение Итана почти такое же огромное, как восторг Юэна.
– Ой, – Юэн отворачивается от окна и виновато смотрит на Итана, – прости. Это всё Майк. Пойду почищу зубы, – Юэн ретируется из общей комнаты с такой скоростью, с какой может, потому что он хоть и не самый взрослый тут, но всё же понимает, что терпение Итана не безграничное. А за десять минут Юэн успел сначала не согласиться с Итаном, а потом ещё произнести то самое слово, которое вероятно относиться к «плохим» словам, которые Юэну говорить нельзя. А это уже много, Юэн понимает, поэтому он смиренно чистит зубы, принимает душ, смывая с себя засохшие остатки спермы, и даже стирает их с Итаном одежду, которая тоже вся в сперме. И всё по собственной инициативе. И не то что бы хоть что-то из этого помогает ему отделаться от воспоминаний о вчерашней ночи. И об Итане, и его губах на собственном члене, его руках на заднице, его поцелуях, его тихих стонах, его запахе…
Пока Итан с Мэттом изучают компьютер, который Мэтт кое-как реанимировал, подключив к сети, Юэн смотрит на снег через окно и старается не думать о том, что если ему не помог ледяной душ, поможет ли ему снег избавиться от этого жуткого желания прямо здесь и сейчас трогать Итана. Юэн смотрит на снег, потому что иначе он будет смотреть на Итана и на то, как Мэтт сидит рядом с ним, то и дело прикасаясь к нему. Ужасная несправедливость. Юэн тоже хочет прикасаться к Итану. Юэн совсем не хочет, чтобы это делал Мэтт, хоть в его прикосновениях категорически нет ничего этакого.
– Малышу обидно, что его не пускают играть со смертельно опасным снегом? – Майк присаживается рядом, а Юэн хмурится и сопит обиженно.
– Отвали, – Юэн поднимается с насиженного места, говорит Итану, что пойдёт поспит, и выходит из общей комнаты.
Мысль приходит в голову как-то очень неожиданно. Все считают его маленьким? Тогда он докажет, что не такой уж он и бесполезный.
Юэн очень надеется, что ниндзя-ген у них с Итаном разный, и что ему удастся спуститься на первый этаж незамеченным. Надев две пары носков под ботинки, накинув куртку и найдя в рюкзаке шапку с перчатками, Юэн тихо проскальзывает мимо общей комнаты на первый этаж, уходит к самой дальней двери, и прикладывает свою руку к замку. Дверь открывается и с улицы дует холодным воздухом, а снег у порога тут же опадает к ногам Юэна. Он замирает всего на секунду в восторге, а потом быстро запирает дверь за собой и по сугробам скачет в сторону ближайших домов.
Перчатки в кармане и Юэн мнёт в руках снег, хотя быстро пальцы замерзают. Но это того стоит. Мягкий снежный покров скрипит под ногами, снег в руках тает понемногу, но, оказывается, если сжать в руках достаточно снега, то он затвердеет и обретёт форму. Это и есть снежки? – думает Юэн, подкидывая в руке комок снега. Снежок распадается, когда приземляется обратно на ладонь, и следующий снежок Юэн лепит сильнее спрессовывая снег в руках.
Юэн бродит по снегу минут десять, идёт неизвестно куда, просто – вперёд. Он постоянно оглядывается, боясь обнаружить Итана, идущего по его следам, и решает, что надо поторопиться, потому что вряд ли Итан настолько увлечён разговором с Мэттом, что забудет о Юэне надолго.
Юэн заглядывает в парочку стоящих рядом друг с другом небольших магазинов, там предсказуемо пусто, и наверняка так будет в каждом магазине в этом городе. Майк предупреждал. Поэтому Юэн заходит в одно из зданий недалеко от медицинского центра, где они остановились. Внутри здания, в тёмных коридорах и на ветхих лестничных проёмах гораздо страшнее, чем на улице, на открытом пространстве. И в этот момент Юэн понимает насколько чертовски глупым является его поступок, ведь единственное оружие, которое у него есть, это стремительно таящий снежок.
Внутри здания воздух какой-то слишком затхлый, Юэн не привык к такому. Но это его не останавливает. Он дёргает за дверные ручки и, если они ломаются от старости прямо у него в руках, он заходит в квартиры, которые когда-то несомненно были жилыми. Но поддаются далеко не все двери, так что обход этажа занимает у него не больше десяти минут. Тем более, что все эти квартиры выглядят так, будто их уже обыскивали или просто громили. На втором этаже он находит стаю крыс, на третьем – банку тушенки под раковиной и несколько скелетов в одной из квартир, и, судя по дырам в их черепах, они явно умерли не от дождя. На четвертом этаже он находит мумию старика в кресле, и запах просто жуткий. В руках мумии дробовик, но на теле нет никаких повреждений. Содержимое желудка Юэна так и рвётся наружу, но он сдерживается и обыскивает квартиру. Он находит банку чая и пару запечатанных коробок овсянки. Следующая квартира вся изрисована какими-то надписями, от «извращенца» до «умри, тварь», и Юэну жутко не по себе здесь. Но он же взрослый и не бесполезный, а в его рюкзаке всё ещё есть место. В этой квартире Юэн тоже находит скелет и тоже умерший явно не от дождя. Он весь такой изуродованный, что Юэн впервые испытывает ужас, видя человеческие останки. Все те люди, умершие от дождя, они так не пугали Юэна, как найденные в этом доме тела. Потому что они умерли из-за других людей, а не из-за болезни. И вот это больше всего пугает Юэна – живые люди. Засохшие, выцветшие пятна крови на полу Юэн обходит с особой осторожностью, хоть и запачкаться о них уже давно нельзя. Просто противно.
Юэн не находит в этой квартире ничего ценного, но всё же считает, что это очень, прям очень познавательное место. Кипы журналов и дисков с очень наглядными обложками подсказывают Юэну, что в том мире, который умер из-за дождя, недолюбливали мужчин, которые любили других мужчин. Или детей, – Юэн смотрит на обложку явно самопального диска, и кривится. Это имел в виду Итан, когда говорил о неправильности их отношений? Ну, то есть, да, Юэн слушал, и Итан говорил о том, что они братья… Но всё же… Итан явно относится к Юэну, как к ребёнку, и, да, Юэну и самому противно от мысли, что кто-то может делать такие вещи, какие изображены на этих обложках, с детьми, которые и изображены на этих обложках…
В этой квартире Юэн, несмотря на отвращение, проводит гораздо дольше времени, чем в остальных. Он находит нечто, на чём написано «любрикант», срок годности которого закончился пять лет назад, зато вот инструкция на баночке весьма… пугающа и познавательна. Ещё он находит целую коллекцию фотографий, и они даже без детей, так что Юэн их рассматривает с интересом первооткрывателя. Господи, если Итан узнает об этом, то убьёт, – думает Юэн, покрываясь румянцем, кажется, с ног до головы.
Перед тем, как выйти из этой жуткой квартиры, Юэн бросает взгляд через окно. И, прежде чем подумать, он срывается с места и бежит. Сначала по ступенькам, и грохот, должно быть, слышно на весь город, бежит, перепрыгивая ступеньки, а потом – бежит по снегу, придерживая за шлёвки рюкзак, чтобы тот так сильно не подпрыгивал за спиной. Он бежит, почти не дыша, бежит настолько быстро, насколько может.
Он прибегает к бункеру как раз вовремя, потому что он видит, что у стеклянных дверей, из которых он вышел, уже собрались все, во главе с Итаном, с очень недовольным Итаном. Юэн почти падает в снег, спотыкаясь, когда оглядывается назад, а потом пытается открыть замок, но руки влажные, а замок в снегу, и ничего не получается. Итан открывает дверь изнутри, а Мэтт с Майком тут же тянут его подальше от Юэна, и сами отходят – подальше от Юэна, который весь в снегу.
Когда дверь закрывается, Юэн еле дышит, он ничего не может сказать, поэтому хватает Итана за руку своей мокрой рукой и тащит подальше от стеклянной двери. Он почти уверен, что все остальные автоматически подтянуться за ними, чтобы пристрелить Итана. И ещё Юэн почти уверен, что это не понадобиться. Но отойти от стеклянных дверей и окон нужно прямо сейчас.
На ступеньках, ведущих на второй этаж, Юэн падает и дышит. Дышать ему очень нравится.
– Там люди, – еле выговаривает он. – В снегу. Снег… не убивает… мои следы… сюда… – Юэн переворачивается, усаживаясь на ступеньках и продолжает хватать ртом воздух, а говорить прекращает, потому что, очевидно, его всё равно не очень-то понимают. – Со мной всё хорошо, – выговаривает он спустя десяток глубоких вдохов, надеясь, что это как-то успокоит Итана и из его взгляда пропадёт явно читаемое желание убивать. При чём убивать – обязательно Юэна.

Кажется, Юэн действительно переступил черту. Кажется, Юэн никогда не видел Итана настолько злым. И это обидно. Обидно, что Итан действительно относиться к нему, как к ребёнку, не способному ни на что. Несмотря даже на то, что вот конкретно сейчас Юэн всё сделал для того, чтобы доказать, что он больше не пятилетний мальчик, которого нужно спасать от всего на свете, начиная от смертоносного дождя, заканчивая ночными кошмарами. Юэн еле сдерживает слёзы, когда Итан кричит на него. Хотя Итан и не кричит, но его слова болью отзываются в Юэне, и Юэн действительно боится в этот момент, что Итан никогда не поймёт его, что Итан никогда не примет его взросление. Юэн боится, что из-за непонимания их связь, их отношения, они дадут трещину, и никогда больше всё не будет по-прежнему.
– Ничего же не случилось, – загнанно шепчет Юэн, когда Итан отпускает его и уходит.
– Ничего? Мелкий, ты ебанулся? Эти ублюдки могли колотить сейчас не дверь, а тебя, – Майк выглядит в самом деле взволнованно, и Юэну от этого не по себе ещё больше.
– Ничего. Не. Случилось. Я вышел и вернулся до того, как эти люди дошли сюда. Не я их привёл. Когда я их увидел, они уже шли сюда, – Юэн сдерживает слёзы и его голос дрожит и ломается, он то хрипит, как старик, то говорит так высоко, будто ему всё ещё те же пять лет. Но он держится и смотрит на Майка с вызовом. Ну, он так думает. На деле это, конечно, довольно жалко выглядит, отчего Майк и отступает.
– Наверное, видели свет в наших окнах ночью… – произносит он так, будто теперь осознаёт собственную глупость. Юэну даже кажется, будто это извинение, но по выражению лица Майка ничего не понять.
Зоуи заставляет Юэна подняться со ступенек, поддерживая его, и ведёт в общую комнату, хотя Юэн сопротивляется, потому что не хочет видеть Итана сейчас. Зоуи говорит, что нужно переодеться, но Юэн её не слушает, Юэн смотрит на Итана, и ему всё ещё страшно и обидно, и ему действительно жаль, что он довёл Итана до такого состояния. Юэн совершенно не хотел расстроить брата, он не думал… Да, он совершенно точно ни о чём таком не думал, когда выходил в снег.
Юэн снимает со спины рюкзак, выкладывая на пол свою весьма скудную добычу – коробки с овсянкой, чай и тушенку, а потом молча уходит в лабораторию, где всё же переодевается, развешивая свои вещи сушиться на покрытых пылью старых медицинских приборах. Он надеется, что к тому времени, как он вернётся в конференц-зал, Итан немного успокоится. Но ожидания не оправдываются. Майк беспокойно ходит от окна к окну, рассматривая округу, Мэтт устало трёт переносицу, щелкая что-то на клавиатуре, а Итан так и сидит на стуле рядом с Мэттом и компьютером. И не смотрит на Юэна. Вообще. Совсем.
Ну и ладно, – Юэн сопит и надувает губы, а потом, как гордый и независимый человек, уходит вглубь помещения к Зоуи, Надин и Честеру. Он так сосредоточенно сопит и вздыхает, что спустя минут пять Зоуи прерывает привычную для этой компании беседу ни о чём.
– Итан волновался за тебя, – Юэн чувствует её руку в своих волосах и сопит ещё активнее. В этом-то и проблема, – думает Юэн, но молчит. Если бы Итан хоть немного доверял Юэну, он бы так не бесновался из-за того, что Юэн вышел в гипотетически безопасную для него среду. То, что она оказалась ни черта не безопасной, это, конечно, совсем другое дело. Но не проверишь – не узнаешь. Они все сейчас, как слепые котята, не знают ни куда им идти, ни что им делать с той информацией, которая у них есть. Так почему Юэн должен был отказываться от возможности сделать хоть что-то. В конце концов, оказалось, что он очень вовремя вышел наружу. Сейчас, когда уже эти люди обнаружили их присутствие в бункере, выйти уже не получилось бы. А так у них есть ещё немного времени, чтобы придумать, что делать дальше. Если здание, конечно, выдержит осаду.
– Так что? Мне теперь извиниться, сказать, что я больше так не буду, и…
– И стоять в стороне и быть красивым, малыш, да, это твоя основная работа, как его младшего брата, – Зоуи тихо смеётся, а Юэн хмурится ещё сильнее и недовольно сжимает губы в полоску, поглядывая из-под чёлки на Итана.
– Да мне пятнадцать! – Итан в этом возрасте заменил Юэну обоих родителей и вынужден был научиться разбираться со всей этой сложной техникой в бункере, и не ныл, и никто его не поддерживал в этом. Юэн тоже хочет быть таким, как Итан. Хочет быть самостоятельным, чтобы помогать Итану, а не чтобы тот сидел и играл желваками, едва замечая на себе взгляд Юэна.
– И ты ещё ребёнок, – Зоуи пытается успокоить Юэна, но у неё катастрофически ничего не получается. Но откуда ей знать, что слово «ребёнок» вызывает у Юэна тошноту, потому что тот вспоминает все те жуткие (и не жуткие тоже) картинки, которые видел в одной из квартир.
До вечера Мэтт не отлипает от экрана, где мельтешат туда-сюда одинаковые на вид военные, а Итан сидит рядом с ним и что-то записывает в потрёпанный блокнот, найденный где-то в здании. До вечера, здание выдерживает ещё одну осаду, даже выстрелы по стеклянным дверям, что доводит Майка чуть ли не до икоты. Он нервничает и выстраивает у лестницы баррикаду из мебели. Но, кажется, тот факт, что здание выдерживает проверку на прочность всех успокаивает. Ну, кроме Майка.
Юэн откровенно не знает, чем себя занять, но в отличии от Зоуи и Надин, он хотя бы не шляется бесцельно по этажу, от нечего делать, и не берётся проверять все-все ящики, которые и так уже были проверены. Кажется, им не по себе в закрытом пространстве, в осадном положении и без возможности передвигаться. На Юэна, как и наверняка на Итана, это вообще никак не действует, они настолько привыкли к жизни в бункере, что сейчас, по крайней мере Юэн, чувствует себя почти как «дома», если бы он вообще знал, что это значит. Как было в его настоящем доме, он почти не помнит.
– Ладно, это уже кое-что… Завтра ещё раз всё проверим, и, если ничего не изменится, то мы хотя бы будем знать, какой распорядок у охраны, – Мэтт разминает спину и забирает у Итана блокнот.
– Ага, очень полезно, учитывая, что мы не знаем, где это, что это и что там за этой так называемой стеной, – говорит Майк, но Мэтт в ответ только шутит о том, чтобы он не был таким пессимистом.
– Прорвёмся, – говорит Честер и похрамывает в свою палату.
Зоуи уходит с Мэттом, Надин почему-то решает остаться с Майком у баррикады, а Итан ещё какое-то время сидит в комнате. Юэн упёрто молчит, молчит, пока не понимает, что ещё немного этого напряжённого молчания, и ему снова захочется расплакаться, как маленькому. Нет, он этого не может допустить.
Поэтому Юэн уходит из зала, хоть идти в комнату, куда придёт Итан ему очень не хочется. Он оглядывается, чтобы посмотреть на Надин и Майка, и с тяжёлым вздохом стучится в палату Честера.
– Надин там… ммм… можно я пока тут? – Юэн кусает губы, ему жутко неловко напрашиваться и мешать Честеру, но выхода особого он не видит. Он бы с удовольствием пошёл к Зоуи, если бы та не спала с Мэттом, а это… это как бы намекает, что для них третий лишний – действительно лишний.
– И долго ты планируешь не разговаривать с Итаном? – Честер поднимает бровь, но всё равно рукой в приглашающем жесте указывает на спальник, лежащий недалеко от больничной койки, которую занимает Честер.
– Пока он не поймёт, что я взрослый?
– Этого не случится даже, когда ты будешь умирать от старости.
– Быть ребёнком – отстой, – Юэн плюхается на спальник, а Честер почему-то смеётся. Ничего ведь смешного нет. Но объяснять масштабы проблемы Честеру Юэн точно не будет. Итан доступно дал понять, что никому не стоит знать о том, что между ними происходит.
Юэн, как честный человек, укладывается и пытается заснуть, но Честер ворочается на своей и то и дело разрушает тишину фразами вроде:
– Непривычно вот так… когда нет возможности выйти. Как вы прожили десять лет в этом сраном бункере… – Юэн рассказывает в ответ о том, как сначала было непонятно, почему нельзя выйти, о том, как Итан каждый раз неустанно объяснял о смертельной опасности, которая ждёт их снаружи… В основном, конечно, Юэн рассказывает о том, как героически Итан его всё это время спасал. 
– В том доме, куда я зашёл, там были трупы, старые, и… их убивали другие люди… и…
– За припасы – за еду и оружие, – многие убивают, мелкий, так устроен теперь наш мир.
– А ещё там был жутко изуродованный скелет, будто все кости были переломаны… И все стены исписаны всяким… Педофил, педик, извращенец… Было непохоже, что его убили из-за еды…
– Хм… в самом начале, когда всё только рухнуло, некоторые люди решили, что раз уж миру пришёл конец, то пора вершить правосудие своими руками. Ну, а мужиков, которые трахают детей, никто никогда не жаловал, знаешь ли, – Юэн хмурится и в очередной раз думает о том, что раз он ребёнок в глазах окружающих, то их отношения с Итаном тем более должны оставаться в тайне. Зоуи могла бы и предупредить вообще-то, – как-то обиженно думает Юэн.
– А… ну… – Юэн произносит слово «педиков» очень смущённым шепотом, но Честер всё же слышит и смеётся.
– С этим иногда бывают проблемы. Но сейчас… сейчас почти всем насрать.
– А… – Юэн старается не двигаться и вообще не подавать признаков жизни, потому что ему стыдно просто от того, что он хочет спросить, и щёки горят, и хочется закрыть лицо руками, чтобы спрятаться, но – Юэн не двигается и не подаёт признаков жизни. – Как это вообще? – не то что бы ему удаётся сформулировать вопрос целиком, но Честер и тут, кажется, всё понимает, или просто решает поиздеваться, потому что опять смеётся как-то так… как это делают, наверное, все взрослые, когда дети задают странные вопросы, ответы на которые они точно не хотят знать. А ещё Честер рассказывает. Не про пестики и тычинки, а про жопы и члены, и это накладывается на фотографии, которые видел Юэн, и от этого Юэну как-то страшно и противно, и очень хочется всё-таки закрыть лицо руками.
– А что? Если тебе любопытно, я всегда готов показать, – Юэн даже в темноте будто бы видит эту насмешливую улыбку Честера, от которой Юэну вечно неловко становится. Сейчас уже, кажется, неловче некуда.
– Что? Нет, боже, нет… просто там было всё это… и вещи… штуки… ну, и… И вообще я же ребёнок, знаешь ли! – Юэн звучит, наверное, слишком испуганно, потому что Честер даже извиняется сквозь смех.
– Ну, ты не настолько ребёнок. Да и кто меня осудит?
– Итан. Он очень тебя осудит, – Юэну почему-то тоже становится смешно, то ли от нервов, то ли от того, что Честер не прекращает сдавленно хихикать рядом. 
– Даже если ты будешь не против и тебе понравится?
– Уверен, что да.
– Почему?
