Поначалу было сложно. Да что там, поначалу, до сих пор всё сложно до чёртиков, но сначала было ещё и страшно, потому что нужно было играть роль старшего брата, который ничего и никогда не боится, который защитит от всего и ото всех, и который вовсе не рыдает ночами оттого, как ему до охуевания паршиво, как ему страшно, как он скучает по родителям… Нет, слабости и слёзы – это было слишком большой роскошью для Итана. Ему требовалось быть всегда сильным, заботиться о мелком братишке и всячески поддерживать этот образ супергероя. Это было слишком сложно. Это и сейчас сложно, ничего не изменилось по сути, хотя изменилось всё. И то, что Юэн уже давно не пятилетний пацан, потерявший родителей и зовущий их первый месяц каждую ночь. И то, что Итан уже гораздо спокойнее справляется со своими еженочными кошмарами, от которых нормальный человек за столько лет крышей бы поехал… но нормальностью здесь не пахнет уже давно, очень давно. И то даже, что они оба осознают в полной мере, что им рано или поздно придётся выбраться наружу, чтобы как-то выжить, если они вообще захотят выжить – это тоже… сложно. И это тоже всё меняет.
Юэн спросонья как всегда – само очарование. Обычно Итан говорит об этом. Обычно он встречает Юэна улыбкой и подбадривающими словами. Обычно… это было пару лет назад. До того, как у Юэна начался переходный возраст, и до того, как он стал нервно реагировать на всё – на каждое слово Итана, на каждый его жест и на каждый, кажется, взгляд. Поэтому теперь Итану, волей-неволей приходится держать дистанцию, что в их положении достаточно тяжело, всё же они находятся в изоляции, одни в этом мире, и что тут поделаешь, Юэну придётся терпеть Итана, как и Итану приходится терпеть бзики Юэна. Которые, кажется, с каждым разом становятся всё страньше и страньше. Или просто это только Итану так кажется, ведь у него такого не было… Сам Итан свои подростковые годы помнит плохо. Хотя бы потому, что ему было пятнадцать, когда начался весь этот пиздец. Когда их отец со словами «некогда объяснять, хватай брата и беги», как в каком-то старом сериале про сверхъестественную хуйню, быстро-быстро собрал их и маму, и они оказались здесь. Юэну вообще было пять, и это, мягко говоря, был полный пиздец, потому что у Итана в один момент было всё. А потом остался только Юэн. Как смысл жизни и существования. Как единственная ниточка, удерживающая подростка от желания покончить с собой, чтобы не мучиться и не умирать каждый день от страха и ужаса. Поэтому теперь Итан частично не понимает Юэна, но он вроде как помнит, что это такое – быть подростком. Как-то отдалённо и как-то мучительно больно.
– Привет, мелкий, – привычно всё же отзывается Итан без каких-либо эмоций, не зная, в каком настроении сегодня проснулся брат. Может, тот хочет поговорить, а может, опять будет шугаться Итана так, словно тот внезапно оброс чешуёй, тремя лишними руками, хвостом и рогами. Ну, мало ли какая там фантазия у мелкого и от кого он прячется под простынёй. Нет, тут, конечно, вполне себе понятно, что там прячется под простынёй, Итану всё же только двадцать пять, а не шестьдесят пять, и физиологию мальчиков он вроде как вполне осознаёт. Они изучали её вместе с Юэном, когда тому было лет восемь, или десять. Ну, точнее Итан изучал её ещё в школе, до Дождя, но и потом сам тоже, после… познавал, так сказать, свою суть и всё такое. Но они ни разу не говорили об этом с Юэном… и как-то это же вроде как нормально, да Итан ему жопу полдетства подтирал и купал, и позже, сейчас, бриться учит, почему ему кажется таким странным и неловким поговорить с братом о том, что утренний стояк – это нормально, и «подрочи ты уже наконец и не будь задницей»… Как будто у Юэна есть выбор, с кем ещё об этом поговорить. Но он, судя по всему, выбрал себе путь отрицания и делает вид, что ему всё норм. Ну и ладно, когда «созреет», он будет знать, где искать Итана. А пока… – Выглядишь очаровательно.
Следующие слова Юэна Итана совсем не радуют. Он хмурится, щурится, склоняет голову набок – так более устрашающе, раньше точно работало – и тихо, вкрадчиво, проговаривая каждое слово, говорит: – если ты не будешь завтракать, я запихаю тебе этот завтрак в задницу, так что лучше не выёбывайся и ешь свой суп, – Итан бросает подогретый в мирковолновке «суп» в тюбике Юэну и смотрит на него пристально и как будто изучающе, даже не подозревая о мыслях брата и о том, почему тот стал таким дёрганым и нервным, и вообще… взрослым?

Отредактировано Vishnu (16.06.2018 03:22:13)

– Тоже мне, велика заслуга, – закатывает глаза Итан на заявление Юэна о высоте. Зато у меня больше – хочет коварно добавить он, но молчит, потому что он искренне боится реакции брата на такое, потому что, ну, тот и без того истеричка, а тут может вообще ударить как вариант. Ну, и к тому же это не доказано фактически, как и возмущение мелкого насчёт роста. Впрочем, если бы когда-то это Итана вообще волновало – рост, в смысле, а не размеры. И почему он вообще думает о размерах брата – непонятно и глупо. Да. Пора прекращать. Вообще, пусть мелкий и выше, зато Итан старше, сильнее и умнее. Ну, относительно… кажется, Юэн, когда Итан научил его читать, перечитал больше книг, чем сам Итан, но опять же, это тоже не доказано. Он всё ещё остаётся старше. И физически сильнее. А то, что он поддаётся Юэну в спаррингах (которых, кстати, не было уже больше полугода, потому что кто-то, опять-таки, истеричка и не может держать себя в руках), так это чисто по братски, чтобы не задевать и без того нежное и трепетное подростковое эго.
Юэн привычно огрызается, Итан привычно игнорирует его выпады, потому что прекрасно знает, что тому нелегко. Ещё бы ему было легко. Итану тоже, вообще-то, несладко. Но он держится, хоть и устал зверски. Но держится, потому что, ну, это же Юэн. И это единственная живая душа, родная, любимая вообще-то, с которой можно поговорить – когда у Юэна нормальное настроение, а не как сейчас – побороться, поржать, послушать музыку, да даже спеть дуэтом, что уж тут.
– Try me, – Юэн так уверен в своей невъебенности, что это порой бесит. Хочется врезать ему разочек, для профилактики, но Итан всё же никогда не поднимал руку на брата в таких, воспитательных целях. Родители никогда не наказывали физически его, поэтому и он предпочёл идти путём, в котором возможно договориться. То, что сейчас стало сделать это сложно в несколько тысяч раз, чем раньше, это уже отдельная история. Юэн уходит, Итан знает зачем – утренняя тренировка, он никогда её не пропускает, в отличие от самого Итана. И из-за этого, кстати, возможно если бы они сейчас начали спарринг, как когда-то, Юэн завалил бы Итана в два счёта даже без поддавков. Отстой, надо с этим что-то делать, они же всё-таки собираются наружу… точнее, это Итан собирается, и он категоричен в своём решении. Но вот, кажется, донести до братца мысль, что если и тот сгинет во время их вылазки, то Итану точно уже не нужен будет ни бункер, ни средства к существованию. А зачем, если единственный человек, единственный смысл жизни исчезнет? Это всё слишком мелодраматично, но факт, и он совершенно не знает, как вталдычить это подростку с раздутым самомнением или что у него там на уме. Итан по привычке отклоняется на стуле, чтобы понаблюдать за стараниями Юэна, залипает на какое-то время – нельзя его винить, а на что ещё залипать, когда вы одни во вселенной? – на кубиках пресса, на напрягающихся венах на бицепсах, которые мгновенно покрываются испариной. Температура в бункере стабильная, и воздух из вентиляции приятно холодит кожу, но Юэну сейчас наверняка жарко.
Когда он возвращается, Итан всё так же изображает из себя похуиста, что даётся ему с трудом, особенно после слов Юэна о том, что тот подумал… Подумал он, ишь ты. А о брате он не подумал вообще? Итан даже не находит, что сказать на это, потому что в прошлый раз, ему помнится, они сошлись на том, что Юэн будет ждать его здесь, в безопасности, с запасами еды – хоть какими-то – и если Итан вдруг не вернётся, то тогда… вот что «тогда» как бы как раз и не обсуждалось, потому что Итан не рассматривал этот вариант в принципе. Он планировал вернуться, чего бы ему это не стоило. Но у Юэна опять-таки на всё своё мнение, и это несказанно бесит. Но Итан стоически держится, просто смотрит на брата тяжёлым взглядом, игнорирует то, что Юэн не доедает порцию супа, осточертвешего уже за столько лет… как бы Итану хотелось угостить брата стейком, жареной картошкой, какой-нибудь вредной, сладкой гадостью, чтобы у Юэна оргазм вкусовой случился… но об этом можно только мечтать, и это полный отстой. Хотя идея выращивать картошку, удобренную собственным дерьмом, как в «Марсианине», конечно, интересна, но у них нет картошки, и это немного усложняет задачу.
– Знаешь, поступай как хочешь, – не выдерживает всё же этого напора Итан, видя, что Юэн себе уже всё решил, и что слушать старшего брата он явно не собирается. – Но если сдохнешь первым, оставлю там же, на месте, и не похороню как следует.
Он встаёт из-за стола, выбрасывает свой пустой тюбик в перерабатывающую машину и уходит в «спортзал», по пути снимая с себя потёртую старую футболку и доставая из кармана древний, едва живой MP3 плеер с музыкой из мохнатых восьмидесятых прошлого века. Он вставляет в уши наушники, перемотанные сто тысяч раз в разных местах для продолжительности жизни, и тоже начинает подтягиваться на турнике, собираясь умотать себя до полусмерти, и плевать, что он только что поел и это вроде как небезопасно творить такую херню, ему сейчас как-то слишком похуй на это.

Восторг Юэна не описать словами. Впрочем, как и восторг самого Итана от этого и от того, что он видит перед собой. Деревья, небо, солнце. Они, кажется, ничуть не изменились, просто стали в несколько тысяч раз прекраснее, просто изменилось всё. При взгляде на Юэна у Итана непроизвольно губы растягиваются в улыбке, потому что такого искреннего, детского, щенячьего восторга он не видел уже больше десяти лет. И это действительно непередаваемо. Итан даже жалеет, что их гаджеты давно уже вышли из строя, и нельзя запечатлеть на фото эту яркую улыбку, которая светит едва ли не похлеще рассветного солнца, начавшего уже подниматься над верхушками высоченных деревьев. Итану кажется, что вот он, тот самый момент, когда он наконец побыл для младшего братишки героем… хотя чего уж там, героем. Они всего лишь вышли в опасный мир, где на каждом углу их может подстерегать смерть. А ещё жидкая смерть капает с неба. А ещё… в общем, хреновый, конечно, герой из Итана получается, но всё равно восторг Юэна – это, наверное, то, ради чего стоило жить. И позволить ему всё же выйти вместе с ним. И Юэн благодарит Итана, вдоволь налюбовавшись и травой, и кустами, и корой деревьев – юный натуралист, блин. И Итан не может его даже упрекнуть в том, что они задерживаются, что надо бы, наверное, поспешить… пусть дитё порадуется. Но вот в чём Итан может упрекнуть Юэна, так это в плохих мыслях. Даже шутка, сказанная так беспечно и счастливо не забавляет Итана. Он хмурится мгновение, затем подходит в два шага к Юэну, вздёргивает на ноги – и хэй, он всё-таки выше мелкого – и крепко обнимает.
– Молчи, слышишь? – прижимая брата к себе, говорит Итан, к сожалению, не в силах удержаться от эмоций, сейчас его буквально раздирающих на части. Он сам не видел солнечного света, неба и травы уже столько лет, и успел позабыть, какие они на самом деле. Что уж говорить о Юэне, который с пяти лет видел только голые стены бункера. И сейчас его слова о том, что если он умрёт – больнее, кажется, чем сам факт того, что они действительно могут умереть в любую секунду. Но Итан не позволит этому случиться. Не сейчас уж точно. – Ты не умрёшь, понял, мелкий? Не вздумай даже помышлять об этом... – потому что Итан не для того десять лет сохранял себе и ему жизнь. Потому что он эгоистично решил, что если кто-то из них и умрёт, то это будет либо он сам, либо они сдохнут оба. Ибо нефиг.
Решив, что телячьих нежностей на ближайшие несколько лет достаточно, Итан отстраняется от брата, борется с желанием потрепать его по волосам – через скафандр как-то сложновато – и улыбается самой беспечной улыбкой, на которую сейчас вообще способен. Они выбрались, они находятся на поверхности уже больше десяти минут, и они всё ещё оба живы, а это просто безумная удача.
– Давай, надо успеть добраться до другого бункера до темноты. И желательно дождя… – хоть небо и кажется чистым и безоблачным, Итан на собственном опыте знает, что смертоносный дождь может нагрянуть в считанные минуты, как это было тогда, безумные десять лет назад. Хотя, кто знает, что случилось за эти десять лет… дождь по-прежнему такой же убийственный или, может, уже всё не так страшно?.. В любом случае, проверять на себе или Юэне Итан точно это не собирается.
Они выдвигаются в сторону востока – на всякий случай сверяются со старым компасом, сохранившемся от отца, и Итан надеется, сохранившем также свои возможности определять правильное направление севера. Путь их должен пролегать через лес, значительно увеличивший свои размахи на десять лет. На самом деле, Итан плохо помнит этот самый лес в тот злосчастный день – или это был вечер, или ночь – он вообще хочет забыть тот момент как страшный сон. У них новая жизнь, и они с Юэном, если выживут и доберутся до следующего бункера, смогут её наладить. Смогут же?..
В скафандрах безумно жарко. Пот застилает глаза, и даже нет возможности вытереть лицо из-за защитных стёкол. Ещё и Юэн тормозит попытки Итана двигаться быстрее, то и дело останавливаясь у цветов, каких-то замысловатых кустов или поваленных деревьев. В какое-то мгновение они оба чуть инфаркт не схватывают, когда мимо них, в траве, пробегает кролик. Настоящий, живой, и даже не мутировавший кролик. Трусливо сбежавший в ближайший куст. Юэн гонится за ним, но того и след простыл, и он даже предполагает, что это была галлюцинация, но Итан уверяет его, что тогда крышечка поехала у обоих, так как он тоже видел кролика.
– Может, мы в стране чудес? Следуй за белым кроликом… – предполагает Итан, оглядываясь на вновь затормозившего у кустика, куда спрятался кролик, Юэна. Тот стоит как вкопанный, смотрит на Итана большими глазами, а затем хрипло говорит, что у него съехал шлем скафандра. Итан, кажется, мгновенно холодеет, смотрит на брата в ужасе, и как в замедленной съёмке видит, как тот сначала оседает на землю на колени, затем вовсе падает на спину, хватаясь руками за горло и начиная задыхаться. – Блядь, Юэн! Блядь, блядь, блядь.
Разделяющее их расстояние Итан преодолевает в доли секунды, падает на колени рядом с братом, хватается за расстёгнутый край скафандра, чтобы вернуть всё на место, чтобы не дать брату так быстро и так скоро его оставить одного. За те мгновения, пока Юэн закатывает глаза, хрипит, хватает воздух ртом и плечи Итана руками, Итан успевает вспомнить всех богов, о которых когда-либо слышал, читал, или видел фильмы. Он пересирается, сердце готово выпрыгнуть из груди, а из глаз, кажется, вот-вот фонтаном хлынут слёзы, но тут Итан замечает озорной взгляд брата и охуевает по-настоящему. У него напрочь вылетело из головы, что скафандры их не герметичны в принципе, и что воздух-то, на самом деле…
– Я дышу, Итан, дышу, я пошутил! – Юэн смеётся, а Итан наливается яростью. Юэн смеётся, потому что прикалывается, потому что он не собирался подыхать, а просто, блядь, шутит и издевается. А Итан уже придумал себе быстрый способ подохнуть следом, как в Ромео и Джульетте. Не потому что любовь до гроба и всё такое, а потому что жить тогда будет тупо незачем, блядь. Юэн смеётся, тянется к скафандру Итана и стягивает с него шлем, чтобы доказать, что с воздухом всё нормально, и что никто и в правду не собирается пока отбрасывать копытца. Юэн смеётся, а Итан бьёт его по лицу наотмашь. Потому что:
– Ты, блядь, кретин малолетний! Совсем ебанулся в край?
Юэну, разумеется и очевидно, такая реакция брата на его гениальную шутку не нравится, и он брыкается, отталкивает Итана, и они, сцепившись как в спарринге, или объятии, хватаясь друг за друга, начинают бороться, укатываясь в траву, не замечая, что оказываются у небольшого пологого склона, с которого скатываются уже порознь, и останавливаются, развалившись в позах морских звёзд в густой траве, глядя в яркое небо, слепящее глаза.
– Не вздумай больше так шутить, ты меня понял? Пидор мелкий, – Итан тем не менее улыбается, чувствуя лицом жар солнечного света и щекотание травинок, заставляющее почесать нос.
Лежать вот так и наслаждаться днём это, конечно, здорово, но им всё равно приходится подняться, вернуться за кинутыми выше на опушке рюкзаками и отправиться в путь.
– Может, если выжили животные, может, есть вариант, что кто-то из людей – тоже… – задумчиво произносит Итан, даже не представляя, что их ждёт впереди буквально через каких-то пару миль.

