Вот куда-куда, а в Мексику его еще не увозили.
Иисус брел вдоль трассы, кажется, к Мехико. Он надеялся, что в Мехико. Указатели вроде как подтверждали. Он не был уверен. Ноги от дороги гудели уже не меньше, чем голова, но редкие машины голосующего Иисуса подхватывать тоже не спешили.
Еще вчера он точно был в Сан-Диего и бухал с молодыми латиносами. Много. Он смутно помнил, как кто-то предложил продолжить вечеринку на пляже в Тихуане. И как они грузились в машину.
На пляже в Тихуане Иисус и очухался. Без остатка своих скромных денег, документов и обуви. И, конечно, молодых латиносов.
За обувь было обиднее всего. Могли бы ботинки и оставить. Хорошие на дороге не валялись. Никакие не валялись, как оказалось, и даже кеды на проводах не висели.
И, главное, в Штаты без документов ему было не вернуться. Проезжающих в сторону Мексики не шмонали никогда. Видимо, так он на пляже и очутился: американский паспорт у Иисуса терялся регулярно, вероятно, он без него и укатился. Зато на въезд в Калифорнию контроль был огого. Откуда Иисус это знал, он не был уверен. Может быть, его так уже увозили.
Так или иначе, а без бумажки или хотя бы помощи ему было не вернуться. Одна радость: в Мексике хотя бы был «Камень Солнца» и его Стрелок. Доберется — будет спасен.
Если доберется. Гудели-то не только ноги, но еще и голова, и жрать и пить хотелось отчаянно, а ему пока даже заправка никакая не попадалась, где можно было бы состроить грустные глаза и изобразить из себя не очень говорящего на испанском иностранца в беде.
Ноги Иисус в конце концов стер. Он уселся на землю на обочине и пытался ловить машины сидя, пока ранки затягивались по-божественному быстро.
Очередная машина, желтый джип, начала тормозить. Уже не особо надеявшийся Иисус встрепенулся, когда дало о себе знать присутствие. Водитель, кто бы он ни был, был божеством. Довольно сильным, насколько он мог судить. Незнакомым.
Иисус поковылял к машине.
Хорошо, наклоняться не надо было, чтобы заглянуть в окно.
— ¡Hola! — радостно разулыбался он богине, что обнаружилась за рулем. — Necesito… блядь, да как же оно… ¿Hablas inglés?

Иисус выдохнул с облегчением. Английский у богини явно был лучше, чем его намеренно кривой испанский. Значит, не претенциозная из местных, которые из принципа выбирают только и исключительно язык своих верующих. Поладят, наверное.
— Не я такой, жизнь такая, — отозвался он и посмотрел на себя в боковое зеркало. — О. Ага. Спасибо.
Богиня была права: привести себя в порядок ему бы не помешало. Бутылка воды и салфетки вряд ли сильно спасали положение, но на предложение он кивнул. Сполоснул и заодно подлечил ноги, чтобы не пачкать кровью и грязью чужой салон; ловким движением руки размножил последнюю салфетку еще на несколько, чтобы все как следует обтереть, прежде чем запрыгнуть внутрь.
— Спасибо, — повторил улыбающийся Иисус и отхлебнул воды. — Выручаешь фантастически. Буду твой должник, да?
Бутылку, снова мистическим образом полную, он бросил назад. Надо же было чем-то отплатить спасительнице. Он бы и в вино превратил, если б они не в дороге были.
Он перестал улыбаться, когда заметил сзади биту, явно… бывшую в употреблении. Покосился на богиню и снова на биту. Это кого она подвергала нечеловеческому правосудию, интересно? Да еще от всей души? Может, ему сбежать, пока не поздно?
И телепать до Мехико пешком, ага. Без еды, воды и перспектив. Конечно.
Иисус выпрямился и пристегнулся, когда смог щелкнуть замком наконец.
— Мне, в общем, в «Камень солнца» бы. Который мотель. Ну ты знаешь. — Он улыбнулся богине немного нервно. — Стрелок, все дела.
Наверное, прилично было бы представиться или спросить об имени спасительницу, но окровавленная бита сзади мало располагала к откровенностям и любопытству. Придумать навскидку обращение для себя у него тоже не получалось — сплошной Хесус был в голове.
Зато резиновый коврик приятно холодил ступни. Иисус чуть не жмурился от удовольствия.