– Ну, наверное, потому что мы привыкли, что мы можем быть в безопасности только друг с… я, пожалуй, пойду… – говорит Юэн, уже поднимаясь со спальника.
– Всегда пожалуйста! – кричит Честер вдогонку, а Майк и Надин со своего места удивлённо смотрят на Юэна, выскакивающего из одной двери и почти бегущего к другой.
– Итан? – Юэн плотно прикрывает дверь за собой и решительно подходит к кровати, усаживаясь на уголок. – Прости меня, – Юэн хочет сказать что-то ещё, хочет рассказать, что просто не хотел, чтобы Итан рисковал собой, но вместо этого кладёт руку Итану на бедро, и жалобно спрашивает: – можно я останусь?

О том, что прощения не будет, Юэн понимает практически сразу. То есть, конечно, то, что Итан даёт ему место на кушетке, это небольшая поблажка, но не более того. Это ощущается по молчанию Итана. И это совершенно выбивает из колеи – ещё дальше, чем Юэна занесло за весь этот день. Но, как бы то ни было, рядом с Итаном Юэн действительно чувствует себя лучше, чувствует себя в полной безопасности и ещё… чувствует себя полным дерьмом. Не нужно было сбегать, не нужно было этого бессмысленного, никому не нужного геройства. Стоило для начала хотя бы поговорить с Итаном, он бы нашёл какой-то компромисс.
Юэн прижимается к Итану, пытаясь умоститься в его объятиях полностью, и ещё долго не может заснуть, слушая дыхание Итана. Ведь был шанс, хоть Юэн и уверен, что шанс был один на миллион, но всё равно – был шанс, что у Юэна не было бы этой ночи, а у Итана уже не было бы надоедливого младшего братика, который бы портил ему жизнь. Но дыхание Итана такое спокойное во сне, и Юэн действительно рад, что у него есть возможность считать чужие удары сердца вместо овец перед сном.
Итан опять просыпается раньше, но в этот раз Юэн действительно крепко спит, когда это случается. Он не спал почти до самого рассвета, и с удовольствием бы поспал до обеда, но без Итана рядом это кажется бессмысленной тратой времени. Всё равно сон будет беспокойным и неприятным. Так что Юэн поднимается и тащится чистить зубы. Хотя бы немного послушным ребёнком он может быть. Это, конечно, тоже не поможет, но мало ли… может, всё-таки какие-то очки в карму ему за это перепадут.
Не то что бы он серьёзно думал, что соблюдение личной гигиены загладит его вину перед Итаном за вчерашнюю лажу.
В конференц-зале Юэн стакивается с Итаном, и… как же его злит этот игнор! Лучше бы орал, тряс за грудки, ставил в угол, да что угодно лучше пытки молчанием! Это, между прочим, запрещённый метод воспитания – они с Итаном это читали в какой-то книжке десять лет назад.
– Думаю, мне снова нужно выйти на улицу, – заявляет Юэн, оглядываясь на дверной проём, через который Итан только что вышел.
– Нет! – даже Мэтт отрывается от мониторов, а Честер чуть ли не падает с подоконника.
– Тогда Итан точно со мной заговорит, – смущённо улыбаясь и хмуря брови, Юэн заканчивает свою не очень удачную шутку, не до конца понимая, почему все так разнервничались. – Шучу я, шучу… – Зоуи шепчет что-то о том, что с таким чувством юмора долго не живут, а Юэн закатывает глаза и тяжело вздыхает. Он, как никогда, чувствует себя беспомощным, потому что это поведение Итана просто убивает его, и он совершенно не знает, как всё наладить.
Тем не менее, он разворачивается и шлёпает вслед за Итаном на кухню. Юэн молча смотрит на то, как Итан вытаскивает из микроволновки овсянку, залитую водой. Юэн стоит в дверях, подбирая слова, кусая губы и нервно теребя длинные рукава кофты. 
– Там было страшно… Без тебя было страшно, – Юэн смотрит в пол, боясь смотреть на Итана, боясь, что каждое новое слово может только ухудшить ситуацию. – Но я должен научиться делать вещи, которые страшно делать… я хочу научиться жить в этом мире, хочу уметь защищать тебя и заботиться о тебе, – от непривычного запаха овсянки у Юэна торжественно бурчит в животе, и, учитывая, что секунду назад он хотел расплакаться, как девчонка, теперь его нервы окончательно сдают. – И я ещё я хочу кушать, и ты мог бы не быть такой скотиной и сделать эту штуку и для меня, – он смущённо чешет шею, шмыгает носом и изображает тот-самый-взгляд, взгляд очень виноватого ребёнка, который очень хочет получить прощение или хотя бы ну… что-нибудь получить, кроме молчания.
Но Юэну сегодня не везёт.
Итан молча берёт ещё одну миску и начинает сыпать туда овсянку.
– Это было глупо, я знаю. Прости, что заставил тебя волноваться, прости, всё это было одной большой глупостью от начала до конца, – Юэн становиться за спиной Итана и ходит за ним – сначала к микроволновке, потом к столу, а потом и вовсе нависает над Итаном, когда тот садится на стул.
– Ну ладно, – шепчет Юэн и к своему удивлению даже засекает этот момент, когда из тоскливой печали он переходит в наступление. Хоть ему всё равно паршиво. Но он не может просто ждать, пока Итан сжалится над ним. Микроволновка мерно гудит на фоне, а Юэн усаживается напротив Итана за стол.
– Там действительно было жутко. Были скелеты и одна прям настоящая бородатая мумия, гей-порно, жуткие надписи на стенах и даже стрёмное тёмное пятно впитавшейся в паркет крови, и ещё там были настоящие живые крысы. Уверен, они могли меня сожрать. И, уверен, что ты обязан и за это на меня злиться. Ты же мой старший брат, ты не имеешь права молчать, когда я совершаю какие-то смертельно опасные ошибки, даже, если я это делаю для того, чтобы ты не оказался в смертельной опасности, – микроволновка противно дзинькает, и Юэн собирает все оставшиеся у него силы, чтобы дойти до неё и не упасть на пол в истерике. Тогда Итан точно его простит, конечно, но он простит своего мелкого младшего братишку, не способного пережить тяготы молчания. А Юэн способен. Точно. Без сомнений.
Юэн втихаря вытирает влажные глаза рукавом и возвращается к столу. Он ставит миску с овсянкой на столешницу, несколько секунд уделяет растягиванию собственных рукавов, после чего подходит к Итану и обнимает его, неловко наклонившись, а потом и вовсе осев на колени, на пол, утыкаясь лицом Итану в бок.

Молчание – золото, и Юэн постигает эту простую истину на собственном опыте, когда, собственно, замолкает и продолжает молчать, пока Итан говорит. А золото, как известно из курса истории, пройденного Юэном в бункере, помимо того, что является ценным металлом, также вызывает лихорадку и прочие неприятности. И Юэн действительно чуть было не умер от лихорадки, вызванной молчанием Итана. Пусть страдания Юэна не буквальные, а эмоциональные и психологические, но всё равно. Это было слишком жестоко. И, наверное, Юэн будет мстить, но сейчас он может думать только о том, какой же он идиот, и какой же у Итана голос красивый и мягкий. Юэн молча рыдает в кофту Итана и сильнее сжимает объятия. 
Юэн кивает и соглашается с Итаном, он бы сейчас согласился на всё, что бы Итан не спросил. Юэн слишком рад своей амнистии, чтобы всерьёз думать о том, на что подписывается. Но звучит всё действительно неплохо. Звучит, как компромисс, наверное, хотя Юэн не уверен. Но, оказываясь у Итана на коленях, Юэн понимает, что компромисс это или нет, в любом случае всё будет хорошо, пока они вместе, пока они рядом и пока в голосе Итана звучит улыбка и эта щемящая нежность.
Юэн дурачится, на самом деле просто боясь поцеловать Итана сейчас при свете дня в кухне, куда может в любой момент кто-нибудь зайти. И в общем-то он не зря боится. Он даже не слышит шагов Зоуи, поэтому едва заметно подпрыгивает на коленях Итана и напрягается, подозревая, что выглядит всё это очень странно. Или компрометирующее или так, будто Юэн действительно маленький ребёнок, рыдающий у брата на коленях. И всё это не очень хорошо, но… всё будет хорошо, пока Итан улыбается ему. А Юэн в ответ облизывает губы, пользуясь тем, что Зоуи видит только его спину, и закусывает нижнюю губу, и смотрит на губы Итана так, что теперь краснеет не только сам Юэн. А вот так и надо, а вот нечего. Пока он телится, Зоуи отвлекается на Надин, зовущую её, и Юэн слышит, как она отходит на пару шагов от двери в кухню, чтобы что-то ответить.
– Для этого я уже достаточно взрослый, – шёпотом говорит Юэн, – а для снежков я как раз достаточно мелкий, – говорит он уже громче, не скрывая радости, легко ударяет руками по плечам Итана и подскакивает, чуть не падая, пока переступает ноги Итана.
Овсянка на вкус как… как овсянка, наверное, Юэн понятия не имеет, какой она должна быть, в детстве он ел только хлопья, они были сладкими и вообще вряд ли были сделаны из овсянки. Но он всё равно наспех заливает в себя кашу, забирая плошку с собой в лабораторию, где пытается одновременно есть и переодеваться. Овсянка это, как минимум, разнообразие, так что Юэн даже не морщится, доедая остатки из миски и пытаясь при этом всунуть ногу в ботинок.
Маленький садик внутри медицинского центра выглядит удивительно знакомым, даже учитывая, что его замело снегом так, что от скамеек видны только спинки. Юэн осматривает деревья, стены здания и, руководствуясь интуицией, сворачивает от выхода влево, в угол, и пялится недолго на гладкие плиты стен. Он идёт к окну, под которым есть небольшой козырёк, оборачивается, изучая противоположный угол дворика, где носится Майк, будто бы ему нужно бегать, чтобы избежать снежной атаки от Честера… Юэн смотрит на ребят, но видит на самом деле не Майка с Честером, а высокого мужчину с короткой бородкой, в очках и в белом халате. Мужчина курит с другими людьми в белых халатах. Воспоминания мутные и размытые, совсем неприятные – Юэн понимает, что здесь ему не особо-то нравилось находиться. Юэн шарит руками под оконным козырьком, игнорируя, когда Итан зовёт его. Под козырьком Юэн находит обёртку от старого шоколадного батончика, зацепленную за какую-то железку под козырьком. Шоколадку наверняка сожрали крысы или чёрт знает, что с ней ещё могло произойти за десять лет-то, но обёртка вызывает у Юэна улыбку.
– Что там такое? – спрашивает Итан, а Юэн улыбается ему, пряча в карман куртки старую обёртку.
– Вспомнил, что гулял здесь в детстве. Ты приносил мне конфеты... Я их прятал тут, чтобы отец не отобрал, – Юэн пожимает плечами, будто это какие-то мелочи, будто в этом нет ничего особенного, но ему становится безумно тепло от понимания, что Итан заботился о нём даже тогда, когда это в общем-то не было его единственной в мире обязанностью. Ведь тогда вроде как у них были родители.
Отгоняя от себя все эти мысли о прошлом и настоящем – об Итане, – Юэн наклоняется, чтобы зачерпнуть в ладони снег, но в этот момент ему прилетает в плечо снежным снарядом. Это остужает его чувства к Итану. Серьёзно. Чуть-чуть.
– Да как ты это делаешь! – негодующе кричит он, пытаясь слепить снежок. Ничего у него толком не получается – может быть, он действительно слишком взрослый уже, чтобы учиться лепить снежки, может этому можно научиться только в детстве, может у него руки из жопы растут, но это его не останавливает. Он бросает снежок в Итана, снежок разваливается, не долетая до него, но зато Итану приходится отвернуться от летящего в него снега, что даёт Юэну шанс. Юэн добегает до Итана в несколько шагов и запрыгивает ему на спину, роняя и Итана, и себя в мягкий снег. Почему это так смешно, Юэн не совсем понимает, потому что ему прохладно, мокровато и вообще снежки не лепятся и всё тлен, но он всё равно смеётся, на четвереньках убегая по снегу от Итана.
Майк целит Юэну прямо в макушку, и Юэн трясёт головой, а потом чувствует холодные руки Итана в своих волосах. Он пытается помочь вытряхнуть снег из головы, а Юэн думает, что уверен на все сто процентов, если не больше, что Итану под силу его защитить и что Итан всегда будет о нём заботиться. И Юэн совсем не против, чтобы Итан делал это. Юэн не волнуется за себя, потому что знает – Итан всегда рядом. И Юэну очень стыдно, что он заставил Итана думать, что это не имеет значения для Юэна. 
Итан сжимает руки Юэна, помогая лепить снежок, и Юэн думает, что должен стать тем, на кого Итан сможет положиться так же, как Юэн полагается на Итана. И ещё думает, что больше никогда-никогда не будет действовать так радикально.
Ребята выстраивают снежные стены, пока Мэтт своим грубым командным голосом рассказывает о том, где чей фланг будет расположен, и это выглядит так забавно, что легко забыть о том, что у двери стоят автоматы, а вокруг – мир, полный врагов.
И как-то так получается, что Итан с Юэном остаются за снежной стеной одни, а Итан смеётся так счастливо, что Юэн не может удержаться, касаясь ледяными руками его лица и целуя, как ему кажется, коротко и поспешно, чтобы никто не увидел.
О том, что везение не бесконечно, Юэн думает с какой-то необъяснимой злостью, когда видит ошарашенное лицо Майка. Итан сидит в снегу, спиной к Майку, и Юэн из-за его спины смотрит Майку в глаза, пока тот растерянно стоит и глотает воздух, забывая, что собирался влепить по ним снежками, которые запасены у него в руках. И, если Юэн и смотрит на Майка так, будто убьёт его, то это всего лишь защитная реакция, страх, который никак не может найти иной выход, кроме злости. Юэн тяжело сглатывает, обнимает Итана крепко на несколько секунд, а потом отпускает и возвращается к снежкам.
Майк насторожено ходит вокруг, расстрелянный снежками, но, насколько Юэн может судить, никому ничего не говорит. Честно говоря, Юэн думал, что Майк единственный, кто из всей команды тут же всё всем расскажет. Он ведь не умеет держать язык за зубами. Вообще. Он ведь не знает, что такое «не его дело». Поэтому Юэн тоже насторожен и сосредоточен, хоть и старается не вызывать у Итана подозрений.
– Что это было, мелкий? – Майк ловит Юэна на выходе из душа, заталкивая в ванную комнату обратно и перекрывая собой единственный путь к побегу.
– Ничего, – Юэн бурчит, глядя в пол.
– Парень, это не ничего, – почему Майк выглядит таким взволнованным, Юэн не понимает. – Слушай, он твой старший брат, он мог сказать тебе, что это нормально… Но, мелкий, это не так, это ненормально и это насилие, мелкий. Так не должно быть… Мы можем помочь тебе с этим разобраться… Расскажи всё Мэтту, мы всё уладим… Мы сделаем так, чтобы Итан не делал с тобой… ну… того, что тебе не нравится, – Юэн знает Майка не так уж долго, но, честно говоря, он предполагал, что Майк не способен на такой утешающий тон и на такую деликатность.
– Ты считаешь меня… что? жертвой? – Юэн поднимает взгляд и сам не знает, откуда в нём находится столько злости, столько агрессии, но дальше взглядов эти эмоции не идут, Юэн даже говорит спокойно. – Итан не делает ничего, чего бы я не хотел. И ты прав, Итан – мой старший брат, он – мой, и, если с ним что-нибудь произойдёт из-за тебя, я открою каждую дверь в этом здании и приглашу сюда всех тех людей, – Юэн смотрит исподлобья на Майка, еле сдерживаясь от того, чтобы не рыдать и не умолять его просто забыть о том, что он видел.
– Юэн? – дверь открывается, Итан заглядывает в ванную комнату, а Юэн смущённо улыбается и большими глазами смотрит на брата. Только вот, кажется, Майк не собирается успокаиваться.

Пока Юэн с Майком разговаривают наедине, Юэн держится. Но стоит появиться Итану, и Юэн не может толком сосредоточиться. Он переживает за Итана; он уже понял, как люди относятся к растлению детей, он уже понял, что Итан становится виновником происходящего чисто автоматически, и ещё Юэн знает, что у Майка плохи дела с выдержкой. Всё это складывается в весьма неутешительную картину реальности.
Но Итан вроде бы находит слова, которые немного успокаивают Майка. На спокойного он, конечно, не очень похож, но он хотя бы не собирается устраивать судилище прямо сейчас, ставя всех в известность о том, что видел. Как минимум, если судилище и будет, то оно будет внезапным, – хмуро думает Юэн, когда дверь за Майком закрывается, и делает глубокий вдох, будто последние пару минут не дышал вовсе. И так и было. Он задерживал дыхание, чтобы не расплакаться из-за страха и нервов.
Юэн извиняется и давится слезами, утирая лицо руками. Вопрос Итана несколько неожиданный, потому что, во-первых, Юэн всё же не думал, что у Итана настолько хороший слух, чтобы это услышать, а, во-вторых, это всё кажется настолько очевидным, что даже удивительно, что Итан спрашивает об этом.
– Ну, если с тобой что-то случится, то мне точно не с кем будет советоваться по поводу совершения самоубийственных глупостей, – Юэн пожимает плечами и невесело улыбается уголком губ. – И, я не знаю, Итан… я просто испугался, а они… для них не проблема убивать людей, особенно для Майка… И Честер рассказывал о самосудах, которые случаются… Господи, да я ведь даже не ребёнок, а ты даже не виноват во всём, что… ну… в том, что… Ох, бесит, – Юэн хмурится и вздыхает очень тяжело прежде, чем обнимает Итана, грязного и мокрого, и целует его в шею. – Не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы. Но, кажется, только то и делаю, что создаю проблемы, да? – Юэн очаровательно улыбается и хлопает ресницами. – Можно я создам ещё одну и пойду поговорю с Майком?
– Нет, нельзя. Это ничего не изменит.
– Вот. Если это ничего не изменит, то нет разницы поговорю я с ним или нет, – Юэн нагло пользуется тем, что он не только милый младший братик, но ещё и немного больше, чем милый младший братик, и касается губами мочки уха Итана, прикусывает легонько и прижимается бёдрами к его бёдрам. Нет, ну, у Зоуи же получается так выбить у Мэтта лишний привал, чем, спрашивается, Юэн хуже?
– Хорошо. Ладно. Только не надо ему снова угрожать, – Итан поспешно соглашается и отстраняется от Юэна, и Юэну это не нравится. Это напрягает. Будто то, что Майк знает о них, что-то меняет. Юэну бы очень не хотелось, чтобы это что-то изменило. Юэну бы очень не хотелось, чтобы Итан решил послушать Майка и принять его точку зрения, как правильную.
Итан отправляется в душ, потому что очередь Итаном не заканчивается и скоро его линчуют не потому что он якобы трахается с младшим братом, а потому что занял душевую на лишних двадцать минут. А Юэн выходит из ванной комнаты и чуть ли не нос к носу встречается с Майком.
– Что бы он не заставлял тебя делать и говорить, он не всесилен, мелкий. Я могу помочь тебе, он тебя не обидит, – Майк стоит у стены напротив ванной комнаты и явно стоял здесь всё это время. Юэн думает, что просто выиграл в лотерею, попросив у Итана разрешение. Потому что поговорить с Майком всё равно пришлось бы, но теперь он будто бы поступил как сознательный ребёнок, уважающий авторитет старшего ребёнка в семье. Юэн начинает сам своих мыслей бояться, потому что раньше ему приходилось думать только о том, как скоротать очередной день в бункере, не съехав с катушек от скуки, а теперь такое поле для раздумий, что даже не получается иногда обдумать всё, что происходит.
– Это началось после того, как мы вас встретили, – говорит Юэн, считая, что это очень весомый аргумент в вопросе педофилии. 
– Не бойся сказать мне правду, – с нажимом говорит Майк, очевидно считая, что Юэн просто говорит то, что его вынуждают говорить.