Отредактировано Vishnu (18.06.2018 23:15:49)

Хочется пообещать брату, что да, они и выходить будут, и что солнечный свет для них – это не просто подарок раз в десять лет, и что траву и деревья они будут видеть не только на картинках, но Итан молчит, потому что всё сложно. Он не знает даже, что их ждёт в том бункере, куда они направляются. Он не уверен в собственных силах, он не в курсе, доживут ли они вообще до пункта назначения, и ему больно это осознавать, поэтому он не хочет грузить этим и Юэна. Поэтому он молчит.
Молчит он и тогда, когда прекрасно слышит бормотание брата про возможность встретить отца живым. Итан очень сомневается, но надежда, как всегда говорила мама, умирает последней. Иронично то, что их мать звали Хоуп, и умерла она далеко не последней из их семьи… Итан старательно гонит от себя мерзкие, залезающие непрошенные мысли, и старается вести себя как можно естественнее, как всегда это делал, чтобы не показаться Юэну какой-то размазнёй, трусом, не подготовленным не только к тому, что может их ожидать за углом, но и к жизни в целом. Впрочем, Юэн прекрасно осведомлён об этом всём, и тоже сам очевидно лишний раз не хочет расстраивать Итана, и делает вид, что всё заебись, когда всё далеко не так, как хотелось бы.
И, как и предполагал Итан, хоть он этого и ожидал, и хоть он был готов к какой-то внезапности, оглядываясь чуть ли не на каждом шагу, особенно когда они вышли в городок, попали в эту звенящую тишину, давящую на нервы, появление кого-то ещё, живого, оказывается большой внезапностью. Сердце Итана снова, в очередной раз за этот день готово выскочить из груди, когда они оказываются не только под дулами автоматов, но и окружены. Людьми. Агрессивно настроенными, живыми людьми. Итан с секунду даже не знает, радоваться ему или ужасаться тому, что они с Юэном не одни остались на этой планете. Потому что, кажется, их сейчас может не стать.
– У нас нет оружия, – говорит он громко, оттесняя Юэна, вдруг решившего прикрывать его своими широкими подростковыми плечами, себе за спину, хоть это, он видит, бессмысленная затея. Но это инстинкт, как и у самого Юэна, похоже. Откуда только в мелком это? Мелкий, кстати, до боли впивается в руку Итана, и он едва ли не шипит, но держится, старается по крайней мере. Потому что ему страшно, пиздец как страшно и неясно, что делать, как быть. Мужчины спрашивают про еду и оружие, они указывают дулами на рюкзаки за спинами Итана и Юэна, и в какой-то момент, Итан не успевает заметить, к ним слишком близко подбирается один из разбойников и срывает рюкзак с плеч Юэна, заставляя того невольно испуганно вскрикнуть и вжаться в спину Итана.
– Оставь!.. – начинает Итан, но слышит звуки затворов других автоматов, и решает, что безопаснее будет, если они всё же будут более разговорчивы. Иначе живыми им точно не уйти.
– Давай свой, – говорит, судя по всему, их главарь, стоящий к Итану лицом к лицу, целясь точно ему между глаз. Итан молча снимает лямки рюкзака с плеч и, не отводя взгляда от пидора с автоматом, кидает свой рюкзак с остатками провизии и небольшим количеством медикаментов, ему в ноги. Тот придурок, который уже отобрал рюкзак Юэна, распотрошил его и гнусно ржёт, хвастаясь добытыми «трофеями» – тремя тюбиками с супом и какой-то кашей. А также двумя бутылками бутилированной питьевой воды.
– Где вы это взяли?
– Там, откуда мы, больше нет еды, – Итан всё ещё надеется, что с парнями можно договориться. Что они всё же не варвары и убийцы, а просто… ну, просто… голодные?
– Почему мы должны вам верить? Откуда вы? – все дула как один снова нацелены на Итана и Юэна, и Итан, чтобы скрыть панику, старается говорить ровно и как можно более нейтрально.
– Мы были в бункере. Мы жили там десять лет, с тех пор как начался Дождь. И сегодня вышли на поверхность, потому что у нас закончилась еда. И мы… и я знаю, где есть ещё бункеры. Это целая система, и там должно быть то, что нам… – он запинается, смотрит прямо в глаза главному, – … вам нужно. Там есть еда, там можно задержаться…
Он не уверен в том, что он говорит. Он не знает, что в том бункере. Они с Юэном вышли и пошли туда, надеясь лишь на удачу, но говорить этого потенциальным собственным убийцам они не могут, потому что тогда им точно не дожить не то что до следующего бункера, но и в принципе до следующего мгновения.
Где-то вдалеке раздаётся раскат грома, и Юэн ещё сильнее вжимается в Итана, и Итану становится самому пиздец, как страшно. Ну, что же, либо они подохнут от града пуль из автоматов, либо от дождя, судя по всему, не утратившего свои убийственные свойства, так как при новом раскате грома чуваки с автоматами как-то нервно и испуганно начинают переглядываться между собой и ждать, что же скажет их главный.
– Нам нужна еда, – говорит один из них – точнее, одна, голос слишком высокий, и Итан идентифицирует владельца как девушку – а они знают, как её добыть.
Голос разума, он такой, – горько думает Итан, переводя взгляд от девушки к главарю, который явно размышляет, пристрелить незнакомцев или помиловать и выслушать.
– Расскажи, где этот бункер, – требует он грозно. Хотя голос его ломается, так как последние слова теряются под очередным раскатом грома.
– Нет, – категорично отвечает Итан. – Тогда вы убьёте нас, а нам этого не нужно. Я могу отвести вас, но при условии, что мы с братом будем в безопасности. От вашего оружия и от дождя.

Отредактировано Vishnu (23.06.2018 09:04:21)

В поведении Итана нет, кажется, ни капли инстинкта самосохранения. Только инстинкт сохранения Юэна, попытка не дать его в обиду ни дождю, ни каким-то там придуркам, возомнившим, что если у них есть оружие, то они, значит, властелины мира. Однако, как ни странно, главарь – Мэтт – оказывается на удивление сговорчивым. Итан, признаться честно, уже было собирался начать приводить ещё более весомые аргументы в пользу того, почему их с Юэном должны оставить в живых. Но этого не требуется, и это как-то даже странно. Хоть задумываться об этом мало того, что не хочется, так ещё и некогда, потому что очередная молния, прорезающая небо, и гром, за ней следующий – звучат слишком близко, слишком угрожающе. Итану даже кажется, что он уже слышит звук падающих на крыши машин капель дождя.
Как быстро и как скоро они добегают до их временного убежища, Итан не засекает, но, кажется, никогда в жизни он ещё так не бегал. И, даже несмотря на неплохую физическую подготовку в бункере – там тоже всё-таки негде было разогнаться, так что он просто некоторое время приводит дыхание в порядок, пока остальные, слаженной командой, чуть ли не бронируют окна и всевозможные щели, в которые может просочиться дождь, швыряемый в разные стороны порывами ветра.
Итан стоически выдерживает и даже почти пропускает мимо ушей все наезды и попытки выведать больше, чем он в принципе хочет рассказывать. Никто им не верит, что они могли прожить в бункере под землёй десять лет и не свихнуться к чертям собачьим. Итан и не уверен, что он не свихнулся, потому что как ещё объяснить то, что даже компания потенциально опасных людей, смертоносный дождь за окном и отсутствие какого-либо плана на выживание радуют Итана, как подарок на Рождество, которое они с Юэном перестали праздновать, кажется, года четыре назад. Но, на самом деле, его больше всего радует тепло брата рядом, который с неизменным восторгом смотрит на всё, и на Итана в том числе, просто потому что для него это всё – новое, неизведанное, наверняка волшебное и непонятное. Как бы Итану хотелось показать Юэну океан, понырять в волнах, позагорать на солнце – наверное, им опасно долго находиться на солнце, они не видели его десять лет, и даже те несколько минут, что они на нём провели, отразились заметным покраснением и на коже Итана, и на коже Юэна. А ещё Итан заметил на носу Юэна веснушки, но он не озвучил эту мысль, ему просто нравится их наблюдать. Потому что их мама говорила всегда, что веснушки – это поцелуй солнца. А значит, солнце поцеловало Юэна. Но Юэн кажется слишком взрослым для подобной милоты, поэтому Итан держит её в себе, просто радуясь хотя бы каким-то солнечным мыслям.
Ночь проходит для Итана беспокойно. Мало того, что мелкий большую часть времени сопит и ворочается, так ещё и когда он всё же засыпает, он будит Итана тем, что прижимается слишком плотно и ещё и упирается своей эрекцией Итану в бедро. Итан мог бы не обращать на это внимания, как и всегда делал, когда они засыпали вместе – спонтанно, из года в год всё реже, но на Юэна иногда находили приступы нежности, или как это ещё назвать, Итан не знает, и после этого Юэн неизменно отстранялся всё сильнее и сильнее от Итана. Он как будто стесняется своего тела, себя и своих… всего себя. Итан мог бы не обращать на всё это внимание, но у него не получается, поэтому остаток ночи он пялится в потолок, слушает мерный стук дождя о козырёк, думает о том, что вообще в его голове такое творится и, кажется, он всё-таки сошёл с ума за эти десять лет.
Когда они отправляются в путь, Итан чувствует себя паршиво. Не только потому что плохо спал, ещё и потому что ему как-то сложно смотреть на Юэна, который пристаёт со своей детской непосредственностью с расспросами и разговорами к ребятам. Те, впрочем, не выглядят будто им противно общаться с Юэном, и это вроде как должно радовать. Но Итана то и дело одолевают мысли о прошедшей ночи и о том, что он внезапно ощутил, лёжа рядом с возбуждённым – физиология, мать её – братом. Рядом с Итаном шагает Зоуи, и задаёт какие-то вопросы, которых Итан не слышит, погружённый в свои мысли. Приходит в себя он только когда Мэтт всех останавливает взмахом руки, прикладывая палец к губам, чтобы вели себя тихо. Потому что, кажется, они в лесу не одни. Ребята синхронно вскидывают свои автоматы и целятся в разные стороны. Итан подпрыгивает от внезапности, когда им навстречу выпрыгивает очередной кролик, и не успевает Итан и вздоха сделать, как Мэтт стреляет в беззащитное животное, и то падает замертво с раздробленной головой.
– Самое обидное, что их даже съесть нельзя, – вздыхает Честер, почёсывая затылок.
– Это же был просто кролик! – всё ещё в шоке от произошедшего, восклицает Итан, в ужасе глядя на Мэтта, который хладнокровно отворачивается от трупа и одаривает Итана скептическим взглядом.
– Животные – переносчики заразы. Одно касание, и ты труп, – спокойно отвечает он, затем вешает автомат на плечо, и поторапливает. – Давай, пошли дальше, где этот твой бункер?
Не находя слов, Итан оглядывается, кивает в сторону, где деревья становятся реже, и проглядывается небо, и уверенно шагает туда, досконально помня детали карты, которую изучал на протяжении десяти лет. Они идут, кажется, целую вечность. В какой-то момент Юэн снова оказывается бок о бок с Итаном, и как-то, похоже, неосознанно берётся за его руку, и Итан с трудом удерживается от странного ощущения, пробегающего по телу от места прикосновения. Бля, ну что за пиздец. Это же его брат, в конце концов, его маленький братишка, мелкий, недоросток, что с Итаном не так вообще, ну? На него так, что, свежий воздух влияет, или что вообще?
– Когда мы уже придём? Есть хочется просто зверски, – подаёт голос Надин, глядя на Итана как на Моисея, ведущего евреев через Красное море. Хотелось бы ему сказать, что скоро, но до бункера, по его расчётам, ещё не меньше трёх километров, но он прекрасно понимает терзания и недовольство компании – есть действительно хочется просто безумно.
– Если прибавим шагу, до темноты успеем, – уверенно отвечает Итан, ловя не очень-то довольные взгляды попутчиков.
В какой-то момент мир как будто содрогается от странного грохота, разрывающего тишину. И этот грохот не похож на раскаты грома, это что-то другое. Итан не может разобраться, что это такое, пока не видит как кроны деревьев буквально раздвигают сильные порывы ветра. Это… не может быть, это же…
– Вертолёт! Бежим отсюда! – испуганно орёт Майк, срываясь с места, убегая в противоположную сторону от той, куда они направлялись. Мэтт вовремя окликает его, и они все вместе бегут уже в верном направлении, стараясь скрыться из виду от страшной летающей машины. Итан, признаться честно, не понимает, почему они бегут от вертолёта. Но, памятуя о встрече с этой компашкой, вооружённой не до зубов, но что-то рядом, он представляет, насколько опасными могут быть люди в вертолёте, и что они могут сделать с ними, если поймают.