— Ха-ха.
Возможно, с долгом он поторопился. Но двери его новая знакомая уже заблокировала, да и выскакивать из машины на полному ходу было самоубийственно, а Иисус пытался забыться — сдыхать в его планы не входило.
— Пообещал. — Он крепко пожал протянутую руку. Еще и мусор за собой из боковинки выкинет, чтобы наверняка. — Приятно познакомиться… Санта.
Святой Николай предстал у него перед глазами во всем своем рождественско-наркоманском великолепии. Подарочки детишкам, любящим бейсбол и причинять тяжкие телесные! Кровь и налокотники в комплект не входят!
Утешало, что и эта Санта не была похожа на богиню, которая забивает людишек смеха ради.
Не утешало, что он не так чтобы хорошо разбирался в богах.
Вдвойне не утешало, что ему все еще надо было представиться в ответ, а он тут с испанским комедию наломал такую, будто латиноамериканцы не были одними из самых преданных его верующих.
Пауза, кажется, затягивалась.
— Только учти, что я это. Иисус, — признался он наконец с тяжелым вздохом. — Можно Хесус. Так что меня с битой ни к кому подойти из-за угла не проси, окей? Вот если тебе надо наказать фиговое дерево — я твой парень.
Не коситься на биту, пока он тянулся за водой, не выходило. Иисус свинтил крышечку с бутылки и отпил вина. Чуть поморщился.
— Мерзость. Ты что, правда не знаешь Стрелка?
Она шутила так, будто не знала. Иисус попытался выкопать из своей паршивой памяти все, что знал о ее культе. Знал он немного. Санта была любимицей преступников, потому что не осуждала. Бывала ли она раньше на земле? Ей что, не требовалась помощь?
— Его, кажется, Пабло зовут в этом воплощении. Суровое такое существо, взглянет только — и ты уже кирпичей готов отложить на целую дорогу… Серьезно, вы не пересекались?

Санте Иисус передал уже снова воду. Она очень странно на него посмотрела перед этим — он не мог не заметить. Не то чтобы его волновало.
Бита волновала больше, но слова Санты звучали резонно. Иисус не поощрял немотивированное насилие. Мотивированное тоже не поощрял, но мог с ним неохотно согласиться.
Как в этом случае.
— Люди — те еще дебилы. Вот я им что говорил? Любите друг друга. А они что сделали? Вырезали полмира, рассказывая о том, как охуенно в меня верить. Пиарщики от бога, блядь.
Он покачал головой и сполз на своем сидении чуть ниже. Вежливо отобрал назад воду, допил, посмотрел на пустую бутылку и провел над ней рукой, снова ее заполняя. Кончики пальцев заныли от фокуса; Иисус сжал и разжал пару раз ладонь, бросил бутылку себе в ноги.
Ладно. Они говорили про Стрелка.
— Боги когда-то, еще до моего времени, решили, что на земле им нужны чуваки, которые бы помогали земным воплощениям осваиваться, — начал он задумчиво. — Сейчас их аж тринадцать. Существа. Их называют Смотрителями. У каждого свое заведение под присмотром: бар там, жральня. У Стрелка вот — мотель.
Он, кажется, успел во всех побывать за столько-то времени. Он не был уверен.
— Ты наверняка была в Мехико. Была же? Там не почувствовать присутствие Смотрителя нельзя. Это… — он завис, сделал пару экспрессивных жестов руками, даже по лбу себя хлопнул, но аналогия в голову быстрее не пришла. — Как, не знаю, северная звезда, которую ты видишь, даже закрыв глаза?
Он вздохнул и снова растекся в кресле, только сначала дотянулся до козырька, чтобы солнце так в рожу не светило.
Способность болтать притчами он явно прокурил.

Иисус пожал плечами. Люди — они были такие, да. Как в анекдоте. «Мужик, ну ты хотя бы лотерейный билет купи».
Иисус им завидовал. Он по-настоящему не помнил, как это — быть человеком, но здесь, в теле, ему было лучше, чем там, наверху. Он в принципе чувствовал себя ближе к ним, потому что был Сыном Человеческим. Люди так верили. У людей была вот эта вера. Иисус считал саму их способность верить прекрасной и удивительной вне зависимости от того, в божеств она была или в абстрактные чудеса.
Он сам давно ни во что не верил.
Он вздрогнул от прикосновения к своей руке, покосился на Санту. Ее сочувствие было неожиданно, но приятно.
— Они причем считали это богоугодным делом. — Даже говорить об этом было тяжело. Иисус бы предпочел забыть, но такие штуки всегда отчаянно врезались в его память и оставались даже в человеческом облике. — Я все пытаюсь найти в Библии, где я говорил, что убивать людей другой веры и силой обращать их в мою — это тема. Но…
Но.
Он нагнулся за водой, передал бутылку Санте снова и полез в бардачок искать ром.
— Подбрось, раз можешь. Далеко тут ехать?
Рома в бардачке не нашлось. Под ногами у Иисуса он тоже не валялся, а выпить его было жизненно необходимо. Он оглянулся на заднее сидение и зацепился взглядом за биту. Не опять, а снова.
— Где, говоришь, ром? — уточнил он, так и гипнотизируя кровавые пятна на бите взглядом. — И, блин, слушай, давай я почищу ее?
С чистой битой ему было бы уютнее. Наверное.
Если сможет развидеть.