– Правду? Правда в том, что я хочу быть с Итаном. А ты, кроме того, что угрожаешь сделать с ним что-то, ещё и грузишь его всей этой фигнёй, которой он и без тебя способен загрузиться. И, если ты не перестанешь, то… – Юэн замолкает и сопит на Майка, сощурив глаза. 
– То? – Майк удивлён и давит нервный смешок, потому что – и Юэн знает – Юэн выглядит как забавный бешенный ёжик сейчас. – Ты откроешь все двери?
– Нет, конечно, нет. Он взял с меня обещание не угрожать тебе.
– Очень сознательно как для педофила.
– Я, блядь, не ребёнок… – Юэн закатывает глаза к потолку. – Ну, и вы мне вроде как нравитесь. Все, кроме тебя. Ты – стрёмный. И ты всё портишь!
– Ну уж спасибо. Я за тебя беспокоюсь, идиот. Ты явно не понимаешь, что происходит…
– Ты винишь Итана в том, в чём на самом деле виноват я, и отказываешься признать эту версию, потому что я, по-твоему, ребёнок. Ты в пятнадцать был ребёнком?
– Нет, я в пятнадцать похоронил лучшего друга, который покончил жизнь самоубийством из-за того, что к нему приставал футбольный тренер, – серьёзно говорит Майк, и Юэн ему очень искренне сочувствует, хлопая его по плечу, явно не понимая такого тонкого намёка. – А к тебе пристаёт твой брат, Юэн…
– Это я к нему пристаю, – Юэн улыбается, а Майк хмурится.
– Ладно. И почему ты считаешь, что это нормально?
– Потому что Зоуи так сказала, – честными глазами Юэн смотрит на Майка, а Майк немного зеленеет.
– Зоуи знает, что вы… ну… вы…
– Нет. Зоуи сказала, что секс – это нормальная форма благодарности человеку и выражение привязанности к нему.
– Нормальная форма – это «спасибо». А секс – это то, чем должны заниматься только взрослые и точно не кровные родственники.
– Ну ничего плохого же не происходит, а то, что происходит, никак не сказывается на группе… А вот если ты всем расскажешь, то напряжение определённо появится, – и в этом Юэн прав на все сто процентов, и Майк тоже это знает.
Когда Итан выходит из ванной комнаты, Майк всё ещё немного зелёный, и его лицо выражает крайнюю степень удивления.
– Вы оба просто ебанутые, – Майк качает головой и уходит, а Юэн опять смущённо улыбается Итану, прикусывая губы.
– Ну, он вроде как не собирается ничего никому…
– А ну-ка идите оба сюда! – Майк, выглянувший из общей комнаты машет рукой Итану и Юэну, и он какой-то озабоченный и злой, и Юэн думает, что сильно ошибся в своих предположениях на счёт Майка, пока послушно шагает в конференц-зал.
– Сколько можно занимать душ? Да и чай уже остывает, – с таким же негодованием в голосе говорит Мэтт, а Юэн испуганно смотрит на Майка, который сидит рядом с остальными. Майк качает головой и утыкается носом в свою чашку, будто он реально поставил крест на Итане с Юэном. Юэн расслабляется, но тот же Майк не даёт ему сесть рядом с Итаном и почти заставляет умоститься рядом с собой.
– И не приближайтесь друг к другу при мне, – сурово и очень тихо говорит он, а Юэн пыхтит недовольно и снова начинает сопеть на Майка.
Чай и бессмысленные разговоры скрашивают остатки вечера, и Юэн окончательно успокаивается, не чувствуя больше явной угрозы от Майка. То есть угрозы Итану. Майк даже вроде бы смотрит на него не так уж зло, как раньше, когда они разговаривали.
Когда Юэн с Итаном наконец-то оказываются в своей лаборатории, Юэн еле сдерживается, чтобы не произнести вслух мысли о том, насколько ужасными были последние два дня. Он не говорит этого и потому что сам виноват во всём ужасном, что произошло, и потому что всё-таки было кое-что хорошее сегодня. Но, судя по выражению лица Итана, тот согласен лишь с первой половиной рассуждений Юэна. И это понятно, но совсем не приятно.
Не зная, как подступиться к Итану, Юэн молча укладывается на койку и ждёт, пока Итан ляжет рядом. Итан поворачивается спиной к Юэну и желает спокойной ночи. Юэн желает спокойной ночи в ответ и обнимает брата, укладывая ему руку на талию. Спустя долгие, мучительные полторы минуты молчания рука Юэна оказывается на члене Итана.
– Это неправильно? – говорит Юэн. – Потому что мне пятнадцать? – он прижимается к Итану сильнее, не давая возможности развернуться. – Если бы я делал это с кем-угодно, кроме тебя, никому бы не было дела, – Юэн звучит убедительно, потому что он уж точно убеждён в каждом своём слове. – И это неправильно, потому что мы братья? – Юэн забирается в штаны Итана и начинает медленно поглаживать пальцами его член, чувствуя, как он отзывается на эти движения. – Для меня это значит, что ты единственный человек, которого я люблю, что плохого в том, что я хочу любить тебя так? – Юэн целует Итана в загривок, вылизывает шею под ухом и смелее гладит его член, прижимая его к паху Итана, не обхватывая пальцами, будто он готов не настаивать, будто он готов отступить, но на самом деле – отступлению не бывать, потому что он чувствует ответное желание Итана, он знает о нём, и ни за что не позволит какому-то там Майку всё испортить своими нравоучениями.

Итан так близко, но Юэн хочет быть ещё ближе, и он не понимает этих желаний, не понимает того, что происходит, хоть и уверен в обратном. С Итаном Юэну хорошо, больше, чем хорошо. Юэну жарко, и он задыхается от ощущений, стоит Итану поцеловать его, что уж говорить о том, что с случается с Юэном, когда Итан почти лежит на нём, прижимаясь всем телом, разделяя это безумное возбуждение и усиливая его в стократ.
Засыпая с Итаном в обнимку, Юэн задумчиво растирает сперму по его животу, на самом деле, не представляя, как прожить завтрашний день и дни за ним. Майк – это огромная проблема, он может рассказать кому-то, он может сам сделать что-то с Итаном, если ему покажется, будто это нужно сделать. Не то что бы у Юэна действительно был повод настолько не доверять Майку, просто Юэн слишком сильно переживает за Итана. Но переживания эти не кажутся такими уж страшными, когда Итан прижимает Юэна к себе, сонно поглаживая его между лопаток.
Они справятся. Всё будет хорошо, – сложно быть оптимистом посреди мёртвого мира. Но Юэн сможет.
Утром Юэн еле успевает сообразить, что означает стук в дверь, спросонья ему кажется, будто проблем нет вообще и им ничего не угрожает. В лучах солнечного света поверить в это гораздо проще, чем во мраке ночи. Юэн скукоживается рядом с Итаном и недовольно мычит, прячась от Зоуи, от её слишком бодрого голоса, от её слишком смущающих слов. И хорошо, что всё, что слышно от него – это мычание, потому что он чуть было не произносит вслух «да это итак славненько». Зоуи и без подобных неловкостей убивает всё настроение, сонная нега исчезает, как не было, а вместе с ней, к счастью, и возбуждение.
– Я ребёнок, я не должен участвовать в брифингах, я должен спать, а то не вырасту, – возмущённо ворчит Юэн, когда Итан поднимается с кушетки и решает-таки идти в душ и вообще послушаться Зоуи. Однако, намерение проспать все скучные взрослые разговоры быстро исчезает, когда Юэн остаётся в одиночестве в лаборатории. Потолок кажется таким знаком, будто он на память знает каждую трещинку, и каждая трещинка заставляет его грустить. Наверное, он действительно много времени провёл здесь в детстве. Убегая от этого странного ощущения, Юэн прокрадывается в ванную комнату, в душевую кабинку к Итану. Он даже не предпринимает ничего такого, он просто немного двигает Итана, чтобы попасть под струи воды, быстро споласкивая тело, и вылезает обратно – одевается и чистит зубы у раковины, потому что уверен, что если они одновременно появятся в конференц-зале мокрые, то хотя бы для Майка это будет выглядеть как преступление, достойное смертной казни. Ну, может, и не настолько плохо, но Юэн всё равно предпочитает лишний раз не привлекать внимание.
Через пятнадцать минут Юэн уже послушно сидит рядом с Майком и ноет ему обо всём на свете, начиная от слишком яркого солнца, заканчивая слишком ранним подъёмом. Ну, он же запретил Юэну находиться рядом с Итаном, вот пусть теперь расплачивается. Кажется, Итан понимает стратегию Юэна, потому что сидит напротив, сдерживая улыбку и как-то так почти осуждающе качает головой, будто не знает, хочет ли запретить Юэну приставать к Майку или хочет, чтобы Юэн таки довёл его до белого каления. 
– В общем, дела обстоят следующим образом. Запасов еды хватит ещё на пару дней, и нам кажется, что лучше провести эти дни в пути и в поиске, чем здесь. Так что сегодня мы покинем это место, – говорит Мэтт, и ребята принимают эту новость с радостью, потому что безопасность – безопасностью, но замкнутое пространство и постоянный страх того, что сюда заявится Джоан или ворвутся люди с улицы, порядком давят на нервы. Мэтт раскладывает карту, чтобы всем были видны пометки на карте. – Мы пришли с юга, – Мэтт показывает путь, и, судя по всему, это очень давний путь. – И чем севернее мы продвигались, тем чаще встречались военные. Мы с Майком предполагаем, что они постепенно расширяют радиус своей работы, зачищая зоны одну за другой. А, значит, чтобы найти их, нам нужно идти и дальше на север.
– Это чертовски логично, – посмеивается Честер, – это всё, ради чего мы устроили всеобщий сбор?
– Нет. Проблема в том, что мы также думаем, что чем севернее мы будем идти, тем больше вероятность того, что бункеры, которые там расположены и о которых знает Итан, будут или зачищены военными… или будут использоваться ими. Тогда как поход на юг отсрочит нашу встречу с этими людьми. И с огромной вероятностью на юге мы найдём нетронутые бункеры.
– Мэтт хочет сказать, что у нас есть выбор: идти умирать быстро и, возможно, в муках, или идти умирать медленно и, определённо, в муках – в это время года на юге дохера холодно и влажно, – когда Майк говорит это, Мэтт смотрит на него с явным осуждением. Да уж, успокоить группу он умеет.
– Вы это слышите? – говорит Надин, сидящая ближе всех к коридору.
Майк и Мэтт тут же хватаются за оружие, но Мэтт успокаивает всех, говоря, что это наверняка городские жители опять пытаются продолбиться сквозь бронированные стёкла.
Все замолкают, когда Майк поднимает кулак вверх. Юэн понятия не имеет о существовании военных сигналов, но этот он понял давно и с первого раза. Интуитивно хочется слиться с окружающей средой и превратиться в незаметный предмет интерьера. Юэн подходит к Итану, он передвигает босыми ногами, бесшумно, но звук шагов всё равно есть, и, Юэн понимает это с ужасом, это звук чужих шагов.
– Кто-то в здании… – Майк кивает в ответ на этот загнанный шёпот Юэна. Юэн хочет схватиться за Итана, но Зоуи вручает Итану и Юэну по пистолету.
– Что-то мы очень серьёзно утро начали. Может, чаю? Или вспомним, что мы гордые британцы, и подождём до пяти? – Честер сам удивляется тому, что он говорит, но он должен говорить, потому что именно это ему показал Мэтт, выходят в коридор. Надин подхватывает его беседу о чае, Надин даже смеётся. Юэн не может понять в чём дело. Особенно, когда Итан тоже оказывается в коридоре. Юэн выглядывает на секунду, чтобы увидеть, как они втроём спрятались за баррикадой Майка, готовые стрелять.
И они стреляют. Они стреляют, у Юэна замирает сердце в момент первого выстрела, а на втором закладывает уши.
– Итан… – он выдыхает еле слышно, а Зоуи обнимает его за плечи и шепчет, чтобы он не волновался.
Дымовая шашка приземляется на полу в коридоре, ровно напротив конференц-зала. Юэн, не ведая, что творит, и мысленно извиняясь перед Итаном за необдуманный поступок, закрывая лицо футболкой, приседает и подбирается к шашке, отталкивая её вглубь коридора, подальше от баррикады, где находятся Майк, Мэтт и Итан. Юэн оглядывается, чтобы убедиться, что Итан в порядке, но пули свистят над головой, и он прячется обратно, краем глаза замечая, что один мужик переклоняется через баррикаду, будто мешок, набитый картошкой, падает на баррикаду – мёртвый, – это Юэн понимает уже спрятавшись в зале снова.
– Всё чисто, вроде, не высовывайтесь, Зоуи будь готова, Итан, Майк – со мной, – голос Мэтта тихий, но его всё равно слышно из коридора, хоть в ушах всё ещё звенит из-за шума выстрелов.
Юэн слышит, как три пары шагов спускаются на первый этаж, как они чем-то там гремят, а потом он видит тело Зоуи, падающее на пол в коридоре. Вслед за этим в зал врывается трое здоровых мужиков, они в экипировке, но без той военной формы, в которой ходят «охотники». Юэн не умеет стрелять. Юэн впервые держит пистолет в руках. Юэн поднимает пистолет, Юэн – испуганный и дрожащий, ребёнок, не знающий, что могло быть что-то хуже, чем убить людей своим прикосновением, – он нажимает на курок, как и все остальные. Их трое, и они хотят выжить, и трое мужчин, которые хотят их убить. Первым падает тот, который ближе к Честеру, потом остальные двое, грохот невероятный, звуки – невыносимые, кровь тут же оказывается на стенах и на полу, и один из упавших ещё двигается, тянется за выпавшим пистолетом, и Юэн не дышит, когда стреляет в него ещё раз. 
Когда всё затихает, Зоуи в коридоре стонет и ползёт в зал, а Честер… Честер и Надин… Юэн боится даже подумать что-то, но думать некогда, потому что Честер отвлекается от рта Надин, нажимает ей на грудную клетку несколько раз, говоря Юэну подойти. Юэн подходит. Юэн зажимает руками кровавую рану на плече Надин, пока Честер продолжает делать ей искусственное дыхание.
Снизу доносится несколько выстрелов, скрежет мебели, в конференц-зал заходит Итан, почти затаскивая за собой Джоан – Юэн даже не обращает внимание, что это Джоан, что у неё кровь на боку и на голове, что она еле передвигается и жутко хрипит, – что-то происходит вокруг, а Юэн нажимает на рану Надин, чувствуя, как между пальцами течёт кровь, пульсирующим потоком вытекает из Надин. Горько-кислый комок подкатывает к горлу, Юэн пытается сглотнуть его, но это не помогает. Честер что-то говорит, не Юэну – он обращается к Надин, прощупывая пульс на шее, Зоуи приносит рюкзак Честера, в котором аптечка, и только после этого Честер отстраняет Юэна, сам принимаясь что-то делать с ранением, пока Зоуи продолжает делать массаж сердца.
Юэн пытается вытереть кровь об футболку, пытается, пытается, снова и снова, пока Итан не останавливает его.
– Уведи его, – говорит Мэтт, – но ты мне нужен.
– Всё в порядке, всё хорошо, всё… я останусь с вами… не хочу… там потолок… – испуганно говорит Юэн, сам не понимая, что именно он произносит, он просто не хочет оставаться один.
– Мальчишка ранен? – почему-то интересуется Джоан, она полулежит у стены, пока Майк и Мэтт выносят трупы из комнаты. – Этот не должен был пострадать, – усмехается она. – Ему ещё рано. Он бы мог спасти так много людей, мы бы с ним могли это сделать. Но я уже никого не спасу, – она смотрит на свою рану и говорит что-то о том, что задеты внутренние органы и… Юэн не понимает ни слова. – Что ж… теперь ты станешь лекарством для избранных, для элиты. Ваш отец, этот чёртов убийца, он найдёт тебя, он сделает всё, за что ему платит корпорация, и я буду ликовать на том свете, когда ему придётся тебя убить ради этого, а ему придётся… Только жаль, что я так и не отомстила ему за своих крошек, – её язык заплетается и Юэн не может перестать думать: когда же она уже умрёт? От этой мысли страшно, липко, гадко, от этой мысли тошнит ещё больше. Юэн будто бы отключается от происходящего, стоя тенью рядом с Итаном, он пропускает всё – как Итан и Мэтт разговаривают с Джоан, пока она не умирает, как Честер и Зоуи с Майком пытаются спасти Надин, Юэн даже не замечает, как оказывается сидящим на полу в чистой кофте и с чистыми руками – он всё равно видит на них кровь. 
– Мы можем выйти через туннель, по которому они пришли, – Юэн сидит в объятиях Итана уже, кажется, целую вечность. По крайней мере, чай, который ему всунула в руки Зоуи, уже остыл. А ноги занемели так, что разогнуть колени не представляется возможным. Юэн и не разгибает. 
– Нет, или все идём, или ищем другой путь, нельзя разделяться, – Юэн не может определить, чьи голоса он слышит, чай в руках снова горячий.
– Мэтт… продиктуй мне адрес камер, ага, тот, что с точками… – это голос Итана, точно его, Юэн чувствует, как грудная клетка Итана вибрирует, когда он это говорит. Итан сидит за спиной Юэна, обнимая его ногами, а в руках у него планшет. Юэн думает, что он мешает Итану, и наклоняется вперёд, слыша облегчённый вдох Итана.
– Она выживет, – это женский голос, интонации мягкие, утешающие, будто это ложь. Юэн удивлённо думает: кто?; но он даже не моргает, не реагируя никак на окружающую действительность.
– Итан? Ты что-то нашёл? – снова мужской голос, наверное, это Мэтт, но Юэну всё равно, он думает о том, как отмыть руки, как этими грязными руками он сможет прикасаться к Итану?
– Ага, – выдох Итана такой обеспокоенный, такой странный, что Юэн начинает быстро моргать и разворачивается вполоборота к брату. Но Итан молчит, отдавая планшет Мэтту. Юэн улыбается Итану и снова откидывается на его грудь, заставляя себя обнять руками. Ему плевать, что остальные подумают, но он кладёт голову Итану на плечо и утыкается носом ему в щёку. Так лучше. Так хорошо. Он сможет, всё будет хорошо.
– То есть?.. – Мэтт передаёт планшет Майку, удивление начинает расползаться по их лицам.
– Серьёзно? – Майк отдаёт планшет Честеру, но Честер не хочет его брать, он держит за руку Надин, которая… «выживет» – вспоминает Юэн слова Зоуи, вспоминает её интонации и понимает – не выживет. Итан говорил с такими интонациями, когда в детстве отвечал Юэну на вопросы про отца и про спасение, и про то, что они ненадолго в бункере. Юэн смотрит на Надин, и ему так жаль её, так жаль Честера, так жаль всех, потому что они теряют члена семьи.
– Да, похоже, стена – это буквально стена, а за стеной… всё по-старому? Нас тут... убивали дождём… заперли и теперь уничтожают физически? – Зоуи смотрит на карту с таким ужасом, будто ей рассказали, что мир дерьмо – впервые, – а до этого всё было в шоколаде.
– Район отчуждения просто огромный… Пиздец.
– Это ещё не всё, – Мэтт отдаёт Итану планшет, тот что-то нажимает, но прежде Юэн успевает увидеть карту местности, будто  снимки со спутника, там действительно стена, а с другой стороны светящие посёлки, совсем рядом, по другую сторону стены проезжает машина… Они здесь как в загоне. Свиньи на убой. И всё это из-за их с Итаном отца. Юэн скрипит зубами, когда Итан закрывает одну папку, открывает другую, пролистывает сканы каких-то бумаг, среди которых что-то вроде анкеты с фотографией, на которой изображен человек в очках, с короткой бородкой и большими залысинами. Резко размытая фигура из воспоминаний Юэна обретает черты именно этого человека. Это их отец. Их отец. Глава проекта «Дождь» – вот что написано под именем их отца. Итан будто специально немного тормозит на этом изображении, чтобы Юэн успел рассмотреть. Сам Итан не выглядит удивлённым, и Юэн понимает, что многое пропустил, пока был… не в себе.