Ни к чему из этого жизнь в бункере Итана не готовила. Ни к тому, что придётся спасаться от вооружённых выживших людей, ни к тому, что придётся бегать и прятаться от вертолётов, ни тем более к тому, что придётся ради спасения собственной жизни и жизни брата убивать… Для Итана это слишком большое потрясение, слишком шумно в ушах, слишком страшно от одной только мысли. Компания, которая их сопровождает, за сутки даже почти ставшая родной, живут в этом пиздеце уже десять лет, и не глядя могут расправиться и с угрозой в виде заражённого человека, и с угрозой в виде беззащитного кролика. Итан же не такой. И его мутит всю оставшуюся дорогу до бункера, его мутит от ужаса, от страха, от осознания того, что он убил, застрелил человека, своими собственными руками… Да, он пытался спасти Зоуи, стоящую на линии огня, он пытался не дать попасть в Юэна, который находился совсем рядом с Зоуи. Он не думал тогда, не соображал, что делает, просто инстинкт сохранения брата – не себя – и всё. А сейчас его зверски тошнит, ему пиздец как страшно, и он изо всех сил старается не показывать этого своего страха. Потому что Юэн не должен видеть, что ему страшно. Юэн должен видеть уверенного в себе старшего брата, который из героя вдруг превратился в убийцу… Однако Зои не прекращает всю дорогу тарахтеть о том, какой же Итан всё-таки крутой и храбрый, и всё равно герой… Итану, признаться честно, нахрен не всрались её похвалы, и, на самом деле, ему было бы лучше, если бы его не донимали этими разговорами и оставили в покое наедине с ужасными мыслями о том, что он сделал и как теперь жить.
Жить, судя по всему, придётся, как и раньше, ничего ведь по сути не изменилось. Это только восприятие Итана поменялось кардинально. Теперь всё по-другому, как ни крути. И он размышляет об этом, и размышляет, и уже находясь в бункере, когда изучает карты системы, чтобы понять, куда двигаться дальше чтобы найти чуть больше еды, чем здесь, и не сдохнуть по пути от всевозможных опасностей, тоже размышляет, не перестаёт размышлять и позже – в душе, и ещё позже, когда входит в комнату, оккупированную им и Юэном, и видит сидящую на койке Зоуи. Она при виде Итана тут же поднимается на ноги, мнётся так, будто стесняется чего-то, и Итан первые несколько секунд тоже смущается непонятно из-за чего. Кажется, из-за того, что он не оставался наедине с девчонкой уже хуй знает сколько лет. А когда это всё же было, в последний раз, они учились целоваться, и было, ну, скажем, интересно… Итану было пятнадцать, это было совсем незадолго до Дождя. Сейчас он смущается больше оттого, как Зоуи на него смотрит, как улыбается, подходя на пару шагов ближе, как уверенно кладёт одну руку ему на затылок, а вторую – на пах, отчего у Итана тут же улетучиваются все мысли, которые угнетали его весь день, и появляется одна, такая жаркая и странная, непривычная. То есть, Итан знает, что такое секс, что такое возбуждение, и что такое желание, но, так уж случилось, что до Дождя у него не было ничего серьёзнее того поцелуя, а после… ну, всё ведь понятно. Поэтому напор Зоуи, её пальцы, надавливающие на член, заметно твердеющий под настойчивыми ласками, немного пугают, смущают, и заставляют дышать чаще, а сердце биться быстрее.
– Я так и не поблагодарила тебя как следует за спасение моей жизни, – шепчет Зоуи прямо в губы Итана. Она чуть ниже его, примерно ростом с Юэна, поэтому ей приходится чуть задрать голову, чтобы говорить Итану буквально в рот. И пока она это говорит, её совсем нежные, женские руки пробираются в лёгкие спортивки, надетые Итаном на голое тело после душа.
Итан не успевает даже ничего сказать, он и вздохнуть-то не успевает, прежде чем Зоуи оказывается перед ним на коленях, а у её носа его почти вставший член. Она облизывается, смотрит снизу вверх Итану в глаза, проводит рукой вверх и вниз по его члену, оттягивая кожу с головки, и заставляя дрожь пробежать по всему телу, концентрируясь жадным томлением внизу живота. Итан никогда раньше не… ему никогда… он не знает, стоит ли что-то делать, говорить, может, стоило бы хоть как-то отреагировать, кивнуть, может, погладить девушку по волосам, как он видел в фильмах… Зоуи улыбается, видя замешательство Итана, а Итан не может сфокусировать взгляд на лице Зоуи, потому что перед глазами почему-то Юэн. Он – на коленях, он надрачивает его член и улыбается одним уголком губ, облизываясь, собираясь взять в рот…
Итан отчаянно мотает головой, отступает на шаг назад и натягивает штаны обратно, скрывая своё возбуждение, перевязывает туго шнурочек, и смущается ещё сильнее, потому что Зоуи недоумённо смотрит на него.
– Извини, не надо. Я должен был, ты итак… всё хорошо, окей?
– Уверен? Тебе точно понравится. Или ты не по девочкам? – Зоуи хитро сощуривает глаза, и Итан чуть ли не вспыхивает весь, хмурясь. Он не знает, что это значит. То есть, примерно представляет себе, но как бы… он десять лет не видел никого, кроме Юэна. Его мелкого занозу-в-заднице-брата, его период самоидентификации и полового созревания пришёлся на бункер, он понятия не имеет о своих предпочтениях. Ну, разве что понимает, что представлять брата, желающего отсосать тебе – это ненормально в принципе.
– Просто… ну… «спасибо» будет достаточно? – вздёргивает брови Итан, пристально глядя на Зоуи. Не то чтобы он поборол своё смущение, просто так проще делать вид, что это ничего не значит и вообще, не нужно ему это. Не нужно ведь? Красноречиво топорщащиеся штаны, конечно, намекают совсем на другое, но Итану плевать, правда. Он ерошит волосы на затылке и неловко давит из себя улыбку, чтобы Зоуи не было… обидно?
– Как знаешь. Если что, я буду рядом, найдёшь меня без проблем. Ну, или можем сосватать тебя Честеру. Он, знаешь, тоже, ну, мальчиков любит… да и девочек тоже… ну, любвеобильный он у нас, да, – Зоуи поднимается на ноги с колен, снова тянется к Итану, и усмехается, когда он слегка шугается её поцелуя в щёку и тихого, – спасибо, мой герой…
К приходу Юэна Итан кое-как успокаивает дрожь. К мыслям о том, что он совершил днём теперь прибавились новые, о том, что он не совершил вечером. И они разрывают голову на части. Хочется вскрыть себе черепушку и выковырять их оттуда, чтобы не мешали жить. Или медленно умирать… Итан не знает, что с ними происходит. Может, они попросту ходячие мертвецы, которые в любую секунду, в любой момент…
Итан старается не пялиться на Юэна когда тот переодевается. Не то чтобы он чего-то там не видел, просто, ну, ему как-то неловко. А Юэн ещё и масла в огонь подливает, спрашивая, дождалась ли его Зоуи, которая хотела отблагодарить… Интересно, думает Итан, а Юэн знает, как именно хотела отблагодарить его Зоуи?..
– Да… мы… поговорили. Она, кхм, – Итан запинается, неловко зарываясь пальцами в отросшие на затылке волосы. С одной стороны – он не хочет иметь секретов от Юэна. С другой – тот ведь ещё такой мелкий и такой… Юэн. Он ведь краснеет даже от собственной эрекции, что будет если Итан заговорит о своей… Не то чтобы Итан вообще хотел… но и Юэн никогда не спрашивал, что и как происходит и, в общем, всё сложно. Итан не знает, что сказать, поэтому говорит как есть. – Она сказала спасибо.
Большую часть ночи Итан снова не может уснуть, опять-таки из-за Юэна, который на редкость горячий, елозит, брыкается и сопит так, что позавидовала бы даже засорённая система вентиляции. Сам Итан опять-таки из-за обилия мыслей и этого ворошения под боком, кажется, не смыкает глаз, до последнего не расслабляя мозг и в какие-то моменты не давая Юэну свалиться с кровати, если он совсем далеко отстраняется, будто на каком-то подсознательном уровне стараясь не мешать Итану. В голове проскакивают воспоминания о Зоуи на коленях, о Зоуи, облизывающейся около его члена, и о том, почему и как лицо Зоуи вдруг стало лицом Юэна, почему фантазия Итана дорисовала такие странные детали. В принципе, наверное, ничего удивительного в этом нет, когда на протяжении стольких лет видишь одно и то же лицо каждый день, поневоле будешь на всё и на всех проецировать его… но всё равно Итану кажется это немного странным и слегка неправильным…
С этими угнетающими и давящими мыслями Итан вроде как проваливается в беспокойный сон. Ему снится, что он снова и снова стреляет в людей. Их много, они все без лиц. В какой-то момент всё меняется, и где-то в толпе Итан, кажется, видит знакомое лицо отца, говорящего, что он должен защитить брата любой ценой. Затем отец пропадает, на его месте оказывается Зоуи, ласково улыбающаяся, она кладёт руку ему на затылок, второй рукой сжимает его бедро. И целует, целует жадно и жарко, как Итан никогда не целовался. На самом деле, Итан всего один раз в жизни целовался, и это было давно. И сейчас это кажется таким неумелым… он не хочет показаться неумелым. Ему, блин, двадцать пять, а он девственник и без стажа… и он отказался от минета потому что ему показалось, что это не Зоуи, а Юэн… теперь Юэн, так резко заменив Зоуи, целует Итана. Он тоже не умеет, но энтузиазм как-то перебивает неумение, он старателен, он настойчив, он стонет сладко-сладко, и притирается колом стоящим членом к бедру Итана. Рядом с ним так хорошо, и так неправильно, но так хорошо, но так неправильно. Но ведь если это сон, почему должно быть неправильно…
То, что это не сон, Итан понимает, когда Юэн его – специально? Или нет? – кусает за губу, и это ощутимо настолько, насколько может быть. То, что это не сон, Итан понимает, когда открывает глаза, и не видит ничего, но продолжает чувствовать, как Юэн всем телом прижимается к нему, как продолжает целовать, как хватается за плечо рукой и как, будто не знает – отстранить от себя или прижать крепче.
– Юэн, – тихо шепчет Итан, сам толком не зная, что он вообще хочет сказать. По-хорошему, надо бы отстранить брата от себя. Потому что… ну, это же брат. И ему пятнадцать. И он явно не понимает, что творит. Но что он творит… Итан, кажется, сходит с ума, когда, разорвав поцелуй, и закрыв Юэну рот рукой, другой рукой забирается ему в штаны, и, обхватив пальцами член, начинает водить вверх-вниз, надрачивая, заставляя Юэна выгибаться, стонать в руку, но не давать издавать лишних звуков, потому что их не должны увидеть или услышать. Потому что это неправильно. Потому что это какой-то пиздец получается. И Итан осознаёт весь этот пиздец, но его можно свалить на помутнение рассудка от свежего воздуха, от встречи с живыми людьми, от того, что Итан, ну, спал может быть, и во сне немного полунатил, и довёл мелкого братца до оргазма своей рукой…
Когда Юэн кончает, прямо Итану в руку, выгибается в спине ещё один раз, явно закатывает глаза – Итан этого не видит, но представляет в красках – и буквально расплавляется на кровати, Итан, борясь с дрожью, шепчет ему на ухо: – спи давай. – И встаёт с кровати, уходя в ванную, потому что, ну, что-то пошло в этой жизни не так. И вовсе не тогда, когда начался странный, страшный смертоносный дождь, а именно тогда, когда Итан решил вдруг подрочить собственному пятнадцатилетнему брату. Ну пиздец, да по нему клиника плачет…

Отредактировано Vishnu (30.06.2018 12:48:01)

Того, что Юэн пойдёт за ним следом, Итан не ожидал. Возможно, немного даже боялся этого. Того, что Юэн будет задавать такие вопросы, Итан не предвидел, и это его несколько выбивает из остатков равновесия, в которых он заставляет себя пребывать изо всех сил после того, что случилось. Того, что Юэн вдруг ни с того ни с сего обзаведётся таким количеством смелости, наглости и чего-то там ещё, Итан и помыслить не мог даже. Того, что Юэн, представлявшийся Итану в фантазиях, стоящий на коленях и собирающийся взять в рот вдруг окажется реальным, и действительно… Итана просто взрывает изнутри. Он не может ни слова вымолвить, он даже не может пошевелиться, кажется, боясь того, что видение исчезнет, ощущения пропадут, и всё это окажется каким-то паршивым сном… Паршивым, потому что они всё ещё перманентно в смертельной опасности, потому что всё странно и неправильно до невозможности, и потому что Юэн всё-таки пятнадцатилетний брат Итана… Но всё равно, вместе с этим этот кошмар какой-то настолько невероятный и вставляющий, и Юэн, неловко облизывающий головку члена Итана – это нечто невообразимое. Итан хватается обеими руками за раковину, чтобы хоть как-то устоять на подкашивающихся ногах. Юэн такой восхитительный, такой настойчивый, такой… Итан не может подобрать достаточно эпитетов, потому что возбуждение его доходит до пика, он едва сдерживается чтобы не застонать, он даже не успевает предупредить Юэна, что вот-вот… он кончает Юэну в рот, на его губы и подбородок, он смотрит на Юэна большими испуганными глазами, когда тот встаёт и удивительно довольно сияет, словно попробовал не член брата на вкус, а самое вкусное в мире мороженое…
Для Итана это оказывается перебором. За последние сутки произошло слишком много всего: они узнали, что не одни на этой проклятой Земле остались в живых, Итан убил человека, сам чуть не был убит, он дрочил своему пятнадцатилетнему брату, его пятнадцатилетний брат только что отсосал ему, и это всё просто-напросто настолько не помещается в голове, не укладывается по полочкам в мыслях, это распирает изнутри каким-то безумным комком, который подбирается к горлу Итана, он смотрит на Юэна большими глазами, едва успевает отвернуться, склониться над раковиной прежде чем содержимое его желудка покидает его с характерным неприятным звуком. Итана выворачивает наизнанку от пережитого стресса, от всего накопившегося, вовсе не оттого, что Юэн только что сделал ему первый в его жизни минет. Но Итан всё равно ощущает себя паршиво, потому что, наверное, реагировать на такое подобным образом, ну, как минимум нехорошо. Однако Юэн, кажется, думает иначе. Потому что буквально пару секунд спустя Итан ощущает горячую руку Юэна у себя на спине, чувствует, как его пальцы зарываются в волосы на затылке. От этого Итану едва ли не хуже становится. Потому что он не должен проявлять подобную слабость перед братом. Это он, кто должен успокаивать и защищать, а не наоборот… Но сейчас отчего-то именно Итан ощущает себя младшеньким, которому вот просто непреодолимо сильно хочется, чтобы его пожалели.
Проходит, наверное, несколько минут – или лет – прежде чем Итан может наконец отдышаться, он умывается холодной водой, полощет рот, дышит носом, смотрит на своё отражение в зеркале, бросает взгляд на Юэна, всё ещё стоящего рядом, смотрящего на него обеспокоенно, и не знает, что сказать. Что сделать. А стоит ли вообще что-то говорить и делать? Наверное, неплохо было бы объяснить Юэну, что то, что они сделали, что это вот всё – так не должно быть, что это неправильно. Что они с Итаном братья, что братья не должны… Не должны ведь? Итан уверен, что не должны, и он правда собирается объяснить это Юэну, когда оборачивается, правда собирается сказать об этом, объяснить, что это неправильно, но его намерения разбиваются о серьёзный взгляд глаз Юэна. О то, что тот стоит слишком близко, о то, что на его подбородке всё ещё сперма Итана, и это сбивает с толку, это забивает все мысли, и Итан подаётся вперёд, кладёт руку Юэну на подбородок, вытирает большим пальцем блестящую вязкую каплю и борется с желанием наклониться и поцеловать Юэна. Теперь не во сне, а наяву, ощущая всё. Но это всё ещё по-прежнему неправильно, и Итан просто, тяжело вздохнув, обходит Юэна, идёт к двери, но на полпути останавливается, оборачивается к Юэну, берёт его за руку и уверенно, на удивление спокойно говорит:
– Пойдём спать, – будто ничего не было. Так, думает Итан, проще, если делать вид, что всё нормально, что всё как обычно, и ничего странного не произошло.
Ему всё ещё до невозможности неловко, когда они умещаются с Юэном на кровати, и Итан привычно обнимает его со спины, утыкается носом в затылок, дышит практически спокойно, всё же продолжая раздумывать над всем, что же произошло, как это могло произойти, почему это одновременно ощущалось так неправильно и так чертовски хорошо… Итан не замечает, как проваливается в беспокойный сон, которого почти не ощущает, потому что когда в следующий раз открывает глаза, из кухни слышатся голос Мэтта, гул воздухоочистителей, смех Честера и Зоуи, а это означает, что уже утро, или даже день. И пора выбираться из постели и, скорее всего бункера, если они хотят добраться до следующего без проблем и потерь.
Итан аккуратно, чтобы не разбудить Юэна – потому что это может повлечь за собой что-то, чего Итан искренне отчего-то боится – выбирается из кровати, натягивает на себя кофту и выходит к ребятам, оккупировавшим кухню, являющуюся ещё и залом. Зоуи при виде Итана улыбается и подмигивает ему, Мэтт, не долго думая, сразу задаёт миллиард вопросов относительно того, куда им нужно идти, и что нужно это сделать как можно скорее, и вообще «пойдём, обсудим это наедине» – под неодобрительные взгляды команды. Итан же, когда видит очаровательного, заспанного и помятого Юэна, выходящего из их комнаты, пугается настолько, что соглашается с Мэттом только так, кивая и уходя за ним вверх по лестнице к выходу из бункера. Дождь, зарядивший ночью, уже прекратился, поэтому они спокойно выходят на поверхность, Итан вдыхает свежий влажный воздух полной грудью.
– Ты выглядишь, будто не спал всю ночь. Мелкий не давал, что ли? – усмехается Мэтт, и Итан смотрит на него удивлённо. Будто тот вообще может что-то знать. Он же не может, нет?
– Просто мы уже не помещаемся на одной кровати вдвоём, – отвечает Итан хмуро, передёргивает плечами и пытается перевести тему. – Нам нужно двигаться на запад, где-то километров тридцать, там есть ещё бункер, но я не знаю, может быть нас там ждёт то же самое, что и здесь…
От отчаяния Итан начинает немного заикаться. Ведь, получается, он действительно не знает, смогут ли они выжить, дожить до следующего бункера, и нужны ли они вообще с Юэном всё ещё этой компании. Но, вроде, Мэтт уже не выглядит таким как в первую их встречу. Не целится в лицо Итана автоматом, и на том спасибо. Может, их уже и не собираются убивать?

Итан прекрасно видит взгляды Юэна, прекрасно понимает, что тому несомненно хочется поговорить, возможно обсудить вчерашнее. Возможно, узнать всё ли в порядке. Но для Итана это всё слишком сложно. Да, ему гораздо проще трусливо избегать общества брата, периодически бросая на него обеспокоенные взгляды чтобы хотя бы удостовериться, что тот живой и в порядке. Кажется, компания Зоуи ему импонирует. Хотя, не сказать, что он выглядит таким уж счастливым, если честно. В первые минуты, когда Юэн только начинает разговаривать с девушкой. Он выглядит непринуждённо, но спустя какие-то несколько минут он становится чернее тучи, и это Итану совсем не нравится. Когда Майк отвлекает Мэтта и утягивает его в разговор о том, что, кажется, они двигаются слишком кучно, и Юэн подходит к Итану – нехило его пугая этим самым и заставляя едва ли не подпрыгнуть от неожиданности – то-то такое тяжёлое бухается в желудке Итана. Это, блядь, всё время так будет, что ли теперь? Он даже не сможет в глаза брату смотреть? В эти глаза, полные любви и желания, сводящие с ума… и на эти губы, обхватывающие головку члена… Юэн не успокаивается, Юэн задаёт тревожащие его вопросы, он прост, он непосредственен, ему нужны ответы, а у Итана их нет. Ну как объяснить мелкому то, что то, что он вчера сделал не только понравилось Итану, но и он бы не против повторить, но это невозможно по моральным, этическим и каким-то там ещё причинам, о которых он сам едва ли помнит, а Юэну рассказать и вовсе забыл. Впрочем, зная любовь брата к чтению, он наверняка и сам прекрасно об этом осведомлён. Правда, сейчас, глядя на него, Итан готов поклясться, что конкретно в этих делах ни он, ни сам Итан не осведомлены как следует.
– Нет, – вздыхает Итан, понимая, что так просто ему от Юэна не отделаться. Он не хочет обсуждать это сейчас, в то же время он не хочет тянуть с ответами, потому что Юэн будет допытывать, и, зная брата, можно быть готовым к разным изощрённым пыткам. К которым после вчерашнего вечера прибавилось ещё эдак с десяток, наверное. Итан останавливается, заставляет остановиться и Юэна, ждёт, когда Надин и Честер с Зоуи пройдут мимо них – Зоуи уже по обыкновению подмигивает и улыбается то ли Итану, то ли Юэну, а может и обоим, не разобрать – и наклоняется к Юэну чтобы шёпотом объяснить то, что вертится на языке, но никак не хочет с него сорваться: – просто… было здорово. Но это… – он мнётся, Юэн смотрит так преданно, так наивно, что у Итана аж сердце сжимается. Брата хочется прижать к себе, обнять крепко-крепко, защитить от всего и ото всех. Особенно от себя. Потому что вместе с этим его хочется целовать, трогать везде, изучать руками всё, что не успел изучить глазами в те моменты, когда удавалось увидеть тренировки Юэна, во время спарринга, когда он переодевался... Это настолько ломает мозг, это настолько неправильно, это просто рвёт Итана на части. К и без того апокалиптичному пиздецу прибавился новый. Масштабами, кажется, превышающий всё остальное. – Это неправильно, мелкий.
Первое «почему?» ожидаемо как дождь в грозу. На первое «почему» Итан спокойно отвечает, что потому что они братья. Но Юэна такой ответ очевидно не устраивает, и он продолжает смотреть всё так же проникновенно, и под этим взглядом Итан готов прямо под землю провалиться, лишь бы не быть под таким прицелом. Даже под дулом автомата ему не было так неловко и страшно как сейчас.
Он не знает, к счастью или к сожалению, но его «спасает» Майк, который окрикивает их негромко, чтобы не привлекать слишком сильно внимания. Итан только сейчас замечает, что они неплохо так отстали от группы, и тем пришлось остановиться, что совершенно точно не идёт в их пользу и определённо херит к чертям собачьим их фору в полчаса.
– Вы, блин, издеваетесь что ли? – подходя к ним, шипит Майк. – Из-за вас нас могут поймать и продать на органы!
– Кому? Зачем? Что? – также шёпотом спрашивает Итан в недоумении. Майк только машет рукой недовольно и кивает в сторону Мэтта, недовольно и нетерпеливо притоптывающего ногой.
– Нам надо разделиться. Я беру мелкого и Зоуи, ты идёшь с Мэттом, Надин и Честер идут вдвоём.
– Я пойду с братом, – Итану кажется, или они говорят это с Юэном в унисон?..
– Ты пойдёшь с Мэттом, а ты – со мной, – непреклонно заявляет Майк во второй раз.
– Кто назначил тебя главным? – возмущается Итан, сощуривая глаза.
– Я сам себя назначил. А теперь вали давай, а ты – он смотрит на Юэна, затем оборачивается к Зоуи – и ты – со мной. Мы идём вон туда. Через два километра будет развилка, к которой приведут все три выбранные дороги. Там и встретимся. Через полчаса. Чтобы все были на месте. Кого не будет, того не ждать. Пошли.
Юэн отчаянно цепляется за рукав Итана, но он старается всем своим видом показать, что всё нормально, и что через полчаса они встретятся. Итан понимает, что спорить сейчас – себе дороже, поэтому просто мягко отцепляет руку брата от своей куртки и, легонько сжав его холодную ладошку в своей, взглядом обещает, что всё будет хорошо. И:
– Мы ещё поговорим, я обещаю, – потому что Итан уверен, что за эти полчаса найдёт, что сказать брату о том, что же было вчера и почему это настолько неправильно. Как объяснить ему понятие инцеста и прочей поебени Итан как-то, ну, вообще не представляет. – Какого хрена он раскомандовался? Я думал ты тут лидер, – поравнявшись с Мэттом, спрашивает итан, всё ещё обеспокоенно оборачиваясь и смотря в спину удаляющегося с Майком и Зоуи Юэна.
– Я согласен с ним. Разделиться надо. Мы привлекаем слишком много внимания такой толпой.
– Раньше вас это так не волновало? – иронично уточняет Итан, глядя на Мэтта.
– Если честно, то нет, – просто отвечает тот, прекрасно понимая и глубину вопроса Итана, и своего ответа в принципе тоже.
Какое-то время они идут молча, и Итан изо всех сил старается не переживать за Юэна. Пусть тому и пятнадцать, он уже достаточно взрослый и сильный чтобы не дать себя в обиду. Но мало ли что может случиться в этом грёбанном лесу, тут на каждом шагу смертельная опасность. В буквальном смысле. Если раньше родители, когда были живы, когда Итану было четырнадцать-пятнадцать, переживали за него чересчур и даже больше, то что было бы сейчас… Итану кажется, что он переживает за троих. И за себя, и за мать, и за отца. Ну оно и неудивительно, ведь Юэн – это всё, что у него осталось в этом опасном, странном, безумном мире. И самое страшное, что должен сделать Итан – это объяснить Юэну столько всего, о чём ему не только не хочется говорить, но и страшно до жути – едва ли не сильнее, чем страшно от того, что его может постигнуть та же участь, что постигла того кролика… или их маму… или множество людей там. В больнице. И, вероятно, отца…
– Ну так, расскажи, каково это – жить столько лет в запертом пространстве вдвоём с братом, без… земных развлечений? – с усмешкой нарушает тишину и мыслительный процесс Итана Мэтт, делая акцент на последних словах. Итан, кажется, едва ли не заливается краской. Они, что, тут, на поверхности, действительно ни о чём другом думать не могут, кроме как о выживании и сексе?.. Кажется, нет, потому что за последние двое суток, что Итан проводит на, так сказать, свежем воздухе, мысли о сексе – и не только мысли, и вообще – посетили его гораздо больше раз чем желание выжить и вообще.
Итану не особенно-то хочется рассказывать Мэтту, каково это. Особенно учитывая, что рассказывать-то и нечего. Как? Скучно. И всё тут. Крыша начала сдвигаться уже на первый месяц, а потом пришлось тупо смириться. Ради Юэна. Ради его психического здоровья и равновесия. Ради надежды, что отец не бросил их, не умер. А вернётся всё-таки когда-нибудь обязательно и вытащит их из заточения. А потом Итан, кажется, просто привык. Привык настолько, что не замечал, как проходит день за днём, как они с Юэном взрослеют, как у Юэна начинается переходный возраст… тогда, кажется, он стал замечать какие-то изменения, потому что в первое время это был треш, потом это стало раздражать, затем Итан смирился и с этим… а потом закончилась еда, и они вышли наружу.
Ничего из этого Итан не успевает рассказать, он даже рта, на самом деле. Раскрыть не успевает. Потому что слышит душераздирающий выкрик «Не надо!», кажется, принадлежащий Зоуи. Итан во все глаза смотрит на Мэтта, тот пялится на него не менее испуганно и удивлённо, затем они одновременно срываются с места и бегут в ту сторону, откуда послышался крик. Господи, если ты есть, если ты слышишь, пожалуйста. Только не Юэн, – просит Итан мысленно, не переставая бежать и спотыкаться едва ли не о каждую коряку. Он падает трижды, чуть ли не вывихивает лодыжку, но к Зоуи, Майку и Юэну он добегает даже целым. И, честно говоря, кажется, он ломается когда видит дуло автомата Майка, нацеленного на Юэна, и кричащую Зоуи, едва не плачущую, пытающуюся закрыть Юэна собой.
– Майк, не надо стрелять! – просит она, а у Итана в глазах темнеет. Он бросается на Майка, выбивает из его рук автомат и валит того на землю, ещё до того, как успевает сообразить, что вообще делает.