– Вот, – говорит Итан, закрывая папку, в которой была информация про их отца, и открывает другую. – Здесь карта туннелей.
– Мы не можем идти, Надин не может…
– Ну, новая игрушка Итана говорит нам, что никто в нашем направлении не движется, так что можем остаться здесь ещё на одну ночь.
– У неё пулевое ранение в плече! Что может, по-твоему, измениться за ночь? – Юэн жмётся к Итану, потому что голос Честера сейчас пугает его.
Юэн жмётся к Итану всю ночь, Юэн жмётся к Итану и в следующее утро. Он тысячу раз, наверное, произнёс «всё хорошо» в ответ на вопросы Итана, Мэтта, Зоуи и Майка. Но больше – ни слова. Утром Надин уже нету в конференц-зале. Юэн понимает, хоть никто и не говорит об этом. Честер мрачный и бледный впервые за время из знакомства молчит дольше получаса. Пока они идут по туннелю, Юэн молчит рядом с Честером, поддерживая его, чтобы он не напрягал ногу.

Разговоры о Надин заполняют тишину тоннеля, голос Честера здесь, думает Юэн, будто голос пастора на проповеди в церкви – гулкий, отбивается от стен тихим эхом. Юэн не понимает, как у Честера хватает сил на это, как у него хватает сил говорить о Надин так спокойно. Но всё же это немного помогает – Юэн хотя бы отвлекается от жутких воспоминаний о вчерашнем дне. Юэн думает, что он не пережил и десятой части того, что пережили эти ребята, живущие на поверхности в этом гадском мире последние десять лет. Да, ему пятнадцать, но другие его ровесники или мертвы уже или давно потеряли счёт потерям и ужасам, которые пережили. Юэн просто не имеет права раскисать из-за того, что выжил, пусть и убив – опять – ради этого другое живое существо. И Юэн определённо не имеет права раскисать из-за смерти Надин, раз даже Честеру удаётся держать себя в руках.
Юэн встряхивается, почти даже буквально, и остаток пути проделывает уже более расслабленно – это даётся ему очень нелегко, но он справится со всем, особенно, когда Итан рядом, держит за руку и поддерживает молчаливо.
Ещё одна мумия за столь короткий срок пребывания в реальном мире – это уже слишком много мумий. Юэн бурчит об этом, когда Зоуи спрашивает у него – снова – всё ли у него в порядке, пока они рассаживаются в гостиной. Зоуи шутит о том, что во всём виноват паршивый британский климат, хотя Юэн больше склоняется к тому, что всё из-за закупоренных окон и дверей – духота и неприятный запах соединяются воедино, и Юэн только надеется на то, что дом успеет проветриться до дождя.
Когда ребята начинают осваиваться с запасами мёртвого владельца дома, Юэн как-то прям чувствует себя ребёнком, пока взрослые носятся с алкоголем, явно собираясь выпить, и Юэн… Юэн просто чувствует себя неуместно. Поэтому вопрос Зоуи кажется немного странным. Мы? – думает Юэн и ёрзает на диване, смотрит на Итана и теперь уже по-настоящему удивляется. Потому что взгляд Итана… он будто спрашивает, будто предлагает – и Юэн хмурит брови, смотря на Итана с феерической смесью эмоций. «Ты очумел?», «что, правда?», «тебе кажется, что это хорошая идея?», «эй, мне пятнадцать!», «я прям такой взрослый?» – сомнения, надежда, радость и непонимание – обо всём этом Юэн молчит. И наблюдает за Итаном. За тем, как тот делает глоток, а потом чуть не возвращает этот глоток обратно, но не останавливается – и делает ещё один глоток. По виду ребят кажется, что алкоголь – это хорошо. По виду Итана кажется, что алкоголь – это хорошо, но через силу.
Итан предлагает понюхать, и это кажется Юэну логичным развитием событий. Понюхать он может, от этого ничего не будет, даже если вино гадкое и противное, каким кажется сейчас. Юэн берёт из рук Итана бутылку, принюхивается к горлышку и морщится. Пахнет неплохо, но в нос из горлышка щекотно прилетают мокрые искры – Юэн вообще не хочет знать, как это работает, что это и почему все так этому рады.
Юэн вытирает нос. Смотрит на остальных. И аккуратно отпивает из бутылки, совсем чуть-чуть, просто, чтобы смочить язык. Как он и думал – гадость. Но виду он старается не подавать, решая, что любовь к алкоголю – это какая-то возрастная деформация рецепторов, и он не может так уж явно завалить эту «проверку» на возраст. Юэн пожимает плечами и отдаёт бутылку обратно Итану. Юэну и так неплохо, особенно, когда Зоуи заваривает ему чай, найдя даже сахар где-то в закромах у мистера Мумии.
В закромах у мистера Мумии вообще много чего интересного. Например, солнечные батареи на крыше – в гостиной уже включён электрокамин, например, водоочистительная система, – Майк уточняет, что вода в кранах безопасна, и Юэн не хочет знать, как он это проверял. На деле, конечно, Майк достаточно сообразителен, чтобы проверить, как идут трубы в доме, и все ли они подключены к системе очищения воды, но Юэн, конечно, напредставлял себе ужасов, будто Майк лазил руками в воду. Даже кое-какие запасы еды есть, протеиновых батончиков – целый океан, Юэн скучал по ним, они кончились в бункере на третий год, кажется. Мистер Мумия рассчитывал прожить долгую жизнь здесь, судя по всему, и где-то просчитался.
Юэн с исследовательским интересом наблюдает за тем, как стремительно все пьянеют, все, кроме него и Майка, который пьёт больше всех, но кажется самым сообразительным здесь. За окном начинается и заканчивается дождь, а Юэну почему-то жутко беспокойно от того, насколько все расслаблены, насколько беззаботно смеются, чокаясь бутылками. Юэн уходит в туалет, а по пути назад, на диван к Итану, он подходит к Майку и просит у него пистолет.
– На кой чёрт тебе, мелкий?
– Ты сидишь тут в обнимку с автоматом, и ещё спрашиваешь?
Майк отдаёт из-за пояса пистолет и усмехается как-то странно. Юэн возвращается на диван, прячет пистолет в карман рюкзака, который стоит на полу рядом с ним. Юэн оставляет карман открытым. На всякий случай, просто – на всякий случай. Он не хочет думать о возможных случаях, но уверен, что лишняя трезвая рука в одном из плохих случаев пригодится.
Но ничего не происходит. Мэтт иногда проверяет окна, Итан заглядывает в планшет, Майк – изо всех сил веселится, оставаясь настороженным и собранным. Или это Юэну так кажется. Во всяком случае, вечер проходит хорошо – Итан смеётся, Честер выглядит не таким уж несчастным, – это хорошо.
Всё настолько хорошо, что Юэн наконец-то успокаивается и даже засыпает, он сидит рядом с Итаном, откинувшись на спинку дивана, и, кажется, никто даже не обращает внимание на то, что он посапывает. Юэн выныривает из сна, когда тепло Итана куда-то исчезает. Вокруг уже тихо, и, наверное, все разошлись по комнатам.
Юэн потягивается, поднимает рюкзак с пола и направляется в комнату, которую пару часов назад они с Итаном пометил как свою. По пути он слышит голоса Итана и Честера, доносящиеся из-за приоткрытой двери в одну из комнат, но проходит мимо. В их с Итаном комнате стоит старая кровать, на полочках какие-то женские штучки – расчёски, старая косметика, шкатулки, – будто здесь кто-то жил, а потом просто исчез, и никто не позаботился о том, чтобы убрать ненужные вещи. Наверное, всё равно не было претендентов на эту комнату, кроме призраков прошлого. Юэн складывает рюкзак рядом с рюкзаком Итана, и укладывается на кровать. Он пытается уснуть, но без Итана это кажется просто невозможным. Ждать у него получается из рук вон плохо, поэтому он вздыхает, ворочается, бродит по комнате, перебирая всякие баночки на тумбочках. Но это занимает его ненадолго, и он несмело идёт к комнате Честера. Он не хочет надоедать Итану – у них может быть личное пространство, он понимает, что Честеру наверняка плохо в одиночестве, но не может перебороть себя. Потому что ему тоже плохо в одиночестве.
Юэн толкает приоткрытую дверь в комнату Честера, смотрит прямо перед собой – глаза медленно сощуриваются, когда он понимает, что видит. У них с Итаном может же быть личное пространство, да? И имеет ли право Юэн вмешиваться? Имеет ли он право быть настолько злым сейчас, что зубы скрипят друг об друга – так сильно он сжимает челюсть. Это секунды, секунды, за которые Юэн успевает испепелить взглядом Честера. Секунды, которых мало Честеру, чтобы что-то понять, и мало Итану, чтобы что-то предпринять. Но зато вполне достаточно Юэну, чтобы осознать свою злость и появившееся желание врезать Честеру. Юэн сжимает кулаки и пятится, прикрывая за собой дверь, лишь бы не позволить себе сорваться. Он не должен так реагировать, не может причинить вред Честеру. Юэн оказывается в их с Итаном комнате спустя какие-то мгновения, тихо закрывает дверь и садиться на кровать – его трясёт, сцепляет руки в замок – короткие неровные ногти оставляют борозды в ладонях. Он так ненавидит в этот момент сам факт того, что они с Итаном братья, так ненавидит то, что не может позволить себе реагировать на увиденное, так ненавидит Честера и ненавидит ненависть к Честеру, потому что это несправедливо.
И, когда в комнату наконец заходит Итан, Юэн хочет сказать: не думал, что ты придёшь; потому что злость переполняет его. Вместо этого он поднимается с кровати и толкает Итана в стену. Возможно, это слишком громко получилось. Возможно, это даже волнует Юэна.
Юэн смотрит на Итана исподлобья – в приглушённом свете напольного светильника это должно выглядеть ещё хуже, чем есть на самом деле, потому что на лице Юэна залегают мрачные тени. Он хочет сказать: ты не имеешь права на это; потому что чувство собственничества сейчас застилает логику.
Итан на вкус – вино и Честер, и Юэн знает, понимает где-то в глубине души, что такого быть не может, но ощущения – именно такие. Поэтому Юэн целует Итана жестче, глубже. И кусает губы ощутимо. И совершенно точно хочет врезать Честеру.

Руки Итана на плечах кажутся невероятно горячими, в терпкий привкус вина на его губах кажется удивительно пьянящим – нет, Юэн не пьянеет в буквальном смысле этого слова, но у него кружится голова от этого поцелуя, и Юэну в голову даже не закрадывается мысль, что это из-за нехватки кислорода, потому как он забывает дышать, не знает, как вообще можно дышать, как можно оторваться от губ Итана по собственной воле. Но Итан отталкивает его и говорит, говорит, его голос пробирается под кожу, и Юэну страшно поднять взгляд на Итана, потому что он совсем не хочет показывать брату все эти свои дурацкие эмоции, которые он не может контролировать. Он не умеет их контролировать, потому что он никогда раньше ничего подобного не испытывал. А ещё он боится, что Итан может неправильно их понять или, наоборот, понять их слишком правильно, эти идиотские эмоции, может принять их на свой счёт.
Итан говорит как-то странно – Юэн думает, что это из-за алкоголя, – Итан говорит будто бы немного размыто, его интонации непривычно режут слух пьяной нежностью, и Юэн не хочет злиться на него. Умом он понимает, что Итан говорит правду, говорит, как оно есть, но Юэн всё равно раздражён и почти до отчаяния хочет целовать Итана, не желая всё это слушать, а только испытывая потребность доказать Итану, что вот то, что между ними, – это настоящее и это важнее всего на свете.
У Юэна есть ответ, у Юэна есть что сказать. Он может объяснить Итану, что злится на Честера, что боится, потому что, что бы ни было между ним и Итаном, с Честером Итану было бы проще. С Честером ведь было бы правильно, не так ли? Честер взрослый, Честер – чужой человек. Но Итан переводит тему, резко, в куда более страшное русло, нежели какие-то там поцелуи с Честером. Какой Честер? Какие поцелуи? Юэн от удивления забывает, как его самого зовут, на какую-т секунду, но точно забывает, оставаясь наедине с попытками переварить услышанное. Это, конечно же, отражается на его лице, и он не утруждает себя тем, чтобы скрыть свои эмоции, спрятать их и поиграть во взрослого человека, которого ничего не пугает. Которого не пугает перспектива заняться с кем-то сексом.
Думать об этом не получается, Юэн краснеет, вспоминая смеющийся голос Честера – «да, звучит ужасно, мелкий». На самом деле, думать и не о чем – Юэн смотрит в глаза Итану, крепко сжимает его ладонь, – если Итан хочет, то Юэн не посмеет этого не сделать, несмотря на то, что он понятия не имеет, как превратить слова Честера в собственные действия. А чтобы рассказать Итану что-то, придётся говорить о сексе, а Юэну это представляется смерти подобным, таким смущающим и… Нет, Юэн определённо не сможет рассказать. 
– Хочешь? – Юэн кусает губы и свободной рукой убирает чёлку с лица, дожидаясь, пока Итан не кивнёт головой. Юэн кивает в ответ – бессмысленно и непонятно зачем, сглатывает шумно и улыбается Итану, потому что, как бы страшно не было, Юэну кажется, что это именно то, чего хочет и он сам, когда ему не хватает близости Итана, когда всего того, что они делают, чертовски мало, чтобы почувствовать эту связь до конца.
Юэн впивается в губы Итана поцелуем, всё ещё улыбаясь, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя, как в бедро упирается его член, чувствуя, как вздымается его грудная клетка, как мёртвой хваткой сжимаются его пальцы на плече и на руке. Вот это – настоящее, а Честеру Юэн обязательно врежет, как только найдёт приличный повод это сделать.
Поцелуй за поцелуем Юэн старается уговорить себя, что нет ничего страшного в том, чтобы сделать это. Поцелуй за поцелуем Юэн заставляет себя быть смелее – нет, его поцелуи даже слишком смелые, но руки поначалу не слушаются, движутся осторожно. Но поцелуй за поцелуем… Юэн снимает с Итана кофту и снимает собственную, Юэн трогает Итана так, как не трогал никогда – изучает каждый сантиметр, будто видит впервые, будто дотрагивается впервые, и так оно и есть в определённом смысле.
Приходиться оторваться от Итана, чтобы отойти к кровати, и Юэн делает эти несколько шагов, будто на ватных ногах. В ушах кровь шумит, а сердце выбивает такой сумасшедший ритм, с которым Юэну сложно справиться. Но Юэн находит силы, чтобы перерыть свой рюкзак, переложить пистолет из рюкзака на прикроватную тумбочку, будто это телефон или блокнот, будто это ничего не значит, не замечая взгляда Итана, и, наконец, найти в рюкзаке тюбик пантенола – «вот с этим сейчас вообще сложно, мелкий». Этот взгляд Итана Юэн уже замечает, потому что разворачивается к нему лицом, складывая тюбик на подушку.
– Глицерин тут… и там… ох, неважно… – запинаясь говорит Юэн, не в силах объяснить, что глицерин был в составе любриканта, баночку которого Юэн изучал, когда выбрался из медицинского центра, как и пантенол. А, тем более, он не в состоянии объяснять, откуда знает о любиканте, и почему в его рюкзаке есть этот тюбик, который Юэн подобрал из аптечки Джоан, которую Зоуи потрошила в их последнее утро в медицинском центре.
Юэн снимает штаны, вставая коленями на кровать, когда Итан копирует его движения, оказываясь на противоположном краю кровати. Юэн видел Итана обнажённым или почти обнажённым, Юэн, в конце концов, держал его член во рту, но сейчас Юэн всё равно пожирает взглядом Итана, и, когда переводит взгляд выше, когда снова смотрит Итану в глаза, он не может понять ни одной своей эмоции, не может за ними уследить, не знает, что с ним происходит из-за Итана. Возбуждение и страх переплетаются – не отличить, что именно подталкивает его действовать, неуверенность с жаждой заставляют руки подрагивать, когда Юэн обнимает Итана за талию и заваливает на матрас, любовь с отголосками ревностного собственничества не дают засмущаться, когда Юэн седлает бёдра Итана, наклоняясь для очередного поцелуя.
Дверь открыта? – не к месту думает Юэн, смело укладывая руки Итана на свою задницу, заставляя его сжать ягодицы. Прижимаясь всем телом к Итану, ёрзая, выгибаясь, Юэн чувствует, как член Итана скользит между ягодиц, горячий, твёрдый, так хорошо, так невообразимо пошло, особенно, когда Итан сжимает ягодицы Юэна снова, прижимая член плотнее к ложбинке. Это сводит с ума, как и губы Итана, как и его тело, реагирующее на каждое прикосновение Юэна.
Майк обещал патрулировать ночью территорию… Через окно наверняка всё видно, – думает Юэн, дотягиваясь рукой до тюбика с мазью и оставляя её совсем рядом с ними, отвлекаясь на поцелуи. Как объяснить? Как попросить? Юэн не знает. Панические мысли атакуют, несмотря на то, что шторы на всех окнах они плотно закрыли как только зашли в дом.
Мысли уходят в тот момент, когда Итан начинает вылизывать чувствительное местечко за ухом Юэна, когда прикусывает кожу, когда касается одной рукой члена Юэна, чуть ли не доводя этим до оргазма. Мыслям не место в голове, где ураганом взвивается желание – яркое, настойчивое, уверенное. Юэн мягко, тихо стонет, Юэн будто бы теряет связь с реальностью. Что-то идёт не по плану, когда Юэн сползает по Итану вниз, накрывая ртом головку его члена, запуская руки под Итана, сжимая его задницу – он всего лишь хочет, чтобы Итан почувствовал тоже самое, что чувствовал он минутой назад, – а Итан стонет так сладко, слишком громко, как кажется Юэну. Настолько громко, что это выбивает остатки мозгов, что это заставляет стонать в ответ, не выпуская член Итана изо рта. Что-то идёт не по плану, когда Юэн, вытаскивая руку из-под Итана, натыкается ею на тюбик с мазью, когда немного отстраняется, усаживаясь на четвереньки, – не на секунду не выпуская член Итана изо рта, вылизывая головку и посасывая её, – и выдавливает на пальцы вязкую мазь. Что-то идёт не по плану, когда Юэн одной рукой заставляет Итана согнуть ногу в колене, а скользкими пальцами второй руки массирует тугое колечко мышц ануса.
Господи, блядь, – думает Юэн, когда кончиком пальца тычется внутрь дырки, когда мышцы плотно сжимают палец, когда Итан выгибается перед ним. Юэн не думал, что это будет так, когда Честер говорил что-то о массаже, Юэн не понимал на самом деле, что надо делать. Но, кажется, всё правильно?.. Чтобы удостовериться, Юэн переносит вес на другую руку, поднимаясь, нависает теперь над Итаном, следя за его выражением лица бешенным взглядом, ловя каждую его эмоцию в тусклом свете напольной лампы. Юэн целует Итана, целует, вставляя палец глубже, целует, почти высовывая палец наружу, и снова, и снова, пока не чувствует, что Итан не напрягается так сильно, как прежде. Юэн вставляет второй палец, добавляя немного мази, только сейчас понимая, насколько сам возбуждён, осознавая, насколько ему нравится видеть Итана таким – растрёпанным, стонущим сквозь зубы, с совершенно невменяемым взглядом.