Отредактировано Vishnu (06.07.2018 00:17:53)

Всё происходит слишком стремительно, слишком быстро, что человеческий мозг едва, кажется, улавливает происходящее. Водоворот страха, ужаса, злости, паники, безумия… всё это размывает пространство и реальность, и Итану зверски хочется из этого выбраться, покинуть этот капкан безобразия, он, ему кажется, не может дышать. В какой-то момент он слышит вопли Юэна, в какой-то момет он видит людей в чёрном, в какой-то момент его держат с обеих сторон, не давая броситься к брату, не важно куда – под пули, в жерло вулкана, куда угодно, лишь бы быть рядом с ним, лишь бы не оставлять больше. Хватит, достаточно было этих безумно долгих и мучительных минут. В какой-то момент Итан с ужасом понимает и видит, что Юэн касается лужи руками, вполне осознанно, а не просто потому, что испугался, его заставили под дулом или ещё что. В какой-то момент Итану кажется, что он умирает, глядя на то, как мелкий касается чужаков, кричит что-то о брате, как требует от них не трогать Итана. В какой-то момент Итану кажется, что он сходит – или уже сошёл – с ума, потому что чужаки начинают корчиться от боли, харкать кровью, падать на землю замертво, и это всё из-за воды… в то время как Юэн всё ещё стоит, всё ещё цел и как будто даже здоров. В какой-то момент Итан вырывается из ослабевшей хватки, не дававшей ему и с места сдвинуться, и оказывается рядом с Юэном, который оборачивается к нему, испуганно пятится, кричит, плачет, и его хочется обнять ещё сильнее, ещё крепче, потому что он живой, он вот он, рядом, стоит, не заразился, не собирается даже… Итан по крайней мере очень на это надеется. И Юэн в недоумении озвучивает их общие мысли, смотрит на Итана испуганно и безумно жалобно. Переборов страх заражения, Итан снимает с плеч рюкзак, достаёт первую попавшуюся тряпку – которой оказывается его вчерашняя футболка, в которой он был, когда Юэн ему… – и накидывает её на руки Юэна, избавляя их от влаги, которой, впрочем, уже не осталось толком, кажется.
– Потому что ты супергерой, вот почему, – чётко выговаривая слова и стараясь звучать как можно убедительнее, отвечает Итан, и когда Юэн кивает, удостоверившись, что руки сухие, Итан отбрасывает футболку на землю и, вытащив складной нож из бокового кармана рюкзака, разрезает стяжку на руках Юэна, и, не дав тому даже момента чтобы вдохнуть и что-то ещё сказать, притягивает его к себе и обнимает крепко-крепко, утыкаясь носом в ухо Юэна. Блядь, да он пересрал будь здоров, за эти несколько секунд, и ему просто безумно страшно даже думать о том, что он мог потерять Юэна… Но всё обошлось. По какой-то такой странной причине Юэн не заразился, не умер, поконтактировав с водой настолько тесно и настолько близко, что любой другой бы уже давно окочурился, выблевав предварительно собственные лёгкие. У Итана нет объяснений для случившегося. Ни у кого очевидно нет. Но что не может не радовать, так это то, что в них больше не целятся, и опасность в виде чужаков в чёрных одеждах тоже, мягко сказать, миновала на какое-то время.
– Чем вы там в этом вашем бункере питались, ядерным излучением и радиоактивными моллюсками? – недовольно спрашивает Мэтт, оглядывая трупы вокруг, затем глядя на Итана и Юэна, который, на минуточку, испуган почти до смерти, но при этом всё ещё живой и даже не проявляет никаких признаков заражения, как эти… вокруг. Их вода убила за считанные секунды, а Юэн так вот уже десять минут как минимум, и с ним явно всё в порядке. Итан, правда, всё ещё не может выпустить его из объятий, и не хочет, и не станет, пока его сердце не прекратит колотиться как бешеное от осознания, что он только что чуть ли не потерял брата.
– Почему он не заразился? – Майк как будто возмущается, но это он, похоже, пытается скрыть нервозность, он же мог застрелить Юэна, он и собирался застрелить Юэна, вот только если бы он застрелил Юэна, он бы застрелил просто Юэна… Вряд ли, конечно, у него взыграла бы из-за этого совесть, но тогда Итан не знает, что бы сделал с Майком в таком случае.
– Я не знаю, понятно? Я ни черта не понимаю, как и вы все, но он, очевидно, здоров, и прекратите на нас так смотреть, будто у нас выросли рога или что-то в этом роде, – Итан недоволен, его голос немного срывается, но он дышит, держит себя в руках, немного отстраняется от Юэна чтобы убрать со лба упавшую взмокшую от пота чёлку, спрашивает шёпотом: – ты в порядке?
Юэн просто кивает, глядя Итану прямо в глаза, всё ещё держась за его плечи руками буквально мёртвой хваткой. Он, кстати, и выглядит очень даже нормально. И никаких симптомов, которые Итан помнит у мамы, и наблюдал буквально сейчас у этих чужаков, не наблюдает. А испарина на лбу – это вполне себе нормальное явление. Итан берётся обеими руками за лицо Юэна, оглядывает его пристально, и только лишь удостоверившись, что брат не собирается прямо сейчас помирать тут, вздыхает и делает шаг назад. Он подхватывает с земли сброшенный рюкзак, смотрит хмуро на всё ещё недоумевающую команду и возмущённо-раскаивающегося Майка, и говорит, что они сбились с курса, и им придётся либо идти в два раза быстрее, либо искать какое-то убежище до прибытия в бункер до того, как их настигнет дождь или ещё кто-то «в чёрном».
Теперь, шагая уверенно вперёд, Итан ни на секунду не отрывается от Юэна. В буквальном смысле – он вцепляется в его руку так крепко, словно тому снова пять, и в любую секунду он может просто-напросто потеряться, отойти на целый метр от Итана. Этого он допускать не хочет. Хоть Юэн поначалу и возмущается, что он не маленький и может сам идти, но потом, похоже, смиряется, и даже расслабляется, успокаивается, позволяя Итану вести себя.
Они выходят из леса, к небольшому городку – и Итан помнит, что это правильная дорога – когда уже начинает темнеть. Где-то вдалеке раздаются очередные раскаты грома, не первые за сегодняшний день, но почему-то они даже так не пугают, как то, что с ними случилось парой часов ранее. Ребята всю дорогу по пути из леса и по городку, удивительно спокойны и молчаливы. Даже Юэн, от которого Итан ожидал очередной порции расспросов, ведёт себя до странного тихо. Когда раскаты грома становятся ближе, и небо из синего становится серым, принимается общее решение забраться в близлежащее здание, оказавшееся старым кинотеатром. Пыль, смрад, затхлость в помещении – это ничто по сравнению со скелетами у входа перед билетной кассой. Очередью из скелетов, если быть точнее. Кажется, дождь застал их когда они стояли в ожидании покупки билетов на сеанс... что удивительно, ведь всё давно можно было сделать онлайн. Но, похоже, этот городок застыл в развитии где-то в начале двухтысячных.
Только оказавшись внутри кинотеатра, в более-менее безопасности, Итан отпускает руку Юэна, оглядывается вокруг и вздыхает, глядя на то, как Мэтт, Майк и Честер, посбрасывав с себя рюкзаки, вооружившись автоматами, идут на разведку. Дождь уже вовсю зарядил на улице, кажется, как только они зашли в помещение кинотеатра, поэтому им только и остаётся, что переждать смертельно опасную непогоду здесь, под крышей.
– Вы не поверите, что я нашёл, – усмехается Майк, выходя из одного из залов. Его автомат уже у него на плече, а на лице играет довольная ухмылка. – Это, конечно, не пять звёзд, но вы только посмотрите на это!
Все, заинтересовавшись находкой – даже Итан и Юэн – идут в тот зал. Девчонки удивлённо охают, Мэтт ударяет в кулаки с Майком, а Итан смотрит на дюжину аккуратно застеленных кроватей, покрытых немалым количеством пыли, но всё равно – кроватей, больших, уютных, двуспальных кроватей! Это, наверное, один из тех залов кинотеатра, о которых Итан слышал, когда был юн, тогда, до Дождя. В которых вместо привычных кресел – кровати для большего комфорта. В которых можно и выспаться, и насладиться кино и компанией. И, в общем, шикарное место, на самом деле. Кровати выглядят совершенно нетронутыми, и когда Зоуи снимает с одной пыльное одеяло, вообще оказываются идеально чистыми. Она с удовольствием падает на кровать и, раскинув руки в стороны, приняв позу морской звезды, довольно смеётся:
– Вот это я называю кайф! Давайте никуда больше не пойдём, останемся здесь?
– А питаться ты будешь одеялами и пауками в них? – скептически интересуется Мэтт, не разделяющий энтузиазма Зоуи по поводу её желания остаться, но присаживаясь на краешек кровати, оккупированной ею.
– Простыни из Египетского шёлка! – радостно говорит Честер и, с удовольствием отбросив от себя пыльное одеяло, падает на обыкновенные хлопчатобумажные простыни.
– Хэй, – Итан, сохраняя спокойствие, и даже немного улыбаясь, пихает Юэна в бок локтём. – Чур я слева. Или ты хочешь целую кровать в собственное пользование?
Он очень надеется, что Юэн не начнёт свои расспросы хотя бы сейчас. О том, что было, о том, что всё значило и почему по мнению Итана это неправильно. И Итан старается его как-то отвлечь. Хотя, судя по взгляду Юэна, у него это не получается.
– Как думаете, за столько времени плёнки совсем сдохли или, может, у нас есть шанс... – Надин уходит в операторскую, ковыряется там минуты три, и через какое-то время на тусклом из-за пыли экране появляется картинка с заставкой Уорнер Бразерс. Мэтт, Майк, Честер и Зоуи довольно хлопают в ладоши и радуются как маленькие, а Итан, взглянув на Юэна с улыбкой, предлагает ему выбрать кровать. Юэн выбирает самую верхнюю. Оттуда видно всех, но чтобы увидеть их, нужно как минимум повернуть и поднять головы.
Ладно, – смиряется Итан. – От вопросов, очевидно, не отвертеться...

Отредактировано Vishnu (06.07.2018 10:27:01)

За столько лет Итан уже привык к количеству выстреливаемых Юэном вопросов, которые могут посоревноваться с автоматной очередью. Когда Юэн, не давая шанса даже обдумать ответ на предыдущий вопрос, задаёт следующий, и ещё, и ещё, Итану всё время хочется на время заткнуть брата, потому что тот ещё может и возмутиться, что Итан не отвечает на что-то. Или это ему так кажется, и Юэн на самом деле сам забывает, что он спрашивал три секунды и двадцать шесть вопросов назад.
Умещаясь на безумно мягкой кровати, от которой, кажется, начинают выть от оргазма все уставшие за день мышцы, Итан думает о том, что надо и что можно – и что он вообще помнит – рассказать Юэну о маме. Они ведь не говорили о ней с тех самых пор, как Юэн перестал звать её ночами. Итан, уже привыкший к еженочным кошмарам, просто всякий раз видящий искажённое болью лицо и закрывающуюся дверь бункера в тот роковой вечер, не может сдержать нервного вздоха. Он кивает Юэну в ответ на его вопрос о маме. Потому что даже спустя десять лет говорить об этом оказывается тяжело. Но Итан всё же находит в себе силы и, уместившись на подушке, полностью игнорируя происходящее на экране – он даже не может идентифицировать фильм, крутящийся там – смотрит на Юэна.
– Я тебе этого не рассказывал, и ты, наверное, не помнишь… Она попала под дождь по моей вине, – он запинается, сглатывает ком в горле, обхватывает себя за плечи на мгновение, и затем переводит взгляд от Юэна, смотрящего на него большими испуганными глазами, на чёрный потолок. – Ты был совсем маленьким, мы тогда пробыли в бункере от силы пару дней, и я услышал, что кто-то стучится… мы – ты и я – подумали, что это папа, и пошли открывать, но мама запретила нам это делать, сказав, что отец сам сможет войти, если ему понадобится. Но мне так хотелось верить, что это отец, и ты тоже всё повторял «папа пришёл», так что я открыл дверь. Это был не папа. Это был умирающий заражённый, он просто искал укрытия. Мама, увидев, что я наделал, попыталась оттащить нас с тобой от входа, но он, тот человек под дождём, он схватил её, и вытащил наружу… прости, Юэн, – Итан чувствует, как к горлу подкатывает ком, как глаза щиплет, он действительно готов расплакаться прямо сейчас, но он сдерживается, потому что Юэн не должен видеть и чувствовать, что его старший брат какая-то размазня и тряпка. – Я лишил нас мамы, Юэн. И не рассказывал тебе этого потому что боялся, что ты станешь меня ненавидеть…
Вопреки всему, Юэн не начинает ненавидеть Итана, судя по тому, что он наоборот ложится как можно ближе, умещает голову на его плече, сопит так активно, явно обдумывая сказанное Итаном, как будто решает, ненавидеть его всё-таки или помиловать. Внезапный звук в колонках заставляет не только Юэна, но и Итана испугаться, он инстинктивно прижимает мелкого к себе за плечи, как будто собирается спасать от героев на экране, хотя спасать сейчас надо вовсе не Юэна от этого, а Итана от воспоминаний о смерти мамы, о том, что после слов Юэна о папе и о том, что тот что-то сделал с Юэном чтобы он не болел, так как перед глазами вспыхивают картинки из прошлого. Юэн действительно много болел, и Итан слышал обрывки разговоров отца и мамы по поводу того, что новое лекарство обязано спасти его. Итан тогда подолгу сидел у койки Юэна, держал его за руку, рассказывал выдуманные истории о трансформерах и динозаврах, которых очень любил Юэн в том возрасте. Он слышал, что отец говорил, что Юэн будет здоров, если что-то произойдёт. А он почему-то был уверен, что что-то должно было произойти. Тогда Итан не понимал этих слов, не понимает он их и сейчас. Значит ли это, что отец знал о Дожде заранее, и действительно как-то сделал так, что у Юэна к нему иммунитет? Значит ли это, что отец может быть жив и в самом деле он забрал тело мамы тогда, у бункера? Значит ли это, что слова отца о том, чтобы Итан заботился о Юэне значили гораздо больше, чем просто слова о заботе о младшем брате? Значит ли это, что он бросил их на десять лет и не попытался вернуться? Нет, такого просто не может быть, думает Итан. Отец бы так не поступил, он бы обязательно вернулся.
Итан слишком сильно погружается в собственные не радужные мысли, так что когда Юэн ворочается и оказывается едва ли не лежащим на нём сверху, а его рука у него поверх члена, он аж дёргается от неожиданности, с трудом удерживаясь от испуганного вскрика. Одно маленькое касание – и у Итана уже голова идёт кругом. Одно маленькое касание, как выключатель какой-то, и Итану тут же становится не по себе от противоречивых чувств, одолевающих его. С одной стороны – это слишком приятно. И Юэн, живой, любимый, рядом – это слишком хорошо. Но с другой – он всё ещё брат. Ему всё ещё пятнадцать. И это всё ещё неправильно.
– Юэн, – голос Итана дрожит и ломается, будто это он тут подросток, а не Юэн, будто это у него голосовые связки меняются или что они там делают, заставляя голос звучать так непривычно. Итан, поборов в себе желание, отстраняет руку брата от своего паха, переплетает с ним пальцы и кладёт на грудь, стараясь сделать всё возможное, чтобы Юэн не чувствовал себя неловко, чтобы не обиделся, чтобы не подумал, что Итану противно и ужасно чувствовать его прикосновения. Потому что это не так, но как это объяснить… Итан же готов был к этому. Однозначно готов, иначе он бы сам изначально выбрал бы другую, отдельную кровать, и отгородился от Юэна всем, чем только можно. Но несмотря на то, что он был к этому готов мысленно, он оказывается совершенно к этому не готов по факту. – Дело не в том, что ты что-то делаешь не правильно. А в том, что то, что ты делаешь… что мы делаем – это неправильно.
Итан дрожит, потому что Юэн как будто не слушает его – он утыкается Итану носом в шею, шумно втягивает носом воздух и мягко целует под ухом, перебирая пальцами в руке Итана, буквально «танцуя», играя, и Итан поддаётся этому, тоже «борется» с пальцами Юэна, старается сосредоточиться на этом, а не на том, что внизу живота теплеет, в паху сводит от возбуждения, и по всему телу от лёгких порхающих поцелуев Юэна бегут мурашки.
– Почему? – спрашивает Юэн едва слышно, и Итан тихо стонет, потому что опять всё возвращается в исходную точку.
– Потому что мы братья, Юэн. А родственники – братья, сёстры – не могут… не должны иметь сексуальных отношений. Это неправильно, – как-то с трудом он подбирает слова, как-то с трудом ему это в принципе даётся, Итан не знает, как ещё подойти к этому вопросу, как убедить в первую очередь себя, что эта реакция на действия Юэна – это ненормально, и вообще фу таким быть.
– Почему? – не сдаётся мелкий. Итан надеялся, что период «почему?» у Юэна прошёл лет в шесть, когда «Почему небо голубое? Почему трава зелёная? Почему надо чистить зубы перед сном? Почему надо вообще спать? Почему мы не можем выйти наружу, Итан? Почему папа не приходит? Почему мама умерла? Почему нам нельзя под дождь? Почему я должен есть эту гадость? Почему у тебя растут волосы подмышками, а у меня нет?» было едва ли не каждодневным Итановским рационом. И сейчас Юэн всё больше и больше напоминает себя шестилетнего, а это нисколечко не упрощает Итану жизнь и ситуацию в целом. Он не знает, как объяснить доступно, и чтобы как минимум самому в это поверить.
– Потому что это называется инцест, Юэн. Помнишь, мы читали историю древнего мира, где это было нормальным и всё такое? Так вот в нашем обществе это ненормально. Это неправильно, это презирается и осуждается.
– Но… почему? – Юэн даже отвлекается от шеи Итана, смотрит на него удивлённо и настойчиво, не переставая вс ещё бороться с ним пальцами. Так, словно их руки просто-напросто живут собственной жизнью. – Если и тебе, и мне хорошо, какое дело остальным?..
Это аргумент, думает Итан, и не может не согласиться, но с другой стороны это всё ещё аморально, неправильно и так… заводит. Так безумно, так хочется… Хочется настолько, что Итан отцепляется от пальцев Юэна, кладёт руку ему на щёку и нежно проводит большим пальцем по губам.
– Потому что тебе пятнадцать, Юэн, ты ещё ребёнок. Мы нарушаем кучу законов… этим…
– Но если никто не узнает? Кто узнает, Итан? И я не ребёнок.
Действительно, никто не узнает, кроме них самих. Никто не может их обвинить в чём-то, ведь они одни на этой земле… – нет, на самом деле, но Итану в эту самую секунду кажется, что да, – в это мгновение, в этой постели, только они вдвоём на весь мир, и Итан наклоняется к Юэну, целует его губы мягко и бережно, словно тот – нежный цветок, который от неловкого и более грубого прикосновения может сломаться. Этот нежный цветок, однако, пользуясь случаем, чуть ли не берёт инициативу в свои руки, и уже спустя какое-то мгновение, Итан с удивлением ощущает вес чужого тела на себе, Юэн прижимается к нему весь полностью, жмётся, трётся об него, елозит, целуя настойчивее, будто знает, что делает… хотя, может он и знает? Откуда вот только? Потому что даже Итан толком не знает, что он делает. Нет, он видел в фильмах для взрослых, в теории вроде как всё понятно, но на практике выходит всё совсем не так, как там. Хотя бы потому что Итан ни разу не видел порно с участием двух братьев, один из которых несовершеннолетний. Эта мысль как будто отрезвляет его, он берётся за плечи Юэна, отстраняет его от себя не без труда, смотрит снизу вверх ошалело и мотает головой.
– Юэн, это неправильно, мы не должны…

Отредактировано Vishnu (06.07.2018 19:37:47)

Итан улыбается, шагая бок о бок с Юэном и бросая на него взгляды с периодичностью в несколько минут. Итан улыбается, вспоминая без сомнения охуенную ночь и определённое доброе утро, которое ему организовывает Юэн. Не только своим поцелуем организовывает, не только своим стояком, снова прижимающимся к бедру Итана, но и – по большей части – тем, что он рядом, он живой, горячий, и на вид счастливый как не в себя. А это то, чего Итану всегда хотелось больше всего для Юэна – чтобы он был счастливым. И если для этого нужно всего-ничего – плюнуть на свой моральный компас, который уже, кажется, и без того давно размагнитился – если для того, чтобы Юэн вот так улыбался и сиял всего-то нужно целовать его и позволять касаться собственного члена, и доводить до оргазма перед сном, то Итану кажется, что он сможет это сделать. Запросто. Тем более, раз Юэн прав – кто узнает? И какое всем вокруг вообще дело до того, что происходит у других под одеялом и за мифической стенкой? Поэтому Итан улыбается, когда ловит взгляд Юэна, улыбается и играет бровями, забавляясь оттого, как смущается брат, и как отводит взгляд, тоже улыбаясь, продолжая слушать рассказы Надин о том, как было раньше, до дождя, когда они с родителями частенько выбирались на отдых на природу и «кормили собой комаров».
– Сейчас, вероятно, один укус может оказаться смертельным… Не советую быть покусанным. Вообще никем. Ну, разве что во время секса… Быть покусанным во время секса – это того стоит… ну, только если тебя не кусает комар, в то время, когда ты занимаешься сексом, – вставляет свои пять центов Зоуи, заставляя своим высказыванием засмеяться Честера и Майка, засмущаться Надин и Юэна, и удивлённо вздёрнуть брови Мэтта. Итан же… улыбается.
Он улыбается даже когда Мэтт снова отвлекает его расспросами о бункере, когда задаёт каверзные вопросы типа «откуда у тебя вообще карта с местонахождением бункеров?» или «что нас ждёт в очередном – разруха и пустота?» или «может следовало вас сразу убить, от вас толку никакого?» – хоть он и говорит это с усмешкой, пихая Итана в плечо кулаком якобы в извиняющемся жесте.
– Хотя брат твой, конечно, молодец. Как расправился с теми пидорасами в чёрном, он прямо ух, герой. Ты отблагодарил его как следует за спасение наших жизней вчера вечером? А то я всё не пойму, чего ты так светишься…  – продолжает задумчиво Мэтт, глядя вслед Юэну, чуть ускорившему шаг и идущему сейчас вровень с Зоуи и Надин чуть впереди, болтающему то ли о комарах, то ли о сексе. Теперь Итан немного хмурится. Ему почему-то не нравится то, как Мэтт говорит о Юэне. И о нём. Как будто знает что-то. Как будто видел и хочет ткнуть носом. Как будто ему вообще есть до этого дело. Хоть, вроде, ничего такого ужасного он не говорит, на самом деле, но всё-таки что-то странное в Итане задевает. Не ревность даже, не собственническое что-то, а какое-то рефлекторно-защитное. Юэна надо уберечь от всего. Особенно от каких-то там Мэттов с их инсинуациями. – Что? Я спрашиваю, понравился ли вам фильм?! Ты так смотришь, будто я спросил, не трахаетесь ли вы случайно, – Мэтт закатывает глаза, смотрит на наверняка ошарашенные глаза Итана, и уточняет: – а ты вообще когда-нибудь, ну, занимался сексом?.. хотя кого я спрашиваю, ты же с братом последние десять лет пробыл. С кем бы ты… разве что с ним. Ха. Тяжело, наверное, одними-то руками… – теперь Мэтт смотрит на попку Зоуи и как-то как будто грустно вздыхает, больше ничего не говоря, просто молча идя рядом.
А Итан старается переварить услышанное, старается не показывать всем своим видом замешательства, стыда и страха. А, вдруг, это всё же вскроется? Вдруг их начнут осуждать? Вдруг… столько много «вдруг» и «если», столько много «против» и «нельзя», что голова стремительно начинает болеть, а от улыбки, сопровождающей Итана последний час – или два – кажется, не остаётся и следа. Ему так нравится видеть Юэна счастливым, довольным и радостным, но если он опять позволит себе такую слабость, как то, что было ночью, что, если их поймают, обнаружат, что они скажут, что они сделают… Итану должно быть всё равно, он пытается себя убедить в этом, старательно пытается, но почему-то у него плохо выходит, слова Мэтта как будто задевают что-то внутри. То самое сомнение, те самые препятствия, которые из-за прикосновения к ним растут и множатся в геометрической прогрессии. Сейчас, когда Юэн оборачивается и ловит хмурый взгляд Итана, его глаза чуть ли не гаснут моментально, и Итан старается улыбнуться, мол, ничего, мелкий, ничего не случилось. Но Юэн не верит этой улыбке, он притормаживает, ждёт Итана, пропуская девчонок вперёд, ждёт, когда Мэтт, бросив на них взгляд, тоже пройдёт вперёд, берёт Итана за руку – и от этого прикосновения сразу так тепло становится, и Итан буквально ненавидит себя за то, что отнимает руку и прячет обе в карманы куртки. Юэн не спрашивает вслух,н о его глаза задают вопрос, на который Итан просто мотает головой, пытается убедить в первую очередь себя, что всё нормально.
– Всё хорошо, мелкий, не парься. О чём болтали с девчонками? – Итан звучит бодро и беззаботно, Итан улыбается губами, но глаза, наверное, выдают его с потрохами, поэтому он смотрит куда угодно, только не на Юэна, лишь бы тот не выглядел ещё более расстроенным из-за мыслей и переживаний Итана.
Ответ Юэна теряется в крике, больше походящем на звериный, чем человеческий, но он раздаётся слишком громко, он разрывает тишину и шорох как лезвие ножа, он чуть ли не оглушает, заставляет кровь стыть в жилах, а когда Итан соображает, что крик принадлежит Честеру, и вовсе пугается. Он чувствует себя ужасным человеком, когда в его голове мельком пролетает мысль, что слава богу это не Юэн. Они всей группой подбегают к упавшему на землю Честеру, хватающемуся за ногу, попавшую в капкан, который зажимает его только сильнее из-за его движений и попыток выбраться. Мэтт ворчит чтобы Честер перестал брыкаться чтобы они могли снять капкан, Зоуи с Надин испуганно зажимают рты руками, глядя во все глаза на кровь на листьях и земле вокруг Честера. Земля всё ещё влажная, и опасность заразиться слишком велика, поэтому Итан распоряжается поднять Честера на ноги, сам берётся за его плечо, просит помочь Мэтта и Майка, а Юэна просит помочь с капканом, который, судя по виду, может быть мокрым.
– А если я уже заразился? – стонет Честер сквозь боль, поднимаясь на здоровую ногу с их помощью. – Я не хочу умирать!
– Ну ты же помнишь, что те чуваки умерли за несколько секунд после того как вода их коснулась. А ты ещё соображаешь и даже стоишь на ногах, а твои внутренности ещё при тебе, – Итан старается звучать как можно более ободряюще, сам не понимая, когда успел стать не только нянькой для Юэна, но и для всей команды. – Юэн, ты проверишь капкан, пожалуйста? И там есть такая торчащая штука, которую надо отогнуть чтобы раскрыть… понадобится приложить немало усилий. Справишься? Ты же супергерой? – и Итан снова улыбается. Только Юэну, только для него одного.
То ли преисполненный энтузиазмом, то ли просто испуганный до чёртиков, как и все остальные, Юэн присаживается на землю коленками и сильно-сильно надавливает на ту самую штуковину, чтобы капкан раскрылся. Кров из большой и глубокой раны – даже несмотря на штаны и высокие ботинки, острый металл достаточно сильно поранил кожу – начинает хлестать ещё сильнее, девчонки спешно достают из рюкзаков остатки бинтов и жгутов. Кое-как на скорую руку перемотав рану, но толком не остановив кровотечение и стоны Честера, они почему-то все вместе смотрят на Итана, а он даже теряется под этими взглядами, всё ещё продолжая поддерживать Честера под руку плечом.
– Идти сможешь? Придётся прошагать километра три, но бункер уже недалеко, там наверняка есть больше медикаментов, чем у нас. Я уверен в этом, – он врёт. Он ни в чём не уверен. Ни в том, что в бункере вообще что-то есть, ни в том, что он справится с такими потрясениями день за днём. Чёрт бы побрал это всё. Все эти попытки выжить, спасти себя и брата, чёрт бы побрал отца, который, по мнению Итана, как-то к этому причастен, чёрт бы побрал этот грёбанный лес и этот грёбанный дождь. – Смотрите под ноги, тут могут быть ещё ловушки.