Юэн целует Итана, будто советуясь с ним в не озвученном вопросе, Юэн целует Итана, будто старается найти какие-то ответы, но единственный ответ, который он находит, ловя губами стоны Итана, вовсе не касается того, что делать дальше. Это скорее утверждение, что он делает всё правильно. Поэтому Юэн продолжает, добавляя третий палец, пока интуитивно не понимает, что этого будет достаточно – Итан весь напряжённый, весь как натянутая струна, но пальцы внутри скользят мягко, легко. И Юэн думает… И лучше бы не думал, потому что он замирает, осознавая, что, чёрт возьми, собирается вставить в Итана член? Серьёзно? Наверное, на его лице читается каждая его мысль, потому что Итан касается пальцами его лица, проводит по скулам, по линии челюсти и по губам, и говорит мягко:
– Теперь ты собираешься смущаться? – Юэн прямо-таки слышит недосказанное «мелкий», но в ответ лишь молча машет головой. – Ты просто права не имеешь это делать, только не когда твои пальцы в моей заднице, – от этого, конечно, Юэн смущается только сильнее, но улыбается. Улыбается и в отместку загоняет пальцы глубже, сгибая их немного, случайно, но получая в ответ такой вибрирующий стон, от которого его собственный член дёргается. И как же он близок к оргазму. Слишком, опасно близок. Но его это не останавливает, и он, прикусив губу, вынимает из Итана пальцы, прижимаясь теперь головкой к дырке. От одного этого ощущения можно сойти с ума. Юэн помогает себе рукой, надавливает головкой, чувствуя болезненное сопротивление, слыша болезненный стон – Итан вжимается бёдрами в кровать, уходя от прикосновения, и Юэн чуть не умирает на месте. Он извиняется, он целует Итана, он зарекается что-либо ещё делать, он хочет, чтобы Итану было хорошо, а не вот это вот всё… Он извиняется, пока Итан не прерывает его, пока не говорит попробовать снова. Юэн не хочет – то есть, конечно, он хочет, он безумно хочет, но… Юэн выдавливает ещё мази, размазывая его по члену, он уже не помнит ни слова из рассказов Честера, и вообще не уверен, что там присутствовали такие подробности, так что – он действует интуитивно, и от этого чертовски страшно.
Вторая попытка оказывается немного удачнее. Или Итан просто контролирует себя. Юэн не может сейчас соображать достаточно трезво. Юэн упирается руками в матрас, опустив голову Итану на плечо, медленно вставляя в него член, и чувствуя, как голова взрывается, как мир взрывается, потому что ни один нормальный человек не переживёт таких ощущений.
Юэн замирает на целую вечность, Юэн начинает двигаться, наверное, слишком скоро. Он на проверку медленно, осторожно, размашисто двигает бёдрами, зацеловывая губы Итана, пытаясь сдержаться, пытаясь сдержать оргазм. Он стонет тихо, почти скулит, почти не двигается, но всё равно приходится резко дёрнуться назад, отстраниться – он кончает, заливая спермой живот Итана, и ему стыдно, ему ужасно стыдно, но ему так хорошо, что он почти рыдает, лёжа на Итане и глубоко дыша.

Поучительно? Да, наверное. Может быть. Вряд ли.
В ответ Юэн продолжает неразборчиво извиняться, хотя и не понимает толком – за что именно. То есть… Наверное, всё должно было быть немного иначе, да? Юэну даже думать обо всём этом стыдно и неловко, ужасно, кошмарно, это всё – сплошная катастрофа, но при этом – Юэн никогда не ощущал ничего подобного, ничто, из того что они с Итаном делали раньше, не сравнится с этим.
Юэн целует Итана, чувствует, как в бедро упирается его влажный от смазки член, и к смущению добавляется скромное предположение о том, что он, вероятно, облажался. Жить с этим ощущением Юэну не приходится слишком уж долго, потому спустя какие-то минуты ленивые откровения Итана просто размазывают Юэна, он забывается в любви, теряя всякую способность переживать на счёт того, что он всё сделал неправильно и неидеально.
Объятия – тесные и жаркие, и у Юэна мёрзнет спина, потому что воздух гораздо холоднее его тела. Объятия, по правде, больше походи на то, что Юэн просто-напросто не удерживается от того, чтобы сграбастать Итана себе – всего и целиком.
Юэн никогда раньше не замечал, насколько Итан красивый. Юэн никогда не оценивал его. Итан – это Итан, и, Юэн только сейчас это понимает, именно это и привлекает его. Хотя «привлекает» – не совсем то слово, Юэн просто не может даже подумать другое слово: заводит. Юэну нравится Итан, Юэн любит его, любит его невыносимый характер, его ужасные замашки старшего брата, Юэн благодарен Итану за его заботу. И всё это его заводит. Но сейчас, проводя рукой по бедру Итана, исследуя пальцами его живот и грудь, кидая быстрые стыдливые взгляды на его задницу или, выглядывая из-за плеча Итана, замечая его накачанный пресс, по которому размазана их сперма, сейчас Юэн понимает, насколько ему нравится тело Итана. Юэн зацеловывает медленно и лениво шею Итана, вдыхая знакомый запах, единственный запах на свете, который Юэн знает, и понимает, что Итан даже пахнет приятно. А теперь он знает, что есть другие люди, и эти люди не всегда приятно пахнут. А от Итана всегда пахнет приятно – даже, когда он потный и грязный, и прошёл несколько километров, или когда на нём засыхает чужая кровь – запах Итана особенный, и Юэн обожает его, потому что этот запах ассоциируется с безопасностью и домом. Юэн проводит носом за ухом Итана, оставляет короткие поцелуи на его щеке, куда дотягивается с трудом, и думает о том, что досконально знает каждую мелкую деталь его внешности, может рисовать его портреты по памяти, но почему-то никогда раньше не задумывался о том, что Итан – чертовски сексуален. Его губы, его глаза – как кто-то может вообще устоять? Эта, совершенно новая, принесёт Юэну кучу волнений, он это понимает уже сейчас. Когда Зоуи в шутку говорила, что Итан «секси», Юэн не придавал этому значения, но сейчас ему это кажется просто преступлением. И, конечно, Честер приставал к Итану, нельзя было ожидать ничего другого. Юэну определённо жилось легче ещё пять минут назад, когда Итан был просто Итаном, с гадским характером и замашками старшего брата.
Юэн не замечает, как возбуждается снова, как заходит много дальше, чем собирался, он касается Итана, будто боготворит его, и этот процесс будто гипнотизирует Юэна, будто нирвана накатывает и забирает его в свои крепкие объятия. Юэн снова смазывает пальцы пантенолом и уговаривает себя, что просто хочет услышать снова эти невероятные стоны Итана, просто хочет сделать ему приятно, но уже через пару минут он забывает об этом намерении.
– Следи за языком, – Юэн фыркает в шею Итана, загнанно, сбито, когда Итан матерится. Но на деле Юэн безоговорочно согласен с Итаном.
Итан такой горячий внутри, такой нереально тесный, но член скользит внутри него гораздо легче, чем в первый раз, пока Итан не сжимается – у Юэна будто звёзды перед глазами взрываются. И Юэн не замечает, как тихие стоны превращают в беспрерывное повторение имени брата, не контролирует это вообще, как и не контролирует то, как сильно прижимает к себе Итана, как неровно дрочит его член, как хаотично двигает бёдрами, порой замирая, вплотную прижимаясь пахом к заднице Итана, и мелко подрагивая от переизбытка ощущений.
Юэн думает, что никогда и никому не отдаст Итана. Никогда, никому не позволит к Итану прикасаться так, как Итан позволяет прикасаться ему. Юэн думает, что это всё ушло слишком далеко от «спасибо», он ведь не предполагал, что будет испытывать все эти чувства, когда вставал на колени перед Итаном в том бункере.
Юэн думает, что у него будут синяки на бедре от пальцев Итана, Юэн думает, что не сможет смотреть Итану в глаза после всего этого, Юэн думает, что это именно то, чего он хотел. Они с Итаном сейчас настолько близко, они двигаются в одном ритме, дышат и стонут в унисон, Юэн уверен, что их сердца бьются одинаково громко.
– Чёрт, – выдыхает Юэн, и у него даже хватает сил на то, чтобы испытывать неловкость из-за сказанного вроде как не очень плохого слова; это всё, на что хватает сил, потому что Итан кончает, сжимая член Юэна внутри так сильно, что Юэну даже больно становится. Юэн размазывает сперму по пульсирующему члену Итана, шепча ему на ухо хриплое «люблю тебя». Когда Итан расслабляется в руках Юэна, Юэн вытаскивает из него член, осторожно, будто боится сделать больно – он всё ещё понятия не имеет, как это всё устроено. Итан опускает ногу, зажимая член Юэна между бёдер, и Юэн кончает спустя несколько движений, прижимаясь головкой члена к яйцам Итана – это кажется жутко пошлым, это кажется невероятным.
Юэн так и засыпает, обнимая Итана руками, закинув на него ногу, прижимаясь к нему всем телом, укутывая собой. Но просыпается он под пледом, и, поэтому когда он нервно подпрыгивает на кровати от чужого громкого голоса, он прикрывается этим пледом, как стыдливая и очень истеричная девица.
– Ну, блядь, нет! – громким злым шепотом произносит Майк, и Юэн смотрит на него очень недовольно. – Вас хотела разбудить Зоуи. «Они всегда спят так миленько, обнимаются как бездомные котята», – Майк явно передразнивает Зоуи, и из его уст это звучит просто блевотно. Но зато Юэн понимает, что голос, который он услышал и из-за которого проснулся, принадлежал именно Зоуи, которая очень громко о чём-то ныла. Наверное, о том, что её лишили святой обязанности будить Юэна с Итаном. – Вы охуели – на это я намекаю. Вы в край охуели! – он всё ещё шепчет, но больше похоже на шипение. – Вы бы ещё встали перед всеми и засосались… Вы охуеть как отвратительны.
– И тебе доброе утро, – ворчит Итан, и Юэн только сейчас замечает, что, дёрнув плед, раскрыл Итана, вот совсем полностью. Юэн поспешно прикрывает брата пледом, исключительно потому что Майку не положено лицезреть обнажённого Итана, – никому не положено, кроме Юэна, – и поглядывает на Майка так, будто тот должен сгореть на месте прямо сейчас.
– Общий сбор в гостиной уже сейчас, – говорит Майк и плотно закрывает за собой дверь. Из коридора тут же доносится его как всегда насмешливый голос, когда он орёт Зоуи, что справился с миссией и «ни хрена они не похожи на котиков». Юэн фыркает, кусает губы, а потом смеётся, уткнувшись в собственные колени лицом. Это какой-то жуткий фарс. Но им очень везёт, что Майку дороже психическое здоровье группы, нежели все эти его моральные принципы.
Спустя десять минут Итан с Юэном уже сидят в гостиной, Юэн уминает завтрак так, будто не ел несколько дней, игнорируя недовольный взгляд Майка и то и дело поглядывая на Честера, будто ожидает от него какой-то ещё гадости. Честер с самого утра слегка нетрезв, но все остальные тактично этого не замечают, и Юэн думает, что тоже не должен. Всё-таки он потерял Надин, все они потеряли её.
Мэтт говорит о разведке, Майк о чём-то спорит с Мэттом, а Юэн занят тем, что надоедает Итану – незаметно толкает его коленкой в коленку, играет с застёжкой на его куртке, край которой лежит на диване, бодает лбом в плечо, когда становится совсем уж скучно следить за разговором. Ему не хочется притворяться, ему хочется обнять Итана и не выпускать его их объятий, пока небо не рухнет на землю окончательно. Когда Итан вдруг подключается к спору:
– Он не пойдёт один! – Юэн с удивлением понимает, что говорят о нём. Ну, кем же тут ещё может так остервенело командовать Итан? Удивительно то, что Юэн даже не обижается, он сдерживает улыбку, высоко поднимет брови и округляет глаза, демонстрируя полное непонимание ситуации, он переводит взгляд с Мэтта на Итана и обратно.
Оказывается, что Мэтт считает логичным, чтобы в разведку к Стене шёл тот, кто не помрёт, если начнётся дождь. Юэн, по правде сказать, тоже считает это логичным. Но Итан категорически против, хоть и пытается сейчас что-то сказать о том, что, конечно, решать Юэну, бла, бла, бла – Юэн улыбается Итану, это очень мило, что он пытается сделать вид, что это решение они могут принять вместе, как взрослые люди.
– Не, я не пойду. Там вооруженные люди, с которыми я могу тягаться как раз исключительно под дождём, а пока дождя нет… – Юэн пожимает плечами и принимается с виноватым видом шкрябать кутикулу на пальце.
– Вот. Ребёнок прав, – Майк говорит это с таким видом, будто Юэн только что подтвердил все аргументы Майка. Может так оно и было, Юэн ведь не следил за разговором.
Впредь Юэн такой ошибки не допускает. Он внимательно следит за тем, как разговор плавно идёт к тому, что Мэтт и Майк идут в разведку, а Итан и Зоуи остаются «за старших». Мэтт распределяет часы, когда кто дежурит, когда нужно «обходить периметр», он проводит целый инструктаж, а, выходя из дома, спотыкается и вывихивает ногу. Юэн тяжело вздыхает, потому что он прекрасно понимает, что произойдёт дальше. И он прав в своих предположениях.
Майк уходит в разведку с Итаном, Юэн и Зоуи караулят дом, Честер, вправив Мэтту ногу, открывает клуб хромых лузеров и новую бутылку вина.
Вечером, когда Итан с Майком возвращаются, Юэн уже просто изнывает от скуки. Он провёл очень плодотворный день. Сначала он ходил по лесу и смотрел в бинокль на лес. Это было очень увлекательно. Потом он смотрел на лес с другой стороны дома. Это было ещё веселее. Потом он понял, что впереди ещё две стороны дома, с одной из которых расположена мёртвая плантация винограда, и понял, что самое жаркое веселье впереди. Позже Мэтт учил его стрелять, сделав глушитель из подручных средств, чтобы не привлечь ничьё внимание (Юэн подумал, что лес будет очень заинтересован, услышав звуки стрельбы). Юэн научился попадать в бутылку с пяти метров и Мэтт им, кажется, решил гордиться всю оставшуюся жизнь, потому что он, как минимум пять раз повторил, что «мелкий у нас быстро учится». Ещё Юэн понял, что ему чертовски не хватает Надин, потому что выдержать разговоры Зоуи и Честера просто нереально, а им однозначно не хватает третьего. Поэтому Юэн выбрал случайную книгу с полки и уселся читать. История виноделья оказалась такой же скучной, как Юэн и подумал на первой странице.
Сейчас уже семьдесят шестая страница, а Итан всё ещё не оторвался от разговора с Мэттом. Юэн листает страницы, даже не читая, что там написано, слушая о том, что видели Итан с Майком.
– Это реально, блядь, огромная стена. Как в средневековье. Мы прошлись вдоль – там вышки через каждые десять километров. Это ж дохуя народу! Просто дохуя. Но там нет автоматики, так что всё преодолимо. Завтра надо будет проверить, какие у них протоколы безопасности. Мне нужен будет мелкий и олень, чтобы всё провернуть.
Юэн приподнимает бровь и смотрит на Майка поверх книги, потом на Итана, потом снова пожимает плечами, стараясь не выглядеть так, как чувствует себя. Предвкушение приключения разгорается в нём с дикой скоростью, сердце начинает колотиться и глаза загораются. Это кажется Юэну классной идеей. Ужасно страшной, но ужасно классной. Ему дадут возможность показать, что он не бесполезен! О чём ещё можно мечтать?
В комнате, когда они остаются с Итаном одни, Юэн спрашивает не против ли Итан. Юэн всё ещё старается не показывать того, насколько он хочет пойти с Майком на настоящую (взрослую) миссию. Он прячет воодушевление, он скромно улыбается, он целует Итана в шею, обнимая его и делая вид, что единственное, что ему сейчас интересно – это Итан, по которому он как-то чересчур соскучился за день. То есть, конечно, Итан действительно на первом месте, но на втором месте определённо предстоящий поход с Майком.
Итан говорит, чтобы Юэн не отходил от Майка ни на шаг. Итан говорит, чтобы Юэн не останавливался и не отвлекался, чтобы вернулся во что бы то ни стало. Итан имеет в виду – бросай Майка, если придётся, – так кажется Юэну. И он понимает Итана, понимает, что хотел бы, чтобы Итан сделал то же самое. И надеется, что, если вдруг что случится, Итан поймёт, что Юэн бы так не поступил, как не поступил бы так и Итан. Итан быстро засыпает в объятиях Юэна, а Юэн ещё долго гладит его по голове, улыбаясь в темноту.
Когда утром Зоуи врывается в комнату, а следом за ней Майк, пытающийся её остановить, будто охранял дверь до последнего, Юэн не чувствует руки, потому что Итан так и проспал, как убитый, в одной позе – на руке Юэна. 
– Ну видишь! Я права! Миленькие! Мэтт, ну скажи ему… Даже мужчины не могут противиться этому очарованию! – Зоуи смеётся, Мэтт откуда-то орёт, что не собирается смотреть, как другие парни спят, а Честер выглядывает из-за плеча Майка, сначала улыбается и соглашается с Зоуи, а потом мрачнеет и уходит молча.
Юэн украдкой целует Итана перед уходом, обещает быть осторожным, но, конечно, не сдерживает своего обещания.
Майк приманивает оленя каким-то куском еды, а Юэн бросает на него верёвку. Майк идёт рядом с Юэном, но на достаточно уважительном расстоянии, чтобы ненароком не сдохнуть, прикоснувшись к оленю. Олень взрослый, рогатый и сильно брыкается, и Юэн периодически чуть ли не ложиться на него, чтобы тот шёл куда надо.
– Но он хотя бы не хочет тебя сожрать, – говорит Майк.
И Юэн благодарен оленю хотя бы за это.
План Майка прост.
– Как два пальца обоссать.
Юэну страшно, но он держит себя в руках. Но не тогда, когда Майк начинает рассказывать, что его друг, которого насиловал тренер, тоже считал, что это нормально до поры до времени.
– Я не насиловал Итана! – праведное возмущение Юэна Майк почему-то принимает со странным выражением лица. Он открывает и закрывает рот несколько раз, прежде чем выдать сдавленное:
– Я этого знать не хотел.
– Просто не начинай… Всё хорошо. Лучше бы о Честере позаботился.
– Честер взрослый мальчик, Надин – не самая его большая потеря. Он умеет переживать подобное. Все мы умеем.
Юэн рад только тому, что за три часа пути Майк поднимает эту тему всего семь раз.
Когда они подходят к стене, Юэн охуевает. У него нет других слов. Стена не просто огромная, она громадная, она выше двухэтажного здания медицинского центра. Перелезть её наверняка просто нереально. Вышка, к которой они с Майком подходят, видна только с этой стороны стены, Майк говорит, что если по ту сторону гражданские, то это чтобы их не пугать. Они втроём – Юэн, Майк и олень, – сидят недалеко от вышки несколько часов. Майк засекает время между переговорами по рации – каждый час мужик на вышке включает рацию и что-то в неё говорит, слов не разобрать, но Майк всё равно почему-то доволен. После второго созвона по рации Майк говорит, что пора. 
Они оставляют оленя привязанным к дереву, а сами, как последние идиоты, начинают бегать между кустами и деревьями. Когда мужчина на вышке их замечает, он включает рацию и до Юэна доносится его фраза: «замечено движение, сектор 185». Юэн видит, как Майк качает головой и смотрит на часы. Через пару минут по ним уже вовсю ведётся огонь на поражение – мужик на вышке так и сказал в рацию. Они затихают и начинают бегать снова, шевеля кусты и ветки деревьев. Мужик стреляет, особо не целясь и не заморачиваясь. И так продолжается ещё около получаса. Слышно, как в тишине мужик щёлкает автоматом, заменяя обоймы. В конце концов, он говорит что-то по рации, а Майк шепчет Юэну, что пора сваливать. Юэн отпускает оленя так, чтобы тот побежал к стене, а сам убегает за Майком.
Они с Майком останавливаются на достаточном расстоянии от вышки, чтобы их не было видно, у Майка на всякий случай расчехлён пакет с теплоизоляционным покрывалом, если вдруг охотники запустят дрон. Майк следит за временем и постоянно оглядывается на вышку.
– Когда он запросил зачистку, я думал, приедет подкрепление, они выйдут из вышки, давая нам время их перестрелять… 
– То, что на вышке нет дверей и лестницы, тебя не смущает?
– Господи, ты только что заговорил прямо как Итан…
Юэн слышит вдалеке голоса. Майк тоже слышит и смотрит на время. Голоса приближаются и кажется, будто их с Майком окружают.
Дальше всё происходит слишком быстро, Юэн мало что соображает, кроме того, что он бежит так, как никогда раньше не бежал, чтобы успеть за Майком. Они бегут в южном направлении, подальше от стены, бегут, оставляя заметные следы на земле, и Майк явно собирается бежать так и дальше, пока не придумает, что делать.
– Там река… Майк… в реку! Давай! – Юэн хватает его за руку, они несколько минут бегут по берегу лесной речки – небольшой, но стремительный поток, слишком мал вообще, чтобы называться речкой, но слишком широкий, чтобы его перепрыгнуть. Но когда они шли к стене, Юэн заметил одно громадное дерево, нависающее над рекой. И именно возле этого дерева Юэн начинает спускаться вниз, держа Майка за руку. Им некогда выяснять детали. Юэн отпускает Майка, залезает в реку, течение чуть не сбивает его с ног, ветка дерева нависает ровно над ним. – Достанешь? – Юэн садится на колени, воды ему по грудь, и цепляется рукой за выступающий из воды скользкий валун.
Майк старается сделать всё быстро, потому что медленно всё равно не получится – он не сможет устоять у Юэна на плечах. Но Юэну всё равно кажется, что между тем, как Майк и все его девяносто (ну, может меньше) килограмм оказываются стоящими у него на плечах, и тем, как он отталкивается и хватается за ветку дерева, проходит вечность, на протяжении которой его позвоночник сто раз успевает сломаться. На самом деле, Майк всего лишь на секунду задерживается у него на плече, и наступает на Юэна всего-то одной ногой.
Юэн на дерево не залезет, особенно теперь, когда он весь мокрый. Майк не сможет ему помочь, и Юэн знал это ещё до того, как залез в воду.
– Встретимся ниже по течению, – Юэн говорит тихо, из-за шума воды его не слышно, поэтому он показывает рукой, куда Майку нужно идти, а сам остаётся в воде.
Он ждёт несколько минут, а потом слышит сверху голоса людей. Юэн делает глубокий вдох и ложится в воду, лицом вниз. Его тут же начинает нести течением, он больно влетает в ближайший валун ногой, его переворачивает руками вперёд, и пока он пытается изображать утопленника, он видит, как наверху, над рекой, охотники уже уходят обратно, только один остаётся понаблюдать. Поэтому Юэну приходится плыть ещё, как минимум, несколько сотен метров, пока река не поворачивает так, что теперь его уж точно не видно.
Юэн выбирается на землю из воды, отплёвываясь и тут же замерзая. Рюкзак за спиной тяжелеет в разы, а Майка как не было, так и нет, – Юэн поглядывал на берег, пока бултыхался в воде. Дом находится справа, а река уходит влево, и Юэн честно не знает, куда идти, чтобы найти Майка. Идти в дом было бы логичнее, потому что. если с Майком всё нормально, туда он и пойдёт, когда не найдёт Юэна – если вообще будет искать. Но если на этой чёртовой речке нет переправы, то Майк может бродить в этом лесу ещё долго, ведь он оказался не на том берегу, на котором нужно бы.
Пока Юэн растерянно сидит на берегу, пытаясь вылить из ботинок и рюкзака воду, Майк находится сам. Он бежит по берегу реки к Юэну, и Юэн напрягается, быстро зашнуровывая ботинки – если вдруг Майк не просто бежит, а убегает.
– Я нашёл, откуда эти тараканы понабежали, – задыхаясь, говорит он, добегая до Юэна.
– В общем, они передвигаются по канализации, – заканчивая рассказ, говорит Майк.
Последние полчаса Юэн сидит в сухой одежде, в сухом пледе на сухом кресле у электрического камина и случает о том, как он насиловал оленя, пытался утопиться и отсиживал задницу на холодной земле. Очень увлекательный рассказ. Он пытался объяснить, что всё было не так, но его не слушал даже Итан. Или особенно Итан, сложно понять.
Но, тем не менее, Майк не выглядит так, будто кому-то стоит волноваться о произошедшем, так что, наверное, это должно успокоить Итана. Наверное.
Зоуи вручает Юэну стакан с чем-то тёплым и странно пахнущим. Говорит, что это поможет не заболеть. Что такое «глинтвейн без всего» Юэн не понимает, но это не очень-то вкусно. Чай Юэну нравится больше. Когда он начинает пьянеть, до него доходит, что имел в виду Честер, когда сказал, что теперь и Юэн присоединился к взрослой праздной жизни. Тёплое вино – это подло, думает Юэн и хихикает себе под нос.
– И вот у нас тут есть план канализации… И вот тут вход, а тут выход, надо всего лишь пережить двести метров в старой трубе, в которой нас ждёт армия охотников. Или никто не ждёт. Этого мы не знаем. И не узнаем, пока туда не залезем.
Мэтт и Майк обсуждают возможную стратегию, Зоуи говорит, что ещё неделю им не стоит туда соваться, потому что клуб хромых лузеров не дойдёт никуда, а Честер смеётся, и Юэн смотрит на него так, будто сейчас вот перестанет нежиться в тепле и убьёт его. Голыми руками. А всё потому что Честер сидит слишком близко к Итану. Касается его колена, когда смеётся. Касается его плеча, когда спрашивает что-то у Итана. И смотрит на Итана. Смотрит на него так, будто постоянно этим взглядом напоминает ему о том поцелуе, который у них случился. По крайней мере, Юэну именно об этом напоминает взгляд Честера.
– Итан, – Юэн говорит тихо, почти шепчет, из его кресла его не слышно. – Итан, Итан, Итан! – Юэн произносит это каждый раз с разной интонацией, каждый раз всё громче, каждый раз всё сильнее растягивает букву «а». – Итан, – а это вообще звучит как скулёж, как нытьё и так, будто он собирается реветь прямо здесь и сейчас. Он даже губы надувает. Но хихикает снова, когда Итан наконец переводит на него взгляд. – Мне холодно, одиноко и жарко, – Юэн ноет, совершенно по-детски, отмахивается – очень злобно – от ещё одного пледа, который тут же ему предлагает Зоуи, и смотрит на Итана. Очень пристально. Очень. И хихикает.

Почему так плохо? – это мысль, с которой Юэн просыпается. Он открывает глаза, но это оказывается до спазмов больно, и он закрывает глаза снова.
Перед закрытыми глазами калейдоскопом проскакивают воспоминания о вчерашнем вечере. Обрывки, которые сопровождаются огромным чувством неловкости и пожирающим стыдом. И в последнюю очередь его волнует, что его вырвало напоследок. Куда более гадко ему от того, что он слюнявил Итана при Майке, что он так активно вешался на Итана перед всеми – что они подумали?, не догадаются ли они?, злится ли Итан за то, как себя вёл Юэн? Вопросов много, а голова от них болит ещё больше. Юэн вспоминает, как долго не мог заснуть, как вертелся в объятиях Итана, вертелся и стонал, потому что темнота вокруг жутко вертелась, а в желудке было такое ощущение, которое появляется, когда снится, будто падаешь. Юэну такие сны часто снились, хотя он никогда толком и высоты-то никакой не видел, и ему очень не нравилось даже мимолётно ощущать подобное. Сейчас его снова начинает подташнивать – и от головной боли, и от неприятного привкуса во рту, и от воспоминаний о том, как его вертолётило перед сном, пока он не уснул сидя.
Сзади в макушку Юэну прилетает поцелуй, а голос Итана раскалывает голову пополам. Юэн стонет в ответ на кажущиеся слишком бодрыми слова Итана.
– Не хочу быть взрослым, – Юэн ворочается в кровати, складываясь колобком рядышком с Итаном, прижимаясь к его животу своей больной головой. – Как ты мог не уследить за мной, – его стоны полны отголосков страданий, и это даже ему самому кажется смешным – он тихо смеётся, а потом снова стонет, ластясь головой к животу Итана.
Это самое ужасное утро в его жизни. После самого ужасного вечера в его жизни. Он слишком живо помнит, как держался руками за холодный ободок унитаза, как спазмами скручивало его живот, как Итан улыбался и гладил его по спине – ужасно стыдно. И с каждой секундой Юэну от этого становится всё хуже и хуже.
Итан предлагает Юэну аспирин и воду, и Юэн сопротивляется сначала – ему почему-то кажется, что его даже от воды сейчас стошнит, хотя это е обыкновенная вода, что такого-то? Но в итоге Юэн сдаётся и пьёт таблетки – сразу несколько.
– Прости за всё это… – выдавливает Юэн, когда уже может говорить и не причинять себе этим боль. – Я ужасно себя вёл, да? – Юэн и так знает, что ужасно себя вёл, и, на самом деле, просто хочет, чтобы Итан его утешил и рассказал, что всё не так-то уж плохо.
Спустя час, когда Юэн наконец-то в состоянии оторваться от кровати, он уходит в душ, где пропадает целую вечность. Юэн никогда ещё не чистил зубы с таким удовольствием, как сегодня, и никогда не думал, что душ – это настолько здорово. Немного освежившись, Юэн выходит в гостиную. И начинается.
– Так ты меня любишь, да, мелкий? – фыркает Майк.
– Сегодня ты не танцуешь? – смеётся Честер, достаточно бодро пританцовывая рядом с Юэном.
– Ох, малыш, я не думала, что тебя так проберёт, – говорит Зоуи, а Юэн смотрит на неё из-под чёлки и бурчит в ответ что-то вроде «да ничего», хотя ненавидит её в этот момент изо всех своих скудных силёнок.
Юэн не отходит от Итана ни на шаг, и даже Майк ничего не говорит против этого, – хоть какой-то плюс, – потому что страдания Юэна слишком очевидны.
– Никогда, больше – никогда, – то и дело бубнит Юэн, пока Итан гладит его по голове. Юэн пытался быть самостоятельным мальчиком, но ничего у него получилось, и он умостился рядом с Итаном на диване, положив голову ему на колени и свернувшись клубочком.
Юэн то засыпает, то просыпается, молча слушая разговоры «взрослых». Майк с Мэттом что-то планируют, и Юэн понимает только то, что придётся идти ночью, чтобы их было не видно со смотровых башен.
Майк предлагает принести в жертву дрон, Мэтт говорит что-то о материальных доказательствах происходящего здесь, Итан предлагает вообще не заставлять группу захвата выходить из убежища, Майк углубляется в подсчёт времени, оглашая, что, наверное, Итан прав – группа зачистки явно потратила около пяти минут на то, чтобы выйти из своего убежища, а значит они не базируются прямо там.
– Я не знаю, хочу ли за стену, – Юэн просыпается опять в середине какого-то разговора и слова Зоуи удивляют его. Как и всех остальных. – Если бы мы могли, как Джоан, выращивать всякое и жить на одном месте… Это же почти рай, – она смеётся, все смеются, а Юэн не понимает ни её, ни остальных. – Как подумаю, что там, за стеной, может быть, нормальная жизнь, как раньше…
– Наверняка там нельзя безнаказанно убивать мудаков, – ржёт Майк, а Юэн с удивлением понимает, что у него больше не болит голова от громких звуков.
– Да… придётся соблюдать законы, зарабатывать на еду… – Мэтт изображает недовольство.
– Ну, уж нет, ребята! Там есть нормальные люди! А представляете, сколько за десять лет фильмов вышло? А музыка? Вдруг там теперь в моде какой-нибудь гранж-хэви-регги? А еду-таки печатают на 3Д-принтерах? И голограммы всё-таки сделали осязаемыми? – Честер недовольно косится на всех, будто они все с ума посходили. В этот момент в нём полно желания жить, и, думает Юэн, Майк был прав – Честер умеет справляться с потерями.
– А вдруг моя тётка в Глазго жива… – эта фраза, сказанная тихим голосом Зоуи, заставляет всех замолкнуть и осознать, насколько опасно думать, что за стеной прежний мир.
Они раньше всерьёз не поднимали эту тему – все боялись признать эту надежду. Страшно было бы найти там такие же мёртвые пустоши. Но ещё страшнее думать, что там действительно всё по-прежнему – люди живут своими мирными жизнями, ходят под дождём и не умирают, держат дома питомцев и скот, едят мясо, овощи и даже фрукты, в конце-то концов. Страшно представлять, что в больших городах шумно и людно, что высотные здания заполнены людьми, которые каждое утро спешат на работу, не подозревая, что в десятках километров от них ведётся первобытная борьба за выживание, люди рвут друг друга за консервы или на консервы, а хлеб никто не ел уже десятилетие.
Не Юэн до этого додумывается. Это ребята переговариваются тихо между собой. И даже Майк с Мэттом выглядят напуганными эти разговором.
– А у нас там никого нет, да, Итан? – все их родственники жили в пострадавшем районе. – Может, здесь действительно лучше… – Юэну самому страшно такое произносить, и он думает, что Итан понимает, почему именно Юэн такое говорит. Даже Майк понимает, судя по тому, как он хмыкает. Очень многозначительно.
– Нет, мелкий, тут вам не лучше. Особенно тебе. Ты ещё можешь школу закончить и влиться в нормальную жизнь. Завести подружку… – никому, кроме Юэна и Итана, его слова естественно не кажутся навязчивыми. А Юэн закатывает глаза и его выражение лица в точности передаёт его мысли: да сколько ж можно-то?
– Чем ты хотел бы заняться, мелкий? Ну, в большом реальном мире? – Зоуи гладит его по ноге, дотягиваясь со своего кресла, и Юэну от этого жеста щемит сердце – вот его новая семья, он не хочет никаких других людей, не хочет терять то, что сейчас у них есть в этом доме, потому что это гораздо больше, чем Юэн имел за всю свою жизнь.
– Свалить от вас всех, чтобы меня перестали называть мелким. Первым делом просто от вас сбегу, – ворчит Юэн, вроде как отшучиваясь, и все смеются, и это так уютно ощущается, что Юэну всё-таки приходится незаметно почесать глаза, чтобы смахнуть непрошенные слёзы.
За плотно закрытыми дверьми их с Итаном комнаты, в свете тусклой лампы и с зашторенными окнами, Юэн всё ещё чувствует это странное ощущение, будто он дома. И не может выкинуть это всё из головы.
– Всё хорошо? – спрашивает Итан, Юэн видит беспокойство на его лице и улыбается в ответ.
– Да, – он отвечает слишком поспешно и кажется, будто он врёт, поэтому он исправляется. – Да, – он кивает и говорит медленней, – просто… я не знаю, что такое «цивилизация». Нормальный мир для меня это бункер, знаешь, ты, я и стены. А сейчас, всё это… мы провели снаружи сколько? Две недели? А кажется, будто прошли годы беспрерывной дороги и ужасов. И ребята… даже Майк… даже Честер, – Юэн фыркает, – кажутся семьёй. И я не уверен, что в новом мире мы по-прежнему будем… как сейчас, понимаешь? Да и то, что… ну, то, что между нами… ты сразу говорил, что в нормальном мире это ничем хорошим не кончилось бы. А это и тут сложно, а что будет там… Я боюсь, что там всё испортится, – Юэн лежит, обнимая Итана, умостив голову ему на грудь, и вырисовывает на его груди витиеватые рисунки пальцем. – Но, думаю, что тебе будет там лучше… Хотя бы не придётся волноваться, что меня хотят пустить на эксперименты, – Юэн тихо смеётся, но на самом деле думает ровно о противоположном – ему самому не пришлось бы так волноваться, что Итана убьют охотники или что он попадёт под дождь, наступит в лужу, его укусит комар и всё вот это... – Там вроде как безопаснее, да? И мне действительно интересно, какие фильмы наснимали за это время, и какой на вкус шоколад – я уже не помню, – и что такое метро, и я скучаю по пенке для ванны, и хочу завести собаку, такую, как у нас была в детстве, – говоря всё это Юэн, наверное, впервые действительно чувствует себя взрослым. Не тем взрослым, который уже крутой и самостоятельный в силу возраста. А тем, который повидал слишком много дерьма, отчего и повзрослел. И Юэну это не нравится, вот совсем, ни капли, потому что он понимает, что это наверняка огорчает Итана, ведь… Ведь Юэна вот огорчает, что Итану приходится быть вечно за всё ответственным и сосредоточенным, приходится быть не просто старшим братом, а старшим братом с такой кучей обязанностей. Юэн вспоминает, каким Итан был счастливым и беззаботным до дождя, даже когда ему приходилось сидеть с вечно болеющим Юэном, когда он навещал его в больницах или в медицинском центре отца. Юэн помнит, как Итан показывал ему игрушки, для которых Юэн был ещё определённо слишком мал, учил играть на приставке, как иногда ночью втихаря уходил кататься на велосипедах с друзьями, а потом возвращался весь сияющий. Юэн просто хочет, чтобы Итан мог снова быть тем мальчишкой, чтобы хоть день у него прошёл спокойно, не взаперти в четырёх стенах и без смертельной опасности. И от этого Юэн, конечно, ни разу не перестанет восхищаться им.

Все мысли разом вылетают из головы, когда Итан целует пальцы Юэна. Все мысли подло ретируются, сбивая Юэна с минорной волны, на которой он собирался кататься до утра – ведь мыслей этих действительно слишком много, и они слишком серьёзны и грустны. Юэн не ожидал, что лёгкие поцелуи заставят его забыться и задрожать. Но это происходит.
Юэн знает абсолютно точно, что сбивается со своих грустных настроек, не из-за самих поцелуев. Он знает, что всё это из-за самой по себе инициативы Итана, из-за того, как просто и легко он показывает свои чувства этими нежными касаниями губ. Из-за того, как сердце Итана начинает биться быстрее – Юэн слышит и чувствует это. Из-за того, что Юэн тоже любит Итана.
Итан не останавливается на поцелуях, Итан касается Юэна так, что голова начинает кружиться, касается губами его члена – сквозь ткань штанов это кажется жутко развратным, куда более развратным, чем всё, что между ними было. И Юэн плавится от понимания, что Итану хочется этого, хочется именно так любить его, точно так же, как и Юэну, и это невероятно. Итан своими прикосновениями стирает окончательно из головы Юэна голос Майка, который твердит что-то о принуждении, о неправильности, о порочности и о том, что это вредит и Юэну, и Итану. 
Первую просьбу Итана Юэн выполняет без колебаний, переворачивается на живот, закусывая губу, потому что он знает, что будет дальше – он уверен в этом, он хочет этого и только от этого сладкого предвкушения он готов кончить.
Вторая просьба Итана каким-то образом причиняет Юэну боль. От этой боли не хочется защищаться. Боль вызвана осознанием того, насколько хорошо Итан знает Юэна, будто он побывал в голове Юэна и теперь располагает всеми его секретами. Это приятно и страшно, Юэну это нравится, он в восторге от этого, но сердце всё равно щемит. И он мычит Итану что-то согласное в ответ, хоть они оба и знают, что он не выполнит эту просьбу ни за что и никогда.
Юэн всё равно уверен, что ничего плохого Итан не сделает. Ни за что и никогда.
И он не ошибается, никогда он не ошибается в Итане, хотя сейчас он не в состоянии об этом думать. Он вообще ни о чём думать не может, потому что «о боже, о боже, о боже» истерически бьётся в его голове, пульсирует в такт шуму в ушах, когда Итан вылизывает его задницу, собственным языком, вылизывает, проталкивается языком внутрь, заставляя стремительно умирать от этих ощущений. Юэн кусает подушку, мнёт её уголки руками, боясь двигаться, но всё равно ёрзая, дёргаясь, извиваясь на кровати. То, что Итан делает, то, как его язык касается Юэна, это чертовски неожиданно. Юэн никогда бы не подумал, что подобное вообще можно делать, не говоря уже о том, что это будет так… остро.
Этого слишком много для Юэна, это слишком чувственно и это слишком горячо – Юэн не замечает, как слёзы начинают течь из глаз, зато прекрасно замечает искры, которые ему мерещатся. И Юэн скулит, понимая, что сейчас кончит, пытается уйти от прикосновений, пытается сдержаться, но только сильнее вжимается членом в матрас и кончает, еле дыша, давясь слезами и вжимаясь лицом в мокрую от его же слюны подушку.