Не на шутку удивляясь собственным навыкам коммуникации и переговоров, Итан также не может не удивиться собственному хладнокровию при этом. Всё это, похоже, потому, что он видит Юэна, чувствует его рядом, видит, что тот живой и держится просто как самый стойкий, самый смелый на свете мальчик. Разумеется, он не в порядке, и Итану до безумия хочется прямо сейчас на всё плюнуть, всё бросить, забить на всех и увести Юэна подальше, защитить от всего на свете, обнимать и никогда не отпускать. Чтобы снова видеть только улыбку на его губах и в его глазах, а не нахмуренные брови, сомкнутые в недовольстве губы и сжатые кулаки. Итану совершенно не нравится это состояние Юэна, хотя он понимает, что частично причина этого состояния Юэна всё-таки он. Он, боящийся осуждения и взглядов остальных. Он, банально трусливо скрывающий то, что вдруг оказалось между ними, стыдящийся этого, хотя с другой стороны это так прекрасно и так хорошо…
Новые люди, новая толпа, и Итан, шагая вместе с ними, уже не настолько враждебно настроенными – Мэтт и тот выглядит гораздо более хмуро, так как у них отобрали оружие, а они, похоже, за последние несколько лет буквально срослись со своими пушками – немного волнуется. Немного сильнее, чем положено, потому что он не знает, чего от них ожидать, он не знает, как себя вести, как реагировать вообще на то, что так много живых, не заражённых людей всё ещё остались и как-то сражаются с Дождём, чужаками и особенно между собой. Но вес чужого тела на плечах Итана, стоны, которые то и дело срываются с губ Честера, заставляют как-то поумерить свои подозрения и переживания. Переживания, на самом деле, в первую очередь у Итана из-за того, что по его подсчётам, по картам, которые уже давно отпечатались в его черепушке стойкой картинкой, бункер должен находиться где-то здесь, на территории фермы, возможно даже ферма находится над бункером… или она и есть бункер…
В сарае оказывается душно и сыро, хоть он и достаточно большой, Итану как-то тесно становится в такой большой компании в закрытом помещении. Хотя в бункере такого ощущения у него не появлялось. Их шестеро, плюс ещё и несколько местных людей вместе с доктором, и ему как-то не по себе немного, но он держится, оглядываясь, замечая детали, оценивая теплицы-клумбы с явно очищенной водой, периодически поливающей целые кусты. В первое время в бункере они с Юэном тоже пытались вырастить что-то, так как в запасе среди еды были также и семена овощей. Но у них ничего не вышло, все ростки завяли вместе с надеждой, что отец вернётся, что они выберутся наружу и всё будет как раньше, или даже лучше. У них ничего не вышло, а вот у этих фермеров – очевидно вышло. Одна женщина, разговаривая с Надин и Зоуи, демонстрирует им томаты на ветках и даже предлагает угоститься, но девчонки как-то скептически к этому относятся и вежливо отказываются. Мэтт общается со Скоттом, Майк сидит у выхода и хмуро осматривается вокруг, недоверчиво глядя на новых знакомцев. Итан чувствует тепло Юэна, изо всех сил прижимающемуся к нему и старается не дрожать всем телом, просто обхватывает брата за плечи и притягивает к себе, не глядя на него, потому что тот привлекает внимание к аптечке доктора, обрабатывающей рану Честера, который уже перестал стонать, так как вколотое обезболивающее поумерило боль, теперь остался только страх. Но ведь серьёзно, если бы он заразился, он бы, наверное, уже давно… того, но он всё ещё живой, и это не может не радовать.
Итан смотрит на аптечку Джоанн, и его предположения о том, что бункер где-то здесь, и о том, что она его «владелец» оправдываются, как ему кажется. Итан наклоняется к уху Юэна и говорит об этом, говорит о том, что бункер где-то здесь, рядом, возможно у второго выхода из сарая. И что вход им туда явно закрыт, раз тут целая деревня нуждающихся в еде и медикаментах, имеющихся в нём. Но Итан понимает, что имеет в виду Юэн, когда говорит об аптечке. Это значит, что Джоанн могла знать их отца. Или, хотя бы, что-то слышать о нём, возможно. И Итан не знает, как будет лучше – спросить у неё напрямую, или разузнать у кого-то ещё.
Джоанн оглядывается на Итана с Юэном, будто слышит их разговор, будто чувствует, что они обсуждают её, чуть сводит брови, обращается к Юэну:
– Ты тоже ранен? У тебя кровь, Рита, помоги ему, – распоряжается Джоанн, кивая одной из помогающих ей девчонок в сторону Юэна. Итан, весь напрягшись, смотрит на руки Юэна, которые покрыты кровью Честера. Они все, очевидно, забыли об этом. И когда Рита подходит к ним, Юэн смущённо мотает головой, пытаясь спрятать руки в карманы, но девчонка просто широко улыбается и протягивает кувшин с водой.
– Просто помой, хорошо? – предлагает она с улыбкой. У неё на щеках ямочки, на носу веснушки, один клык растёт неровно, но это ничуть её не портит, а придаёт какую-то изюминку. Она смотрит в упор на Юэна и улыбается так светло и ярко, что, похоже, это оказывается заразным, потому что Юэн тоже неловко и неуверенно улыбается, прежде чем протянуть к ней руки чтобы она полила их водой. – Вот и здорово. Я Рита, а тебя как зовут?
Итана колет какое-то странное чувство. Не ревность, но что-то похожее. Он же хотел, чтобы Юэн улыбался, но почему-то его раздражает, что Юэн улыбается не ему, а какой-то левой девчонке. Сколько бы симпатичной она не была. Итан борется с собой, мечется между желанием оставить их и отойти, не мешать, и тем, чтобы отодвинуть Юэна от чрезмерного внимания незнакомой девочки и всячески показать, что ему это не нужно. Хотя откуда он может вообще знать? Юэну пятнадцать, и он должен общаться с людьми, с девчонками, со сверстниками. Он за десять лет своей жизни видел только Юэна, Итан уже должен был ему настолько осточертеть, что не передать словами. Поэтому Итан принимает решение, притягивает голову Юэна к себе, целует в висок и говорит тихо:
– Пойду поговорю с этим Скоттом, узнаю… о сам-знаешь-чём. Вы пока пообщайтесь, – он улыбается Рите, улыбается удивлённому Юэну, ерошит его волосы и отходит к Мэтту, разговаривающему со Скоттом. На самом деле, он не знает, о чём спрашивать и что стоит вообще говорить, он на самом деле больше смотрит на Джоанн и её аптечку, он хочет узнать поподробнее о её причастности к бункеру. Возможно, она никакого отношения к бункеру и не имеет, а просто доктор? Итан слушает разговор Скотта и Мэтта. Скотт рассказывает о том, что они здесь уже достаточно давно, что они поддерживают жизнь на ферме посредством очистки воды, благодаря чему у них есть овощи, фрукты и даже мясо… они с удовольствием принимают в свою компанию новых людей, если тем больше некуда идти, они для всех находят работу, и каждый здесь чем-то да занят.
– А кто… кто тут главный? – как бы между прочим, стараясь звучать не слишком подозрительно и заинтересованно, уточняет Итан. Скотт смотрит на него несколько секунд, пристально, в глаза, будто читает его как открытую книгу. – Ну, в смысле…
– Я понял, что ты имеешь в виду. У нас нет как таковых «главных». У нас есть старшие и «совет». Да, согласен, попахивает чем-то средневековым и старым, почти древним, но что поделать. Но в целом мы придерживаемся демократическим взглядам. Так что молодняк у нас тоже имеет право голоса, если их предложения и взгляд на вещи полезны для всех остальных, их принимают во внимание, мы не игнорируем никого. Если ты об этом.
– Ну, и об этом тоже, но скорее…
– Он хотел спросить, кому принадлежит бункер, – встревает в их разговор подошедший Майк, который, кажется, устал сидеть не при делах, и теперь, кажется, решил похерить всё на свете. Итан и Мэтт одаривают его недовольными взглядами, а Скотт продолжает добродушно улыбаться.
– Так вы тоже знаете о бункере? Очень хорошо, у нас тут есть семья, которые пришли недавно, они из ближайшего… с севера, кажется. Им пришлось бежать, так как у них закончилась провизия, и на их бункер напали чужаки в чёрном… А вы откуда? – он смотрит на Мэтта и на Майка, но Майк опять-таки не молчит, не позволяет даже заикнуться Итану.
– Не мы, он. И его брат, из… восточного? Отсюда километров сорок пять.
– Майк, можно тебя на секунду?.. – Мэтт, кажется, правильно интерпретируя взгляд Итана, берёт Майка за плечо и отводит его в сторону, оставляя Скотта и Итана наедине. Тот смотрит на Итана, по-прежнему улыбаясь, но теперь как-то задумчиво, что ли. И Итану кажется, что его изучают. И ему кажется, что вопросов не избежать. Он уже жалеет, что ушёл от Юэна. Рядом с ним он хотя бы не чувствовал себя настолько беззащитно. Хоть это и наоборот всё должно быть, но как-то так получается, что Юэн поддерживает в Итане уверенность и желание жить, или существовать. А когда его нет рядом, когда Итан знает, что брат общается с какими-то там симпатичными девчонками, а ему тут предстоит тяжёлый разговор, в котором нужно подбирать слова чтобы не сказать лишнего, ну, ему как-то совсем не по себе.

Отредактировано Vishnu (11.07.2018 08:15:06)