Какие-то секунды Юэн не соображает, что происходит. Он не понимает, почему Итан останавливается, не понимает почему он думает, что Итан обязан продолжать, он ничего не понимает. Он только думает, что лучше уже быть не может. И зря. Потому что ровно в этот момент Итан ложится на него сверху, всем телом придавливает его к матрасу, и Юэн открывает глаза и хватая воздух ртом, понимая, что вот оно – вот это идеально. Идеально чувствовать Итана на себе, задыхаться под его весом, чувствовать, как он закрывает собой от всего мира, чувствовать себя взаперти в его объятиях.
Как ответить Итану, Юэн не знает, поэтому он показывает, поэтому он трётся задницей о член Итана, поэтому он стонет. Он боится сказать то, что вертится на языке, не понимает, почему эти слова так и хочется произнести, поэтому вместо желанного «пожалуйста», вместо «не останавливайся», Юэн просто стонет и скулит, вытирая слёзы об подушку.
Юэн так и не находит в себе сил, чтобы заговорить, он еле отвечает на поцелуй Итана, ему кажется, что оргазм лишил его не только рассудка, но и дара речи. Юэну больше всего на свете сейчас хочется, чтобы Итан перестал так сильно о нём заботиться, так переживать о каждом действии, ему очень-очень хочется, чтобы Итан продолжал делать то, что начал. И у Юэна в мозгу явно что-то взрывается, когда Итан говорит, что не сможет остановиться сам, Юэн улыбается осознанию того, что Итан чувствует то же самое, что чувствует он сам, что Итан не сможет противостоять этому жуткому, сильному и жаркому притяжению, которое есть между ними. Это подтверждает, снова, что Итану это нужно так же, как и Юэну. И от этого сносит крышу, дрожью прокатывается по телу возбуждение, и Юэну приходится снова стирать с краёв глаз выступающие слёзы.
Доверие Юэна к Итану действительно безгранично, но всё равно он напрягается, когда Итан скользит пальцем внутрь него. Юэн даже зажмуривается, Юэн даже задерживает дыхание на несколько секунд, а потом понимает, что ничего страшного не происходит. Он ощущает в себе кончик пальца, и это не больно. Он видит блеск в глазах Итана, и вот это – прекрасно.
– Не останавливайся, только не останавливайся, Итан, – Юэн удивляется тому, что таки произносит это вслух, тихо и жалобно, прикрывая рукой лицо, залитое румянцем. Юэн едва приподнимается на локтях, чтобы рассмотреть Итана, чтобы не прятаться от него, чтобы дотянуться до его губ поцелуем, придерживая его на шею.
– Всё хорошо, Итан, мне с тобой так хорошо, – шепчет он, закусывает нижнюю губу, чувствуя, как Итан шевелит кончиком пальца внутри него. Это странное, совершенно новое ощущение, и Юэну интересно, безумно интересно, как это будет, если Итан вставит больше пальцев, если Итан вставит свой член вместо пальцев. Юэн становится страшно нетерпеливым, когда ему хочется что-то узнать. Юэн смущается, но всё равно хватает Итана за запястье, заставляя вставить палец немного глубже, всё ещё без смазки, это уже почти больно, всё ещё странно, но глаза Итана такие невозможно красивые сейчас, что Юэн просто не может взять в расчёт эту почти-боль.
В руке Итана тот самый тюбик пантенола, и Юэн смотрит на него, потом на Итана, потом кивает:
– Давай, Итан, я хочу, чтобы ты это сделал, – Юэн шепчет, краснеет ещё больше, но улыбается и энтузиазм ему бы не удалось скрыть, даже если бы он хотел.
Пантенол, нагревшийся в руках Итана, ощущается как-то до смешного щекотно, когда Итан проходится влажным пальцем по дырке, нажимая на неё легко. Юэн скулит и выгибается, прося Итана не медлить, он елозит задницей, приподнимая её, пытаясь прижаться к дразнящему пальцу, но ничего не выходит, зато Итан наконец возвращает палец внутрь, глубоко, упираясь костяшками в задницу Юэна, сгибает его внутри, задевая что-то, отчего Юэна чуть ли не подбрасывает на матрасе.
– Ещё, – скулит Юэн, – пожалуйста, – он совершенно определённо понял, что это в самом деле заставляет Итана не останавливаться, и собирается этим пользоваться всегда.
Юэн чувствует, как возбуждение снова заставляет всё тело гореть, его дыхание сбивается, а член влажной головкой прижимается к низу живота. И Юэну всё ещё ощущает неловкость, лёжа перед Итаном, расставляя ноги для него, выставляя себя напоказ, но он не собирается ничего делать, чтобы избежать этой неловкости, потому что ему нравится взгляд Итана, когда он рассматривает его, когда пожирает глазами, когда облизывается, замирая взглядом на члене Юэна.
Второй палец причиняет дискомфорт, но Юэн старается расслабиться, помня, как Итан поначалу был зажат, как узко было внутри него, и как потом легко скользил внутрь него член. Юэн хотел бы постараться, но на деле он плавиться и едва ли контролирует себя, то поднимаясь к Итану за поцелуями, то хватаясь за его предплечья, то сжимая его грудь, то касаясь его губ пальцами, то снова пряча собственное лицо в руках, чтобы заглушить стоны, чтобы не кричать, когда внутри него уже три пальца, и Итан разводит их в разные стороны, растягивая Юэна так хорошо, так странно, так горячо и немного больно.
В какой-то момент Юэн настолько забывает о том, что его что-то смущает, что сжимает собственный член у основания, сгребая яйца пальцами, потому что если он не сделает этого, он точно кончит снова, а он не хочет – сейчас ещё слишком рано. В какой-то момент, Юэн настолько забывается, что скулит, выгибаясь под Итаном:
– Прекрати, – взгляд Итана не сразу проясняется, и Юэн жалеет о сказанном в эту секунду прояснения. – Вытащи пальцы, Итан, – шепчет Юэн с максимально нежной интонацией, приподнимаясь снова на локтях. Юэн переворачивает на живот, неловко лягая Итана ногами, извиняясь, укладываясь перед ним с раздвинутыми ногами, и смотрит через плечо: – так… давай так? Пожалуйста, – он снова скулит, складывая припухлые губы в несмелую улыбку, ему так сложно даётся каждое слово, но, когда Итан наклоняется, чтобы укусить Юэна за лопатку, Юэн понимает, что мучения окупаются.
Итан делает всё медленно, делает всё очень осторожно, Юэн готов умереть от этого, Юэн думает, что сгорит раньше, чем Итан вставит в него член полностью. Смазанная головка раскрывает, растягивает его изнутри, Юэн зажмуривается и ныряет в подушку, Юэн выгибается и приподнимает задницу, подстраиваясь интуитивно, Юэн чувствует Итана настолько своим сейчас, что от этого хочется кричать, но он сдерживается, чтобы никто их не услышал, чтобы никто не посмел им помешать. Юэн загнанно дышит, принимая Итана всё глубже, Юэну больно, но не настолько, чтобы он считался с этой болью. Юэну так хорошо слышать стоны Итана, так хорошо чувствовать, как у него дрожат руки, когда он упирается ими в матрас. И Юэн дёргает Итана за руки, заставляя упасть на себя, Юэн с удивлением обнаруживает, что способен удержать на себе вес Итана и не вжаться пахом в матрас, так и выгибая спину, так и отклячивая пошло задницу кверху. Итан просовывает руки подмышки Юэна, почти обнимая его, и медленно начинает двигаться, прижимаясь к Юэну всем телом – грудью к спине, пахом к заднице, бёдрами к бёдрам, – и Юэн сходит с ума, Юэн задыхается, Юэн откидывает голову назад, чтобы провести языком по щеке Итана, чтобы еле достать до его губ быстрым поцелуем.

Мир разрывается на части или Юэн разрывается – не понять точно. Одно Юэн понимает с пугающей ясностью – ему никогда и ни с кем не будет так хорошо, как с Итаном. Его жаркое дыхание, его объятия, его член в заднице – это какое-то сумасшествие, но это единственный способ не сходить с ума в этом разрывающемся на части мире. Итан – единственный, кто важен, единственный, кто реален. И Юэн умирает, умирает и снова рождается, пока Итан двигается внутри него, пока прижимается к нему всем телом, пока его пот стекает на спину Юэна, пока его запах кружит голову. Юэн умирает и перерождается – он готов горы свернуть, лишь бы у них с Итаном был хотя бы шанс на жизнь.
Уже в душе Юэн прижимается лбом к холодному кафелю и смеётся глупо, подставляя тело под струи прохладной воды. Секс – это чертовски важный аспект жизни, как оказалось. Юэн никогда, наверное, не чувствовал себя таким расслаблен и таким умиротворённым, как в этот момент. И, если это не ещё одна причина, почему их с Итаном отношения правильные и необходимые им обоим, то Юэн не знает, как иначе это назвать.
И его, конечно, угнетает, что Итану приходится снова и снова доказывать всё это, объяснять – снова и снова. Юэну страшно, что, если про их отношения станет известно не только Майку, что, если они попадут в мир, где будут люди, которые смогут осудить Итана, всё станет ещё хуже. Юэн боится, что Итан струсит. Юэн боится этого даже не потому, что это будет означать конец их отношениям. Юэн боится, что его старший брат, самый смелый и самый крутой парень в мире, что он струсит. Что он побоится привлекать внимание, побоится оказаться под прицелом человеческого осуждения и неодобрения. Но Юэн знает, что Итану всего лишь нужен больший стимул, нужна мотивация посильнее. Поэтому Юэн целует Итана каждый раз так, будто дышит только благодаря этим поцелуям, – Юэн думает, что если Итан чувствует хотя бы десятую долю того, что чувствует Юэн, когда они целуются, когда они занимаются сексом, когда они просто держатся за руки, то этого будет достаточно, чтобы Итан знал, помнил и понимал ради чего им стоит рискнуть.
Юэну спокойнее от того, что его захудалый план работает. Он ощущает себя куда лучше, когда Итан рядом расслабленный и довольный, когда не поджимает губы, стараясь скрыть собственные мысли и собственное волнение.
Ещё Юэну как-то подозрительно спокойно в этом доме, с этими людьми, с играми в монополию и обсуждениями планов по побегу за стену. От этого спокойствия появляется какое-то плохое предчувствие – Юэну думается, что штиль бывает только перед штормом. Но единственный, из-за кого тут немного штормит, это Майк. Он всё не унимается. Он пристаёт к Итану, он пристаёт к Юэну. И конца этим разговорам «по душам» нет.
– Я думаю, ты слышал, что наш план предусматривает, что мы не возвращаемся за ранеными или потерявшимися?
– Ага, – в голосе Юэна слишком много скепсиса, потому что он не в состоянии представить даже, как кто-то из них бросает кого-то. Это кажется сейчас совершенно невозможным – так они сплочены. Юэн даже строит иллюзии на тему того, что команда Мэтта не бросила бы и Итана с Юэном. Но в этом у Юэна есть небольшие сомнения всё же.
– Это серьёзно, мелкий. Хоть кто-то должен выбраться, поэтому мы не будем тормозить. И, если что-то пойдёт не так, ты должен бежать вперёд, не оглядываясь. Даже, если позади останется Итан. Ты понимаешь? Ты – живое доказательство того, что этот чёртов дождь – не кара небесная, а реальное биологическое оружие, созданное людьми.
Юэн выказывает очень вежливое непонимание Майку, когда спрашивает, не ёбнулся ли Майк случайно. И этот спор мог бы длиться вечность вместо десяти минут, если бы Юэн вовремя не вспомнил, что взрослые – очень уж странные создания.
– Хорошо, – Юэн хмурит брови, поджимает губы – совсем как Итан. Юэн соглашается, конечно, другого способа побыстрее закончить этот разговор не существует. Но, конечно, Юэн врёт. И думает, что Майк это понимает. Но взрослые – такие странные, верят словам, будто они так уж много значат или отражают положение вещей.
Когда Юэн приходит в комнату, залезает в кровать к Итану, он улыбается и обнимает Итана, он ластиться к нему, он говорит, что Майк просто переживает обо всём, он говорит, что это мелочи, и целует Итана, целует так, будто завтра они могут умереть. Только вот нет никакого «будто». Они действительно завтра могут умереть, и Юэна это не пугает. Он думает, что ему просто будет не хватать Итана, – это самое страшное в смерти.
Наутро нервничают все, и Юэн не исключение. Сложно сказать, в какой степени это состояние вызвано его собственными опасениями, а в какой степени это просто заразительная озабоченность команды передалась ему. Юэн думает об этом, пока они собираются в дорогу, пока – уже во второй раз – прощаются с домом, давшим им, возможно, их последний приют. Зоуи и Честер – прощаются, разводя сентиментальщину, от которой Юэн морщится и фыркает, пока все остальные топчутся у дома.
И это я ребенок, – хочет спросить он, но только дергает Итана за руку и медленно тянет его в лес, будто ему не терпится уйти, будто ему не терпится пойти в самую жопу и проверить, выживет ли он. На самом деле, Юэну действительно не терпится. Он хочет, чтобы всё это уже кончилось – так или иначе.
Они идут сквозь лес в гробовом молчании. Юэн поначалу думает, что они молчат, потому что не хотят привлекать внимание, но вскоре понимает – всем также страшно, как и ему, от этого и говорить не хочется.
У стены всё так тихо, будто здесь вообще нет жизни. Только издалека слышно шипение рации, когда охранник докладывает о том, что всё на его участке спокойно. И всё действительно тихо и спокойно. Всё очень, очень гладко. И то чувство, которое беспокоило Юэна раньше, опять обостряется. А вместе с ним и страх обостряется. И руки Юэна начинают потеть, поэтому он прячет их в карманы, надеясь только, что на его лице не написано большими буквами, насколько он испуган. 
Всё не может быть так просто, – думает Юэн, когда они переходят лесную речку по подготовленному охотниками мостику из пары досок.
Итан, мне так страшно, – думает Юэн, когда Мэтт открывает люк, ведущий в канализацию. Но, что бы Юэн не думал, он залезает в люк вслед за Мэттом, спускается вниз по стремянке, выглядывая в круглое окошко, чтобы поймать последний раз взгляд Итана, прежде чем очутиться в темноте подземелья.
Внизу влажно и воняет, глаза Юэна привыкают к темноте быстрее, чем нос к вони. Честер и Зоуи спускаются следом, и Юэн помогает им, пока Итан с Майком остаются снаружи с оружием, закрывая процессию. Они закрывают за собой люк, в жуткой тишине канализации это кажется так оглушительно громко, что Юэн думает – на это всё. Он держит пистолет в руках, он ждёт, что вот-вот его придётся использовать. На живых людях. На редких сволочах, но всё равно – на людях.
Почти ползком, аккуратно переступая борозды с водой, они двигаются вперёд по тоннелю, пересекают перекрёсток, где горят лампы, держатся вместе, не говоря ни слова. И всё идёт слишком хорошо. У Юэна сердце колотится так, будто сейчас взорвётся, но сейчас это плохое ощущение, мерзкое. И сердце Юэна пропускает удар, когда они уже подходят к выходу, к тому, по крайней мере, что они считают выходом. Шаги, шаги и разговоры – слишком много их, они всё приближаются и приближаются, пока Мэтт лихорадочно дёргает за щеколду на люке. Луч света с поверхности – это свобода, и Юэн видит её, чувствует кожей свежий ветерок этой чёртовой свободы. И сердце его не бьётся, наверное, целую вечность. И не дышит он тоже, наверное, целую вечность, пока Мэтт, Честер и Зоуи, один за другим поднимаются наверх – сверху их тянет за руки Мэтт, снизу – толкает в задницы Майк. Но шаги всё ближе и ближе, и Майк бросает Мэтту:
– Всё, – и в этом выдохе так много, что Юэну хочется разрыдаться прямо сейчас. Громко и безнадёжно, захлёбываясь и сворачиваясь в комок, но он только скрипит зубами и до онемения сжимает рукоятку пистолета.
– Простите, – шепчет Мэтт, когда уже закрывает люк, опускает тяжёлый металлический круг, перекрывая доступ к свежему воздуху, солнечному свету и свободе.
Майк показывает жестами, что надо спрятаться, сам ныряет в нишу у той кишки тоннеля, откуда доносится посторонний шум, а Итан с Юэном юркают в ближайшую нишу.
Когда Юэн последний раз замечает Майка, скрывающегося в темноте, тот показывает жестами: «не высовывайтесь». А на лице у него то самое жуткое выражение, которое как бы добавляет с несказанному: «несмотря ни на что». И Юэн думает, что будет на что посмотреть. Но он не может Майку этого позволить, – об этом Юэн думает, когда Майк уже выскакивает на отряд охотников, начиная громко нести какой-то бред, Юэн не понимает вообще, как у Майка на это хватает фантазии.
Наверное, их могли бы не заметить. Есть такой шанс – очень маленький шанс, что они спаслись бы ценой жизни Майка. Но Юэн не может… Он так не может.
Юэн смотрит на свои руки, на пистолет, Юэн смотрит на Итана, несколько секунд – из коридора доносится несколько звуков, будто кого-то бьют, и Юэн так просто не может. Поэтому он вкладывает у руку Итана пистолет, несмотря на то, что у Итана на плече висит винтовка. Поэтому он сжимает руки Итана, в которых теперь пистолет, улыбается – извиняется этой улыбкой, просит этой улыбкой. У Юэна на совершение смертельно опасной глупости, о которой он, конечно, не советуется с Итаном, уходит три секунды.
Раз – и он поднимает руки Итана, всё ещё держа их в своих руках, на уровень своей головы.
Два – и он тянет Итана на себя, заставляя шагать следом, прижимая пистолет к своему лбу.
Три – и он поднимает руки, разворачиваясь к Итану боком.
– Помогите! Пожалуйста, помогите! Меня зовут Юэн Фокс! Мой отец – Теодор Фокс. Он глава проекта «Дождь», и он меня ищет, – Юэн определённо привлекает внимание. Юэн определённо заинтересовывает охотников. Юэн точно слышит раздражённых выдох Майка, лежащего на полу. Но Юэну плевать на его недовольство. Важно то, что дуло автомата, которое было направлено на него, опускается.
– Отпустите моего друга, если вам нужен имунный мальчик, – говорит Итан, и Юэн выдыхает спокойно – раз Итан согласен подыгрывать, значит, они всё ещё за одно, значит, они выкрутятся из этого дерьма.

Дуло пистолета у виска ничуть не пугает Юэна, наоборот он почти счастлив в этот мимолётный момент, потому что дуло у его виска в этом сумасшедшем мире спасло Майку жизнь. Или, как минимум, спасло его почки, что тоже хороший результат, учитывая ситуацию. Дуло пистолета у виска гораздо лучше, чем отсутствие оружия у кого-либо из них. А ощущение безоружности и беспомощности куда лучше того, что Юэн чувствует, глядя на отца. На Теодора Фокса. На человека, которого Юэн совсем не знает. На человека, который так очевидно не нравится Итану. Глядя на него, Юэн просто не знает, что сказать, что сделать, стоит ли ему сыграть в хорошего сына, стоит ли ему принять сторону Итана сразу и безапелляционно, чтобы показать отцу их единение? Юэн не знает, как будет выгоднее. Юэн не думает о том, что какой-то вариант может быть «лучше». Единственный хороший вариант исчез из перспективы, когда Мэтт закрыл люк с другой стороны.
Отец уводит их с свой кабинет, отец плотно прикрывает за ними двери и предлагает присесть в кресла возле стола, отец, лепеча что-то о том, что он всё объяснит, выключает ноутбук, стоящий на столе, и свой планшет. Когда он заканчивает с техникой, Майк уже сидит в одном из кресел, а Итан с Юэном всё ещё топчутся у входной двери. Юэн то и дело кидает на Итана вопрошающие взгляды, но как Итан может сейчас ему помочь? Прочесть мысли и телепатически ответить? Было бы неплохо.
Юэн слушает отца, как он начинает свой рассказ из каких-то дальних уголков истории. Юэну кажется, что они все тут состарятся, пока он дойдёт до сути. Поэтому он перебивает отца, выступая вперёд.