Вот вроде Итан сам хотел, чтобы Юэн общался со свертсницей, но почему-то весь день не видеть брата оказывается каким-то как минимум неправильным для Итана. То есть это кажется совершенно неправильным, потому что Итан не привык, что у него есть столько времени, так сказать, наедине с собой. Хоть наедине с собой как раз-таки и не получается побыть. Он просто не привык, что он не видит на каждом шагу Юэна, что тот не маячит у него перед глазами двадцать четыре часа в сутки, и что он сам тоже не мозолит брату глаза своими надоедливыми замечаниями, которых было дофига в бункере, но которые стали совсем ненужными здесь, на поверхности. Но день оказывается достаточно продуктивным, хоть Итан и признаётся сам себе в том, что сильно соскучился за это время по Юэну. Он сумел узнать, что Джоан действительно работала с их отцом, причём достаточно плотно. Они трудились вместе над каким-то проектом, сверхсекретным, как и большинство вещей в работе отца. Но, как выяснилось позже, и разумеется не от Джоан – Итан разговаривал со многими из лагеря, и нашёл одного чувачка, оказавшегося неплохим рассказчиком. Питер, он очень близко знаком с Джоан, и, кажется, судя по тому, как он о ней отзывается и говорит, он безответно в неё влюблён, если не боготворит. Рассказал, как она спасла его и его маленькую дочь, как долгое время не могла отойти от шока собственной потери детей… тогда же Итан и узнал, что, а точнее кто был причастен к смерти детей Джоан… их с Юэном отец, разрабатывавший с другой компанией коллег какой-то вирус, выпустил этот вирус в атмосферу, из-за этого пошёл дождь, способный убить любого человека, у которого нет иммунитета… А, как известно, такой человек есть, вот только никто не знает, где он, кто он и существует ли вообще всё ещё или умер уже давно... Итан слушал рассказ Питера очень внимательно, стараясь не выдавать волнения и переживания, так как он не понаслышке знает, кто этот человек с иммунитетом, и где он находится. Но узнать об этом больше не должен никто… Тем более люди здесь, на ферме. Тем более Джоанн.
Эти мысли обуревают Итана до самого вечера. Ещё сильнее они обостряются, когда Юэн подаёт голос и рассказывает о том, что узнал от Риты сегодня. Про «охотников», про работу с ними Джоанн, про то, что она собирается сделать с Юэном… Это странно, хотя бы потому, что больше ни к кому, судя по всему, с таким требованием она не обращалась. Это странно и страшно, а ещё мерзко и неправильно. Итан думает, что вроде для подобного нужно как минимум разрешение родителей или опекуна, или ближайшего совершеннолетнего родственника, но, оглядывая беспокойных ребят, сидящих на краю кровати, где лежит Честер, у её основания на полу и на стульях, понимает, что они уже давно живут не в том мире, которым Итан его частично помнит. Здесь люди выживают как могут, и плевать им на правила, установленные когда-то давным-давно кем-то, кого, возможно, уже нет в живых…
Итан вздыхает и обнимает Юэна обеими руками, тоже наплевав на остальных присутствующих в комнате. Он слишком соскучился по брату. Он слишком переживает за него сейчас. И слишком сильно не хочет, чтобы Юэн переживал ещё сильнее, а судя по мелкой дрожи, которая бьёт его, он взволнован до предела. И это также слышится в его голосе, когда он предполагает, что Джоан может отдать его «охотникам», когда узнает, что он и есть тот самый иммун, о котором знают все, но не знают, где и кто он… Итан целует Юэна в макушку и чуть-чуть покачивает его в объятьях – они сидят на невысоком подоконнике, он достаточно широкий и удобный, прошлой ночью они на нём даже спали, так как спальных мест, вопреки тому, что местные жители сказали, что они рады всем и любому количеству людей, оказалось недостаточно. Но, на самом деле, насколько понял Итан, девчонки попросту отказались ночевать в другой комнате, сказав, что хотят остаться с Честером. А парни… парни просто никому не доверяют.
– Никто тебя никуда не заберёт, мелкий, я не позволю, слышишь? И ты не будешь сдавать кровь, потому что мы уйдём отсюда сегодня ночью. Нам нечего больше тут ловить, – Итан уверен в том, что он говорит. Он уверен и звучит уверенно. Он рассказал ребятам только часть из того, что он узнал о Джоанн и бункере, он умолчал о том, что узнал об отце, даже Юэну об этом не сказал, просто потому что он не знает пока даже как самому это переварить, и как сказать о том, что то, из-за чего они страдают, из-за чего десять лет выживают подобно первобытным людям и некоторым зверям – убивая, калеча без сострадания и без оглядки – это из-за их отца. Отца, который наказал Итану заботиться о Юэне во что бы то ни стало, из-за отца, бывшего всегда каким-то эталоном, что ли. Даже когда Итану было пятнадцать. Особенно когда Итану было пятнадцать… Да, отец не дал умереть Юэну, сделав его имунным, но из-за него погибли столько тысяч людей… И Итан пока не знает, как донести это до ребят, которые стали для него и для Юэна внезапной новой семьёй за каких-то неполных пять суток.
– И куда мы пойдём? В очередной бункер, где тоже нет ничего или стоит ещё одна комунна с толпой людей? – уточняет Майк. Он звучит не столько саркастично, сколько разочарованно. Итан и сам разочарован, он не знает, что ответить Майку, но он знает, что оставаться здесь им так же небезопасно, как и уходить отсюда в поисках очередного бункера. Но второй вариант – это всё же, считает Итан, лучше, чем если Джоан узнает, что Юэн иммун, и что его можно, как выразился Майк недавно, продать на органы.
– Мы можем пойти за стену, – задумчиво вставляет свою мысль Мэтт, и все оборачиваются к нему. До этого момента он молчал, видимо тоже переваривая полученную за день информацию. Например о том, что Скотт рассказал о некоей «стене», ограждающей заражённую зону. О том, что она, конечно, полна военных и тех самых «охотников», которые проверяют всех и каждого, прежде чем пропустить за стену, и что они ищут этого самого иммуна. И Итан, честно говоря, не очень-то понимает, зачем им переться и тащить Юэна прямо в руки вооружённой куче солдат добровольно. Тогда уж лучше остаться здесь и сдаться в руки Джоан. То на то и выйдет. Но Мэтт продолжает свою мысль тем, что они могут пробраться мимо вооружённых солдат незаметно, и тогда сумеют сбежать. Итану кажется эта идея бредовой. И не только ему. Зоуи тоже не согласна с Мэттом, как и Надин, и Честер, который приводит аргументы, что он обуза, и что с ним пробраться тихо не получится. И даже если они вернут назад своё оружие и смогут-таки как-то пробраться, для этого им нужны всё же ресурсы… а поэтому нужно выдвигаться в другому бункеру. Ну, или, по пути они могут что-то придумать, потому что…
– Оставаться здесь опасно. Извините, ребята, не знаю, как вы, но я не позволю этой докторше дотронуться до Юэна своими иголками и вообще, так что или мы идём все вместе, или мы уходим с Юэном вдвоём, и тогда… спасибо, что не убили, что были с нами и всё такое, – Итан хмурится, Итан прижимает к себе притихшего – как будто бы уснувшего, но скорее просто слушающего его Юэна – и думает о том, что как бы то ни было, но он бы многое отдал, чтоюы оказаться сейчас снова в безопасности, в бункере, к которому они так привыкли, который, несомненно, уже в печёнках сидит, от которого на протяжении всего этого времени хотелось убежать сломя голову, куда и как угодно далеко, чтобы не видеть… сейчас Итан прямо даже скучает по тому месту. По тому сводящему с ума спокойствию, по тому, чтобы видеть каждый день одно и то же лицо перед глазами, а не кучу лиц, которые не запоминаются, которые тычут в тебя дулами пушек, и которые хотят разобрать на органы самое дорогое, что осталось в жизни – брата, который так горячо и так крепко обнимает, сопит в плечо, и из-за этого до безумия хочется остаться с ним наедине и разделить это дыхание на двоих в определённом смысле этого слова. И чтобы сопел не от страха и усталости, а от желания и удовольствия. Но это невозможно, как и невозможно видеть выражения лиц товарищей, которые явно задумываются над словами Итана, над тем, что им делать. Итан вовсе не вызывался быть главнокомандующим их группы, но он поставил своё условие, он не хочет отдавать Юэна, он не хочет также чьей-либо смерти из этой компании, он не хочет и умирать сам. И он искренне считает, что поиск другого бункера – это их единственный сейчас выход. Он помнит, где тот находится, он знает, что они дойдут.

Отредактировано Vishnu (14.07.2018 20:47:16)

Если быть с собой до конца честным, Итан чувствует себя странно, наблюдая за сценой, разворачивающейся за стеной гаража в тусклом свете свечи. Ещё сильнее его раздражает тихий хрюкающий смех Майка, подпихивающего его локтем и тыкающего в Юэна и Риту, которые самозабвенно целуются, что-то явно шепча друг другу. Итан понимает, на самом деле, что должен быть рад за брата. И в то же время ощущает предательский укол ревности, потому что – это его Юэн, и какие-то там Риты не могут и не должны его целовать и вообще касаться. Это странно мешается в голове Итана из-за совсем недавних мыслей о том, что инцест – это плохо, и что то, что он испытывает к Юэну, то, что брат так настойчив с ним самим – это неправильно. Но видеть, как Юэн целуется с кем-то другим – это оказывается слишком запредельно для Итана. Он с трудом заставляет себя не глазеть и идти за Майком, неслышно ступая на землю и доставая оружие, припрятанное под брезентом.
Всю дорогу, всю поездку Итан не особо разговорчив. И, на самом деле вовсе не потому, что Юэн целовался с Ритой. На самом деле, если бы не он, они бы попались и могли бы быть посажеными на кол – ну, точнее застреленными как дезертиры, или как тут расправляются с потенциальной угрозой. Их бы всех убили, а Юэна отдали бы «охотникам», и всё тогда было бы просто охуеть как плохо. Так что Юэн спас их всех, спас ситуацию, но это не отменяет того факта, что Итан ведёт себя всю дорогу как молчащий мудак, даже не смотрящий на брата, потому что ему не хочется делиться собственными переживаниями и нервами по поводу сових противоречивых размышлений. Нет, он всё же пару раз ловит взгляд Юэна, улыбается ему даже мягко, как бы успокаивая и без слов говоря, что всё нормально. Но Юэну этого явно недостаточно.
Когда они оказываются в двухэтажном здании, у Итана перед глазами опять пробегают кадры из прошлого. Он был здесь раньше. Не раз. И Юэн был, их проводил сюда отец. Здесь он ставил свои эксперименты, здесь, возможно именно здесь он сделал из Юэна иммуна, из-за чего теперь на брата охотятся, его хотят порезать, сделать с ним что-то, явно неприятное. Потому что
Итан не верит в то, что какая-то капля крови Юэна может помочь тысяче людей, что она сможет помочь сделать вакцину от дождя. Так просто не бывает… И поэтому ближе к вечеру, когда ребята, уставшие и измотанные, располагаются по палатам, Итан ещё раз обходит все оставшиеся комнаты второго этажа – их не так уж много, два зала, небольшая комната, обустроенная под кухню, ванная комната и лаборатория, которая больше всего и тревожит Итана. Не только потому, что он вспоминает, как Юэн находился здесь, обмотанный кучей датчиков, подключённых к экранам мониторов и компьютерям, но ещё и потому, что именно эту комнату выбирает Юэн, чтобы смотреть в большое панорамное окно во всю стену, смотреть на здания рядом, на деревья и на кусочек неба, становящимся из синего чёрным. Туч на небе нет, а это значит, что есть возможность увидеть звёзды, которых Итан не видел десять лет. Он подходит к брату, а тот сразу же начинает извиняться, оправдываться за то, что спас их, что это был единственный выход, единственный способ, и Итан должен его понять. И Итан понимает его больше, чем Юэн думает. Будь он на месте Юэна, он бы поступил точно так же, правда потом пришлось бы, наверное, мозги Риты соскабливать со стенки, потому что, судя по настырности и собственничестве Юэна, тот мог бы просто раздробить ей череп прикладом автомата. Эта ужасающая и кошмарная картина почему-то веселит Итана. Наверное, потому что он действительно совсем сошёл с ума, наверное, потому что в этом чертовски сложном мире по-другому никак. Итан улыбается, берёт лицо брата в руки, поднимает его подбородок, чтобы смотрел в глаза и улыбается, тихо говорит:
– Ты всё сделал правильно, мелкий. Прекрати истерить. Ты просто герой, знаешь? Я бы на твоём месте не знаю, струсил. Но не ты, ты нет, ты крутой, – в глазах Юэна стоят слёзы, и Итану это не нравится, он наклоняется к нему, целует одну щёку, затем другую, спускается поцелуями к губам, задерживается там на несколько мгновений, прежде чем решиться. Поцелуй оказывается неловким, тягучим, томным и медленным, но таким нежным, таким трепетным и таким нужным сейчас. Итан не уверен, на самом деле, кому он нужнее – ему самому или Юэну, но, кажется, они оба испытывают в этом необходимость. Юэн со своим «я не хотел её целовать» и Итан со своими мыслями – оба как два утопающих хватаются за этот метафорический спасательный круг.
Когда Итан отстраняется от Юэна, он только лишь улыбается мягко, в то время как Юэн едва заметно шмыгает носом, стараясь скрыть тот факт, что только что чуть не разрыдался как девчонка. Как будто Итан его бы осудил или обсмеял бы. Глупый мелкий.
– Я не потому весь день такой загруженный… ну, то есть и потому, конечно, но… это место. Юэн… – Итан оглядывается и присаживается на кушетку, стоящую совсем рядом с окном. Отсюда по-прежнему открывается отличный вид на небо и тёмные, мрачные, безжизненные здания напротив. Раньше, конечно, улицы освещались огнями, всё было гораздо, гораздо ярче, но не для Итана, который сидел у кровати Юэна, на котором была надета кислородная маска, и он всё время звал маму и просил Итана его отсюда забрать. – Юэн, дождь убивает людей из-за отца. Джоан с ним работала. Но он ещё работал над чем-то, что повлекло за собой этот смертоносный дождь. И из-за него погибли дети Джоан. И ещё тысячи людей. Но Джоан знает, что отец перед этим создал человека, имунного к дождю. Тебя… Поэтому нам нельзя было говорить, кто мы есть на самом деле. Поэтому нам пришлось бежать. И да, наверняка Джоанн знает об этом месте и оно небезопасно для нас, для тебя полностью… хотя бы потому, что здесь… – Итан запинается. Он долго подбирал слова, считай весь день, чтобы рассказать обо всём брату. Он по-прежнему не знает, как быть с остальными, должны ли они знать, сможет ли он вообще им рассказать об этом, или скрыть, но не будет ли тогда только хуже? Но Юэну он должен рассказать о том, о чём вспомнил, о чём знает, потому что это касается их двоих и их отца. – Здесь, прямо в этой комнате, Юэн, отец долгое время проводил испытания лекарств на тебе. И здесь ты стал тем-самым. Как Гарри Поттер, бля. Мальчик, который выжил, – Итан усмехается, но его усмешка невесёлая. Он смотрит на Юэна со скорбью в глазах, он ожидает, что тот сейчас начнёт задавать вопросы – это обычное состояние Юэна, оу камон, но на этот раз Юэн просто молча подходит к Итану, обнимает его за плечи. Итан раздвигает колени, чтобы Юн встал ближе и плотнее, чтобы максимально мог прижаться к нему, и когда Итан тоже обнимает брата, все плохие мысли, все невзгоды, кажется, уходят на задний план. Казалось бы, вот то, чего так не хватало всё это время – крепких, любящих объятий Юэна. Его горячего сопения в шею, его тепла так близко, так рядом… Итан мягко целует Юэна в местечко за ухом, гладит по голове одной рукой и по спине – другой, смотрит за окно и слабо улыбается, потому что вот оно… – Погляди, Юэн. Звёздное небо. Посмотри, как красиво.
Видно пусть и совсем немного, и на горизонте виднеется темнота, означающая приближение плотной тучи, но звёзды всё равно отчётливыми точками сияют на чёрном холсте. А чуть правее, немного скрытую за крышей здания напротив Итан замечает и луну. Теперь ясно почему ночь такая светлая. Юэн оборачивается к окну, Итан поднимается с кушетки и становится за спиной Юэна, обнимая его за плечи и дыша ему в затылок. Он мог бы, наверное, стоять так вечность, если бы не Зоуи, вошедшая в лабораторию и включившая свет.
– Что это вы тут делаете? План побега разрабатываете? – ехидно уточняет она, глядя на от внезапности отскочивших друг от друга Итана и Юэна, будто они делали что-то более неприличное, чем просто обнимались и смотрели в окно. Она вздёргивает бровь, глядя то на Итана, то на Юэна, залившегося краской от похожих с Итаном мыслей. – Я чему-то помешала?
– Мы смотрели на звёзды. Выключи свет, и посмотри тоже, – стараясь звучать непринуждённо, предлагает Итан, снова становясь вплотную к Юэну, так, будто это ничего не значит. Просто братские обнимашки. Судя по лицу Зоуи, она это так и воспринимает.
– Я видела звёзды, Итан. Ты как первобытный, ей богу, вы спать собираетесь? – Зоуи улыбается, выключая свет в лаборатории и собираясь выходить.
– А мы не видели уже больше десяти лет, так что мы ещё постоим тут немного, ладно? – Итан всё ещё надеется, что Зоуи ничего не заметила, ничего себе не напридумала, ничего никому не расскажет. И надеется также, что она не замечает и того, что как только двери за ней закрываются, Юэн – будто только этого и ждал – оборачивается к Итану и, обхватив его за шею руками, жадно приникает к его губам в требовательном, настойчивом поцелуе. Чёрт побери, мелкий, когда ты только успел-то научиться так?..

Отредактировано Vishnu (15.07.2018 22:15:19)