– Почему ты оставил нас в бункере, если приходил туда? Это ведь ты забрал мамино тело? – Юэн становится у кресла, в котором сидит Майк, и старается держаться так уверенно, насколько может, старается не выглядеть так, будто прячется за Майком, оставляя его живой преградой между собой и отцом.
– Да, я забрал Хоуп… забрал маму… Я похорони…
– Почему ты оставил нас в бункере? – повторяет Юэн, прекрасно понимая, что отец сейчас съедет с темы, как сотни раз делал Итан, когда Юэн задавал ему вопросы, на которые тот не хотел отвечать. Например, «почему папа не возвращается?» – вопрос, на который у Итана была сотня ответов, но все эти ответы он однажды просто устал повторять Юэну.
– Это сложно, Юэн, сынок… – Юэн поднимает брови, отступая на шаг назад. Он никакой не «сынок» этому человеку, и не хочет им быть.
– Сложно – выживать, когда с неба льётся яд. А говорить – несложно, – встревает в разговор Майк, напоминая о своём присутствии.
– Тогда, когда я приходил за тобой… за вами, когда я приходил за вами, у нас ещё не было столь продвинутого оборудования… Тогда нам действительно бы понадобилось слишком многое от тебя, чтобы создать вакцину. Я оставил вас там, чтобы сохранить тебе жизнь. 
– Почему тогда охотники искали имунного?
– Я сказал, что вас там не было… в бункере. Я сказал, что бункер пустой, потому что не мог предоставить доказательства вашей смерти.
– Зачем охотники убивают людей?
– Убивают?
– Ещё как, – фыркает Майк.
– Я… я… не знал! – голос отца повышается на несколько тонов, так заметно, так очевидно, что Юэн даже не хочет акцентировать на этом внимание.
– Что сейчас нужно, чтобы сделать вакцину? – Юэн переходит к самому актуальному вопросу, который тревожит его с того самого предсмертного монолога Джоан.
Отец рассказывает о подробностях процедур, которые нужно провести, рассказывает о том, какие анализы и какие исследования нужны, и Юэн не думает, что он говорит всю правду. Юэн вообще не хочет ему доверять. Юэн не собирается ему доверять.
– Ты вернёшь нам наше оружие. Все процедуры будут проводится под наблюдением Итана и Майка. И после ты отпустишь нас, всех троих, за стену.
– А как же компенсация за моральный и физический ущерб? – Майк снова говорит, и только сейчас Юэн замечает, что всё это время Майк что-то выковыривал из кресла – он прячет пару длинных шурупов в рукаве. Юэн понимает, практически слышит голос Майка в своей голове – это на всякий случай, а случай, как известно, бывает сука хреновый.
– Хорошо, хорошо, Юэн, – отец выглядит очень удивлённым, Юэн бы даже сказал – растерянным.
– И жить мы все будем в одной комнате, – добавляет Юэн напоследок, всё ещё волком глядя на отца. Он прям чувствует, что теперь удивлены ещё и Итан с Майком, но он точно знает, что разделяться в стане врага точно не стоит.
– Хорошо… Раз мы так оперативно всё решили, может поужинаем вместе? Как семья.
– Мы не семья. Я тебя знать не знаю, – говорит Юэн, явно копируя наглую манеру Майка. Что ж… Майк действительно не лучший пример для подражания, но Юэн всего разок, совсем чуть-чуть, просто, чтобы увидеть это выражение лица отца, когда он слышит слова Юэна.
Когда Юэн снова хватает Итана за руку, его трясёт. Как всегда, похоже. Он с момента выхода из бункера, кажется, не перестаёт трястись. Ну, может только иногда трясёт его совсем не из-за страха, но об этом наверняка лучше сейчас даже не вспоминать.
Им действительно отдают оружие, и Юэн прячет пистолет в кармане толстовки, которую ему выдают, как и Итану, и Майку. Это явно какая-то форменная одежда, потому что размер на троих – один и тот же, и Майк выглядит как нормальный человек, а Итан – ну, почти как нормальный. А Юэн выглядит, как ребёнок позаимствовавший у старшего брата спортивную форму. И это хорошо, потому что так не видно, что у него в кармане на животе лежит пистолет.
– Прости, что я… всё вот это. Ты так переживал из-за него, что я подумал, лучше решить всё без эмоций, – говорит Юэн, когда они смывают в туалет принесённую им еду, и ужинают совсем по-спартански тем, что несли с собой в рюкзаках. Хорошо хоть у них есть еда на пару дней.
– Вы действительно думаете, что ваш отец нас так запросто отпустит? – спрашивает Майк, но ни Юэн, ни Итан не отвечают. Только синхронно смотрят на него со смесью «ты идиот?» и «я надеюсь».
Но одной надежды мало. И, честно говоря, никто их них не хочет полагаться на одну эту надежду. Поэтому они пытаются найти выход. Их рюкзаки не обыскивали, поэтому планшет Джоан всё ещё у Итана, а это даёт им шанс, маленький, почти нереальный, но шанс. Они пытаются подключить его к местной сети, пытаются найти хоть что-то полезное, но ничего не выходит. Пока Итан не додумывается пощёлкать кнопки на коммуникаторе, стоящем в комнате. Там есть очень цивилизованный план эвакуации, который они срисовывают и стараются запомнить. На всякий случай. На тот же случай Майк положил шуруп в дверной проём, когда дверь за ними закрывалась – она так и остаётся приоткрытой всю ночь.
Утром они опять игнорируют еду, которую им приносят, а сразу после завтрака их уводят к лабораториям.
Итан с Майком в смешных костюмах и под недовольное ворчание докторов о нарушении протоколов стоят недалеко от больничной койки Юэна, когда в Юэна втыкают иглы, когда у него берут образцы крови, тканей и даже костного мозга. После последней процедуры Юэн думает, что, наверное, нужно было перестрелять здесь всех и свалить, и хрен с ними, с людьми. Потому что это зверски больно.
К вечеру, когда все эти экзекуции уже окончены, Юэн принимает душ и переодевает больничную робу в общей раздевалке у лаборатории. И он почти случайно забирается в оставленные на скамейке документы, на которых видит своё имя. Он не понимает ничего в медицине, не понимает, что там написано, но строка «летальный исход для субъекта – 99%» не вызывает никаких вопросов даже у него.
В комнате, которую им выделили, Юэн рассказывает о том, что прочёл в документах. И, не давая никому ничего сказать, добавляет:
– Я могу заставить отца отпустить вас сейчас… Пока у нас есть… чем торговаться. Он не поверит, что кто-то из вас застрелит меня, да, Майк, он плохо тебя знает, – фыркает Юэн, когда Майк только открывает рот, – но, думаю, он поверит, что я могу сам застрелиться.

Агрессия, с которой Итан реагирует на предложение, выбивает Юэна из колеи. Хотя, по правде говоря, никакой колеи и нет – они все тут идут по непроходимому болоту неизвестности, и каждый новый шаг – это шаг в бездну, в хаос и глубже ко дну. Так что Юэн пытается не злиться на Итана в ответ, Юэн пытается не перегибать палку, и единственный способ, который он находит – это молчание. Он молчит, когда Итан язвит по поводу его предложения, хотя очень хочется высказать Итану всё, что накипело. Накипело за какие-то секунды. Итан мог бы просто сказать «нет», но ядовитый монолог Итана гораздо объёмнее, чем простое «нет».
Юэн ведь и сам знает, что идея плохая, идея просто ужасная, ему, Итану стоит это знать, совершенно не хочется умирать и даже подвергать себя опасности, и, тем более, оставлять Итана одного в этом мире «за стеной», где наверняка много всего интересного и опасного, привлекательного и соблазнительного. В общем, у Юэна много причин, сильно эгоистичных причин, чтобы хотеть выбраться отсюда живым. Но эта идея единственная, которая озвучивается сейчас, единственная, которая есть, и единственная, которая хоть как-то сработает.
И всё равно Итану не стоило так реагировать, Юэн думает об этом, крепко сжимая рукоять пистолета в кармане толстовки, когда засыпает.
Раньше, чем открыть глаза, Юэн снова сжимает пистолет в руке сильнее, большим пальцем проводя по предохранителю, и только когда до его сонного мозга доходит, что он слышит голос Итана, он открывает глаза и убирает руку с пистолета. Собственный страх напрягает его, но куда меньше, чем слова Итана.
– Ты с ума сошёл? – Юэн хрипло вторит Майку. Который в свою очередь не выбирает выражений и откровенно интересуется у Итана:
– Ты ебанулся?
Юэн думал, что его идея плохая? Юэн так сильно ошибался. Вот идея Итана – это… 
– Паршивое дно, – говорит Майк. И Юэн с ним совершенно, абсолютно, полностью согласен.
Итан рассказывает о комнате управления, о системе пожаротушения, о том, что можно перенаправить воду в систему пожаротушения, и эта информация делает идею ещё хуже, чем казалось изначально.
– То есть, когда ты говоришь «всех убить», нас ты тоже имеешь в виду? – оторопело спрашивает Майк, пока Юэн сонно трёт глаза, уши, голову, щипает себя за руку, пытаясь проснуться от этого внезапного кошмара. Его брат только что сообщил, что хочет стать массовым убийцей. Юэну интересно, понимает ли сейчас Итан, что решил пойти по стопам отца. Понимает ли, что конкретно означает «убить всех». Понимает ли, что Юэн ни шагу не ступит в сторону свободы, если свобода будет стоить так много. 
– Если сначала мы найдём защитные костюмы для вас, то вы сможете выбраться, – говорит Юэн. Его голос так спокоен, его голос сохраняет сонную хрипотцу и даже немного меланхоличен, несмотря на то, как сильно Юэн злится.
Итан будто бы удивлён поддержке Юэна, но куда больше удивлён Майк. Не удивлён только Юэн, потому что ещё когда Итан впервые произнёс «придётся всех убить», Юэн решил, что этому не бывать. Юэну стыдно разочаровывать Итана, но этот стыд ничто по сравнению с тем, как Юэн зол на то, что Итан всерьёз решил обсуждать вариант убийства сотни человек. Пусть они и чудовища, пусть они сами убийцы, но это уже не самооборона, это уже не ради спасения, это отчаянная мера и это слишком большая жертва. Юэн достаёт нагретый за ночь пистолет из кармана, снимает с предохранителя, щёлкает затвором – методично, как учили его Майк с Мэттом. Это жест привлекает внимание настолько, что Майк и Итан замолкают, хотя до этого Итан пытался расписать по шагам свой новый гениальный план, а Майк противоречил каждому его слову.
– Что? Мы всё равно всех собрались убить, какая разница, убьёт людей вирус или пули? – Юэн смотрит волком на Итана и на Майка, но больше всё-таки на зачинщика этого бреда. – Вынести мозги охране гораздо быстрее, – он пожимает плечами, но мимика противоречит его спокойным жестам.
Несмотря на своё состояние, Юэн понимает, что план Итана сейчас является тем самым единственным озвученным, планом, лучше которого у них нет. И это главная причина, по которой бессмысленно пытаться отговорить Итана и Майка. Прошло всего немного времени с тех пор, как Юэн начал узнавать людей, но он уже усвоил, что пока нет альтернативы лучше делать то, что нужно делать. Поэтому Юэн старается не отступать от роли пассивно-агрессивного младшего братишки.
– Знаете, ребята, технически вы оба правы. Но ваше психическое здоровье меня волнует. Может, просто сбежим по-тихому, пока до геноцида не дошло?
– По-тихому можно только до гаража. Там ворота, охрана – без шансов, – Юэн хватается за соломинку, просто тянет время. Он думает, что всё ещё может воплотить в жизнь свой план, может отправить Итана с Майком в гараж, а сам пойти к отцу и заставить его выпустить их. Майку, конечно, придётся для этого вырубить Итана, но это кажется меньшим злом. Но если бы вирус был в системе пожаротушения, то Юэн смог бы выйти вслед за Итаном и Майком. Технически план Итана лучше. И это убивает Юэна, это злит его ещё больше.
Альтернативная идея формируется в голове Юэна за секунду, неожиданно и пугающе. Он подпрыгивает с кровати, несколько раз взмахивает руками, будто подбирает последние детали, а потом кладёт руку Итану на щёку и всматривается ему в глаза.
– Мы никого не будет убивать без необходимости, – он просит, он умоляет, он хочет, чтобы Итан понимал, что ему не нравится перспектива стать таким же, как отец. И ещё меньше ему нравится, что Итан может стать таким же. – Идите в гараж. В машине вам будет безопасно, а я смогу дойти до вас и под дождём.
– Ты сам не перенаправишь воду…
– Я сам и не буду это делать. Поверь, Итан, тебе не понравится план, но он лучше массового убийства.
Юэн объясняет всё, пока зашнуровывает кеды. Он обращается в основном к Майку, потому что Итан всё ещё пытается с ним спорить, а кто-то должен понять, что будет происходить дальше.
– Где ты видел отца? – они стоят у плана эвакуации, и Юэн пытается запомнить дорогу от компьютерной комнаты к гаражу, от комнаты, где был Теодор, до аппаратной. Выходит у него плохо, но он в жизни в этом не признается.
Майк объясняет что-то Итану, кажется, доказывая, что «мелкий прав», пока они идут к той комнате, где Итан слышал отца. Юэн не даёт возможности Итану всё испортить своей гиперопекой и вламывается в комнату отца раньше, чем Итан успевает его освободить. Он слышит возню за дверью, когда смотрит в ошарашенные глаза отца.
– Что ты… – Юэн подходит к отцу, дёргает его за руку, заставляя встать с кресла, и обнимает, крепко-крепко, утыкаясь носом в его плечо.
– Мне так страшно, мне было так страшно, когда ты нас оставил, – очень правдоподобно шмыгает носом Юэн, радуясь, что отец не имел счастья видеть эти манипуляции раньше. – Прости, прости меня, я так боялся… – Юэн лепечет очень неразборчиво, потому что не знает, что говорить, он сжимает в кулаках халат отца, обнимая его, чтобы точно убедиться, что у того нет при себе оружия.
– Сынок, всё хорошо, – в голосе отца Юэн с удивлением слышит какую-то странную искренность и вроде бы даже сожаление и от этого усерднее шмыгает носом.
Юэн рукавом вытирает глаза, хотя на них нет и капли слёз, но зато глаза становятся ещё краснее, чем были спросонья. Отец ожидаемо старается успокоить Юэна, предлагает чаю, и Юэн соглашается, но просит вывести его на свежий воздух, чтобы немного успокоиться. Балкон в конце того коридора, где находится комната управления, и Юэн хотя бы это понял из плана эвакуации и объяснений Майка. Конечно, больше из объяснений Майка.
Неловкий разговор с отцом приходится поддерживать несколько минут, пока они идут по пустым и тихим коридорам, то и дело куда-то сворачивая, и Юэн очень старается почаще захлёбываться вымышленными слезами и всячески симулировать сбившееся из-за сдерживаемых рыданий дыхание. В нём оживает актёр, иначе и не скажешь.
Нужную дверь Юэн замечает издалека, как и камеру видеонаблюдения в дальнем углу коридора. Но тревога, которую поднимут, когда он вытащит пистолет, уже не будет иметь значения.
– Открой эту дверь, – говорит Юэн совсем другим голосом, останавливаясь у двери. Заминка отца недолгая, Юэн помогает ему сообразить, направляя на него пистолет.
– Зачем ты это делаешь? – открывая дверь своей картой, спрашивает Теодор, явно думая, что между ними есть какой-то контакт. Но Юэн не отвечает, быстро заталкивая отца в комнату и плотно закрывая дверь. В комнате никого нет, только бездна мониторов и мигающих индикаторов. Юэн заставляет отца заблокировать все двери, но, когда он просит перенаправить воду из контейнеров в систему пожаротушения, Теодор наотрез отказывается.
– Никто не пострадает, если ты сделаешь всё, как я прошу, – а просит Юэн включить систему только в коридорах и общих помещениях, которые сейчас пустуют. Юэн хочет использовать вирус исключительно как преграду на пути охраны, а не как метод убийства. Он знает, что немного времени потребуется у сотрудников отца, чтобы исправить ситуацию, но этого времени должно хватить, чтобы доехать до ближайшего города и сменить машину.
– Я этого не буду делать, вам не уйти…
Выстрел даже с глушителем такой громкий, что в ушах начинает звенеть. Или это от ужаса.
– Следующая пуля будет в голову, – пока Теодор хватается руками за простреленное колено, говорит Юэн, надеясь, что отец не может быть упрямее него.
Теодор сдаётся, и Юэн внимательно следит за тем, что происходит на экране, за тем, как синие полоски на карте становятся красными, за тем, как начинают истерично мигать индикаторы, засекая вирус в здании. Жилые секторы продолжают отображаться на мониторе синим, и Юэн воспринимает это как хороший знак.
Он выходит из комнаты, используя пропуск Теодора, и мчится в гараж. На пути приходится открыть и закрыть десяток дверей, дважды поменять направление, но через несколько минут, запыхавшись и промокнув до нитки, Юэн уже всматривается в лобовые стёкла автомобилей в поиске Итана. И Майка, конечно.
– Всё, всё, всё хорошо, поехали, – открыв дверь гаража тем же пропуском и запрыгнув в крытый багажник джипа, говорит Юэн. Итан и Майк сидят в кабине, а рядом с Юэном лежит запасная одежда.
Промокшую одежду вместе с джипом они поджигают посреди стоянки в ближайшем городке. Городок просыпается моментально, и только сейчас Юэна накрывает осознанием того, что они сделали. Он оглядывается на светящиеся вывески ночных магазинов, которые уже пора бы тушить – рассвет уже наступил. Он рассматривает мужика, который вызывает по сотовому пожарных. Он не верит, что всё это настоящее, что здесь, за стеной, действительно жизнь продолжается, нормальная жизнь в цивилизации и без ядовитого дождя.
Они молчат. Все трое молчат, пока перебежками по закоулкам передвигаются по городу. Молчат, пока Майк вскрывает старенькую машину. Молчат, пока выезжают на трассу, на которой полно машин. Они встречают целый школьный автобус с надписью «экскурсия», и в автобусе дети, целый автобус счастливых детских физиономий, и Юэн не может сказать ни слова.
– Господи, – выдыхает наконец Юэн, когда они заходят в придорожное кафе, в котором тоже тьма людей – человек двадцать, не больше, – и никто из них не вооружен. Телевизор тихо вещает в углу, люди смеются, а Майк крадёт у кого-то кошелёк.
– Насколько я помню, в этом мире, чтобы поесть, нужны деньги, – шепчет он и улыбается, как сумасшедший, присаживаясь за столик.
Так они и выживают несколько последующих дней – на мелких кражах и попутках. Добираются до Бристоля, обращаются в какой-то приют для бездомных, куда их принимают без документов только потому что Юэн очень убедительно трёт глаза и собирается рыдать.
– Никуда не уходите, я попробую найти кого-нибудь, кто нам поможет, – говорит Майк утром, приняв душ и позавтракав. Он параноидально оглядывается по сторонам каждые три секунды, как и Юэн, как и Итан, но держится получше, потому что, как он говорит, ему часто это снилось. – Вернусь к вечеру, обещаю, – почему-то говорит он, смотря на Итана и Юэна с какой-то страшно трогательной заботой.
Они сидят в столовой за общим столом, вокруг шумно, в телевизоре утренние новости. Ведущая говорит о пожаре в маленьком городке у зоны отчуждения.
– В городе введено чрезвычайное положение, проводятся обязательные медосмотры, но утечки вируса не обнаружено. Исполнительный директор компании «Аполлон» Теодор Фокс отказался разговаривать с прессой. По предварительному заключению следствия сгоревший автомобиль действительно принадлежал компании «Аполлон».
– Нужно рассказать людям правду. Посмотри на них, они ведь понятия не имеют, что там происходит, – Юэн держит Итана за руку так, будто тот может исчезнуть, на деле лишь стараясь не паниковать от того, сколько людей находится вокруг них.